— У меня завтра Галка уезжает домой на все выходные. Буду одна вечерами скучать, — вздохнула Ольга, хитро посматривая в мою сторону. Вчера я сводил её в кино. Шикарная французская комедия «Игрушка» с Пьером Ришаром. Смеялись оба, когда не были слишком заняты… последний ряд — такое дело…

— Я завтра до полдвенадцатого работаю, а потом могу приехать. Будешь ждать гостя? — задал я вопрос, улыбаясь, как чеширский кот, от уха до уха.

— Буду. Я тебя, Паша, всегда ждать буду…

Итак, на дворе 1976 год. Любимое время для критиков социализма. Период «застоя» и «двойной морали». Любимый Леонид Ильич только недавно «скушал» своего вдохновителя Подгорного и сел сразу на два кресла. Сделано это было нагло и бесцеремонно. Подгорному даже не дали выступить, когда снимали. Лёня не так давно провёл три месяца на лечении и уже ничего сам не говорит, только бумажки читает. Все его речи проходят через Кузнецова, а в Москву стягивается «днепропетровская» группа. Справки и выступления за Брежнева готовят помощники из его секретариата. Они и определяют направление деятельности Генерального секретаря ЦК, следовательно, определяют политику ЦК и правительства.

В Политбюро со второй половины 70-х годов сложилась группа товарищей, которые подготавливали предложения, вопросы, касающиеся как внутренних, так и внешнеполитических проблем. Эта группа состояла из наиболее приближенных Л. И. Брежневу людей, которым он полностью доверял и полагался на их предложения и рекомендации. В нее входили в разное время Ю. В. Андропов, К. У. Черненко, А. А. Громыко, Д. Ф. Устинов, Н. А. Тихонов. Они часто собирались (вне рамок Политбюро ЦК), обсуждали наиболее важные проблемы внутренней и международной жизни, политики, решений партии и правительства, докладывали свои предложения Л. И. Брежневу и по согласованию с ним вносили вопросы в Политбюро ЦК. Иногда какие-то вопросы решались ими в оперативном порядке. Их предложения, как правило, проходили в Политбюро, ибо они их дружно отстаивали, пользовались своими близкими отношениями с Генеральным секретарем ЦК КПСС, да и просто в силу занимаемых должностей.

Неудачным было ближайшее окружение Л. И. Брежнева — его помощники, референты, консультанты. Во многом влияли на выработку внутренней и внешней политики такие люди в аппарате ЦК или внештатные консультанты, как Арбатов, Иноземцев, Бовин, Черняев, Шахназаров, Загладин и другие. Отношения строились на принципах угодничества и беспрекословного подчинения патрону. Материалы и предложения готовились только угодные Генеральному секретарю. Докладывалось то, что было ему приятно слышать.

Все это плохо воспринималось в партии и народе, порождало различные слухи, пересуды и анекдоты. Падал авторитет Генерального секретаря ЦК. Этому способствовали и личные слабости Леонида Ильича Брежнева. Он очень любил получать награды и всяческие почести. Никак не украшали его четыре звезды Героя Советского Союза, многие ордена, полученные в мирное время, главным образом, по случаю дней рождения и других дат. Так, за подписью многих видных военноначальников — министра обороны СССР А.А. Гречко, всех его заместителей, членов коллегии министерства, почти всех маршалов Советского Союза в Политбюро ЦК КПСС поступило письмо — предложение о присвоении Л. И. Брежневу звания Маршала Советского Союза (поскольку он является Председателем Совета обороны страны). Коллегия Минобороны в полном составе пришла на заседание Политбюро при рассмотрении этого вопроса. Решение было принято, вышел указ Президиума Верховного Совета СССР. Появился новый Маршал Советского Союза, а потом он ещё и орден Победы нацепит[3].

Один из делегатов IV съезда ПОРП (компартия Польши) — крестьянин, рассказал о своем хозяйстве, что у него 10 гектаров земли, несколько лошадей, коров и т. п. Он попросил выделить ему 100 гектаров угодий, продать трактор и другие сельхозмашины. Брежнев был очень удивлен этим выступлением.

