На стадион пошли всей командой. Сегодня заключительный день и впереди у нас масса переживаний. Пока мы идём почти вровень с американцами. Чуть-чуть проигрывают мужчины, и немного у американок выигрывают наши женщины.
Я разминаюсь и под пристальными взглядами тренеров делаю несколько показательных ускорений. Заметив, что со мной всё в порядке, они немного успокаиваются и переключают своё внимание на других спортсменов.
В эстафете мне предстоит бежать третий этап. Эстафеты, да и всё остальное, что связано с бегом на короткие дистанции, мы выигрываем редко. Сильны у американцев чернокожие бегуны, а у нас куда-то подевались последователи Валерия Борзова, который уже завершает свою спортивную карьеру. Великолепный спортсмен! Единственный белокожий атлет, которому удалось прервать многолетнее доминирование темнокожих бегунов на короткие дистанции. Думаю, что Валерий со своей женой, гимнасткой Людмилой Турищевой, четырёхкратной олимпийской чемпионкой и многократной чемпионкой мира и Европы, самая "золотая" семейная пара в Советском Союзе. Жуть берёт, когда представишь, сколько значимых золотых медалей они положили в свою семейную копилку.
Говорить о том, что перед стартом я был абсолютно спокоен, не буду. Волнуюсь, хоть и стараюсь, чтобы это не было слишком заметно.
Но тем временем дело доходит и до нас. Расходимся по своим стартовым позициям. Старт! Мощный выброс адреналина. На первом этапе проигрываем метр. На втором чуть меньше. Наконец и я, подхватив эстафетную палочку, бросаюсь вслед за темнокожим атлетом. Как же порой много можно успеть за десять секунд. Я почти достал своего соперника. Ещё бы десяток метров дистанции, и мы шли бы вровень. Почувствовав, что не успеваю, выкладываюсь в два огромных прыжка, до боли напрягая связки. Американец, растерявшийся из-за моего появления рядом с ним, только со второй попытки передаёт эстафетную палочку своему партнёру, подарив нашей команде одну или две десятых секунды. И да! Мы выигрываем эстафету!
Наш спортсмен приходит первым, на полкорпуса обогнав соперника. Смотрю, как ликует наша команда. В победу на этой эстафете никто не верил, хотя вслух ничего и не говорилось.
Напряжение на стадионе нарастает.
Мужчины заканчивают свои выступления, и по общему зачёту среди мужчин мы отстаём от американцев на три очка.
Теперь всё в руках женщин. Наши любимые советские спортсменки. Они хоть и пребывают в тени мужского спорта, но своё знамя несут достойно.
И женщины нас не подводят. Они отыгрывают четыре очка!
Советская сборная победила!
И кто его знает, сколько таких побед нам ещё предстоит совершить не только в спорте, но и в труде, чтобы весь мир нас принял и признал такими, какие мы есть.
Глава 23
Столица нашей Родины встретила меня моросящим дождиком и утренним туманом, из-за которого прибытие нашего рейса задержали на час с лишним.
За долгое время перелёта мне удалось спокойно осмыслить и разложить по полочкам свои впечатления от поездки в США.
Радость от фантастически удачного участия в спортивных соревнованиях немного притухла после не слишком удачного выступления на музыкальном фестивале. Впрочем, мы сами виноваты. Решили показать новые песни и ошиблись. Публика новинки приняла холодно и отозвалась только на ту песню, которая была уже ей знакома, и которую мы сыграли последней.
Будем знать на будущее, что на таких мероприятиях надо исполнять только проверенные песни, легко узнаваемые слушателями.
Впрочем, в нашей ошибке не последнюю роль сыграли и сами американцы. Они привыкли к другой музыке. Популярным американским песням присущ определённый минимализм, выраженный в частом повторе кратких музыкальных фраз-паттернов. Для США такие традиции закономерны. Мышлению американцев более свойственно всеприемлющее стремление к единству, несопоставимое с аналитическим мышлением европейцев, воспринимающих жизнь из конфликтных составляющих. Короче, проще нам надо было музыку сочинять и совсем не стоило размахиваться во всю ширь русской души ради американского фестиваля.
