Симпатичный костюмчик «Монтана». Сто пудов, польский самопал. Ярко-голубая куртка с темно-синими полосками на рукаве и вышитым орлом, всё на молниях, плюс темно-синие брючата с прямым низом, на поясе резинка и шнурок. Ткань синтетическая, с мягким ворсом внутри. Размерчик мой. А что? Сделано со вкусом, материал явно не простой и не дешёвый. Смотрится нарядно и необычно. Получше, чем малазийский Адидас из дешёвой тряпки.
— Почём нынче польский самопал? — достаточно громко интересуюсь у вздрогнувшего продавца.
— За восемьдесят отдам, — вполголоса цедит парняга, стараясь сохранить облик крутого фарцовщика.
— За палёную Польшу восемьдесят? Ты с дуба рухнул. Дам тридцать, — голос у меня сильный, процесс интересный, слушателей много. Вон, ближайшие продавцы и покупатели в открытую уже улыбаются, прислушиваясь к тому, что продавца спалили.
— Слышь, иди нахрен отсюда, — обречённо шипит продавец, понимая, что я ему порчу торговлю. Наверняка в сумке у него ещё пара аналогичных костюмчиков из той же Лодзи или Варшавы.
— За полтинник возьму, — так же интимно сообщаю свою цену.
— Шестьдесят.
— Да у неё все швы кривые, — чуть повышаю я голос.
— Забирай, и чтобы я тебя больше тут не видел, — не выдерживает психологической атаки начинающий спекулянт.
Было бы сказано. Так, костюмчиком отоварился. Был у меня один знакомый гном, тот, пока торговался, два раза успевал подраться с продавцом. Потом они, правда, выторгованные им на покупке деньги вместе с тем же продавцом пропивали в ближайшем шинке.
Без особых приключений и торга приобрёл «Ботас», вполне себе приличные кроссы, белые, с тремя черными полосками по бокам.
Над «Найком» завис. Тёмно-синие замшевые кроссовки, с ярко-жёлтыми вставками. В одну из них были вставлены очки, матёрые даже по виду. Кроссы чуть великоваты, но на носок потолще вполне пойдут. Очки спортивные. Рэй-Бан. Они-то тут откуда взялись? Симпатичные, с кожаными экранами по бокам. Торговля была эпической. Даже описывать не буду, чего мы за двадцать минут друг другу наговорили. В оконцовке всё же вырулил. Ушли все «подарочные» деньги и часть моих. В кармане пятёрка с мелочью. Костюм, две пары кроссовок, очки. Дорого мне выходит занятие «любительским видом спорта».
Глядя на мои траты, Николай только вздыхал. Видимо его гардероб обходился в разы дешевле.
Заскочил домой, похвастался покупками. Мать от цен ахнула, отец только крякнул. Возражений не озвучили, значит одобряют, хм… скорее всего.
Добили с Колей мелочи по строящейся аппаратуре. На удивление быстро. Решили себя побаловать и съездить в пельменную на Пушкинской. Две порции пельменей с бульоном, по сорок четыре копейки за порцию — для молодого организма даже маловаты будут, но третью явно не потянуть. С этих-то осовели.
— Завтра ставим динамики и усилители в корпуса? — творческий запал у Николая и не думает снижаться.
— Да, только ты мне привезёшь четыре рваных динамика из ДК. Два 2А-9, и два 2А-12. Предлагаю по той же схеме. Даёшь два неисправных — забираешь один целый. Слушай, может там пищалка кинаповская завалялась, глянь, она мне очень нужна.
— Годится. К десяти приеду. Пищалку прихвачу, они там в ящике сложены. У тебя на второй комплект есть покупатель?
— Пока нет. Думал в кабаки попредлагать.
— Пока не дёргайся. Доделаем, я знакомому одному покажу, но про это после поговорим. Очень уж там чувак самобытный. Обхохочешься.