— Это же кулак, у него в хозяйстве батраки! И это член коммунистической партии, — высказал тогда своё «фе» всеми любимый вождь Гомулке, первому секретарю ЦК ПОРП.

Знаю я про этот случай и особых иллюзий по нынешнему руководству страны не питаю. Ничего они в ближайшее время менять не собираются и другим не дадут. Болото. Застой. Что-то делать придётся аккуратно, по миллиметрам, и желательно при этом оставаться в стороне, на вторых и третьих ролях. Вроде, меня тут не было, просто мимо проходил…

Всё ещё не могу отказаться от длинных пробежек. С Семёнычем мы определились, что будем работать на прыжки. Вроде бы мне бегать столько теперь не надо, даже вредно, но я пока не могу себя перебороть — не идёт тренировка, если километра четыре-пять до неё на ноги не положу. На бегу мне хорошо думается. После пробежки иду в институтский зал. Октябрь в Свердловске выдался холодный и дождливый. При зале выделили большую комнату под тренажёры. Наши тренажёры, с Пневмостроймашины. Там и работаю на ноги под нагрузкой. Через неделю зональные соревнования в Новосибирске. Они у меня в личном плане особняком стоят. Там надо побеждать и обзаводиться личным тренером, в подмогу Семёнычу. У него сейчас завал по работе. Целыми днями пишет и пишет всякую белиберду, которую ему по должности оформлять положено.

Претендент на место моего второго тренера уже третий вечер над курсовой сопит, что характерно, по методике тренировок для прыгунов, забавно потряхивая спадающей чёлкой. А что я, я любуюсь и помогаю в спорных моментах. Вчера даже ужин сам приготовил, чтобы любимая не отвлекалась.

Двухкомнатную квартиру я снял на полгода, в Витькином доме. Стоило только заикнуться, что неплохо было бы найти такой вариант, как Витька выдал информацию по двум квартирам только у них во дворе, хозяева которых готовы их сдать приличным людям. Внук у Марьи Степановны уехал в Уфу, будет там учиться в институте на нефтяника. Вот и простаивает у неё квартира, от его погибших родителей оставшаяся, а пятьдесят рублей в месяц — это почти что вторая пенсия, по которой она шестьдесят рублей получает. Так хоть будет, чем внуку помочь, в его студенчестве.

Заявление в ЗАГС мы подали неделю назад. Свадьба в декабре. Мои родители в шоке, Ольгиных ещё не видел. Они в Нижнем Тагиле живут. В будни она занята, а в выходные я не могу уехать. Поэтому в ближайшие дни ждём гостей. Потенциальные тесть с тёщей пожалуют. Надо мне как-то хитро до своего отъезда на соревнования их обратно отправить, а то не нравиться мне Олькина реакция при упоминании про её маму. Боится она свою маман, а мне это, как ножом по сердцу… Никому не дам свою малышку обидеть.

— Родители завтра приезжают. Уже билеты купили на первый рейс, — докладывает моё солнце, вылетев с телефоном в руках из кухни и таща за собой длинный провод. Аккуратно забираю у неё аппарат, он у нас инвалид, корпус весь склеен из кусочков. Давно надо новый купить, да всё некогда. Пользуемся пока тем, что от старого хозяина остался.

— Так. Принцесса моя, Дюймовочка, а расскажи-ка мне, что за родственники нам перепадут по твоей линии, — прошу я у Оли, любуясь, как она по-боевому вскидывается на Дюймовочку. Я вот от её миниатюрности млею, а она злится, как услышит. Зато страх в глазах сразу же исчезает. Ловлю пару диванных подушек, летящих в меня, и пристраиваю Ольгу у себя на коленях. Притворно охаю, получив локотком под ребро.

— Маму в этом году с начальника отдела ОТК убрали в профком, — начинает она повествование о будущей родне.

— С этого места поподробнее, — прошу я, закручивая пальцем её кудряшки около уха.

— Это папа так сказал. Она у меня слишком принципиальная. Брак даже в конце месяца не пропускает, когда у завода план горит. Папка у меня классный. Я всегда к нему убегаю, если натворю что-нибудь. Он меня защищает, даже если я не права. Он у меня знаешь какой заслуженный. Пять лет начальником сборочного цеха работает, а до этого там же начальником смены был.