— Ты опять по делам умчишься или со всеми на базу поедешь? — Семёныч, привыкший к моим метаниям по столице, задаёт свой вопрос чисто символически.
На мою тощую наплечную сумку он уже внимания не обращает. Привык, что я с собой много не таскаю. У них с куратором по большому чемодану в багаже, и только я один налегке.
— Дела, Семёныч, дела. Но к шести вечера буду на базе, как штык, — с лёгкостью перекладываю я все заботы на могучие плечи тренера, обещая ему прибыть к банкету и прочим награждениям, назначенным на сегодняшний вечер.
О паре встреч в Москве я уже договорился, позвонив из США по обычному уличному телефону-автомату. Так-то шок. У нас для международного разговора нужно идти на специальный переговорный пункт и заранее заказывать переговоры, заодно демонстрируя паспорт, а тут бросил двадцатипятицентовик и позвонил. Чудеса, да и только. Отмахиваясь от предложений "бомбил", выстроившихся шеренгой по дороге к выходу из аэропорта, усматриваю дедка, стоящего в стороне и с тоской провожающего глазами очередного пассажира, ухваченного таксистами.
— Отец, до города не подбросишь? Точнее даже, до пригорода, — спрашиваю я у него.
— А что ты с этими не поехал? — отвечает дед, вильнув глазами на "бомбил".
— Жадные они. Опять же поговорить с ними не о чем.
Решение пришло само собой. Я вдруг понял, что остро соскучился по обычному человеческому общению.
Как славно когда-то проходили вечера в гаражах. Мы красили машины, а пока краска сохла, общались с нормальными мужиками. Они, не стесняясь в выражениях, выкладывали своё, наболевшее. Если разобраться, то наверное никогда я не был так близок к народу, и не слышал более откровенных отзывов про нынешние времена. Подвыпив, гаражные ораторы без стеснения резали правду-матку, особенно когда разгорался спор. Знали, что вокруг все свои, не сдадут.
Тогда доставалось всем. И армейскому генералитету, и торгашам, и особенно партийному руководству. Со стороны было очень заметно, что живут вышеперечисленные товарищи не по средствам, и законов особенно-то и не боятся.
С приходом Андропова к власти кое-что начало меняться, но до нашего Свердловска эта волна докатилась изрядно ослабленной. "Слуги народа" лишь слегка прижали уши и чуть-чуть подсдули щёки.
Больше всего возмущений в брежневские времена вызывала откровенная ложь. С трибун говорилось одно, а на самом деле все знали, что это не так. Умолчания, подтасовки, приписки. Партия давно потеряла доверие народа. На того же Брежнева, пока он правил, смотрели, как на душевнобольного идиота, и для самоуспокоения сочиняли про него анекдоты. Когда посмеёшься над горем, оно уже не кажется таким горьким.
Очень часто в спорах звучала цитата из кинокомедии "Джентльмены удачи":
— Этично-неэтично! Это у нас с ними цацкаются, на поруки берут, а надо, как в Турции в старину: посадят вора в чан с дерьмом, только голова торчит и возят по городу. А над ним янычар с мечом… и через каждые пять минут вжик мечом над чаном. Так что если вор не нырнет — голова с плеч! Так он весь день в дерьмо и нырял.
Вся страна, посмотрев кинокомедию, тогда прекрасно поняла, о ком идёт речь, и искренне желала коммунистическим правленцам Брежнева бесплатной экскурсии по городу. Можно даже в персональной бочке, лишь бы наполнена она была до краёв.
— Слуги народа, ну конечно же… Представьте, что вы служанку наняли, она купила торт за ваши деньги, сожрала с него все вишенки, розочки из крема и орешки, а остатки бросила вам на стол, и упёрши руки в боки, смотрит, кто недоволен и отказывается это есть, — примерно так однажды отозвался в гаражах один тихий мужичок о партийных спецраспределителях и спецмагазинах, где отоваривались "слуги народа". С его слов выходило, что самое вкусное всё там съедают, а мы про чёрную икру и парную осетрину только из книг можем узнать.