Коля уехал, а я пошёл домой. Мне ещё на гитаре поиграть надо, да подумать, с чего начать работу с микросхемами. Есть в голове одна идейка, надо её покрутить со всех сторон. Можно серьёзно упростить себе задачу, если сложную схему разбить на двенадцать простых однотипных плат. Посчитал. На максимальной задержке я могу до полутора секунд эха на последней линейке набрать. Хорус тоже будет. Вокал с ним ярче и живей звучит. Знаете, как заметно отличается звук у обычной и двенадцатиструнной гитары. По две струны у двенадцатиструнки, настроенные на одну ноту, дают слегка разные резонансы и гитара звучит «в разлив». Тот же эффект и на вокале получится.
Из дома позвонил Вите и Диме. Поболтали. Рассказывать, что я уже студент, не стал. У них впереди вступительные экзамены, а я вроде как уже поступил. Заставят ведь объяснять, что да как, и что я им скажу?
У меня ещё работа. Доделываю усилители. Передняя панель у них будет другая. Более современная по виду.
Коля притащился с самого утра. Под неодобрительным маминым взглядом я на бегу закинул в себя бутерброд. Дотащили до машины усилки. Ха, да он даже бас сегодня с собой приволок. Не верит что ли, что всё будет работать, как надо? Зря…
Ну, вот и всё. С его комплектом закончили. Пробуем. Хороший тугой плотный звук. Шумов нет. Регулировки глубокие. Презенсе шикарный. У Николая не сходит улыбка на все тридцать два зуба. Так и гланды простудить не долго.
— Земля и небо. Теперь понятно, почему ты говорил про звук тонущего дирижабля. Реально бас до этого тупо бубнил не пойми какую ноту. А теперь смотри, правда похоже на звук рояльной струны?
— Слышь, Гловер, а как ты его повезёшь? К тебе ни одна колонка не влезет.
— Чо вдруг Гловер…? Хотя, можешь называть, мне нравится, — Коля от скромности не умрёт. Роджер Гловер, басист из Дип Перпл, наверно самый известный среди их басистской братии. Чую, прилипнет к нему новая кличка, как банный лист. Вон как лыбится, — С машиной сейчас порешаю. У меня полкнижки нашей братвой музыкантской исписано. Помогут.
Я тоже попробовал его бас. Слабовата гитарка. Кроме внешнего вида, раскрученного сотнями фотографий Битлз и МакКартни в частности, содранный болгарами с битловского Хофнера басовый Орфей звуком не блистал. Красивенькая «скрипка», и только.
Слазил в коробку с магнитами.
— Попробуй разобрать датчики и поменять магниты. Если не пройдут по размеру, то можешь просто их снизу к родным приклеить. Ну а не поможет, то тогда уж катушки будем менять, — я видел, что Николай слушает меня, как оракула, явившего чудо. Даже не дышит.
Поднялись домой. Попили чай. Коля с пятого или шестого звонка нашёл какого-то знакомого, который может подъехать на ВАЗ 2102, этаком универсале с поднимающейся задней дверью. Я в это время рыскал по маминым захронкам. Очень мне нужна плотная целлофановая плёнка, которой прикрывают сверху шоколадные конфеты в коробках. Ага, нашёл. Теперь будет чем центровать динамики при замене диффузора. Трубочка из плёнки внутрь катушки, и с лёгким усилием натягиваю диффузор на керн, расположенный внутри магнита.
Проводил Николая. Судя по ошарашенному лицу его друга, разговоров у них будет — море. Есть о чём. Аппарат получился очень симпатичным, даже на мой взгляд, избалованный изобилием будущего.
Провозился ещё пару часов. Закончил свой комплект. Брат-близнец первого аппарата.
Три неспешных круга по парку. Нет ни Оли, ни её группы. Они что, этого накрапывающего дождика испугались? О, Семёныч машет у входа.
— Поехали на «Динамо». На «Юности» сегодня соревнования какие-то проходят, — он идёт к припаркованной машине. ГАЗ — 21, с оленем на капоте. Да, не поскупились тут на сиденья в своё время. Толстенные диваны, которые можно разложить в приличного размера траходром. Проезжаем мимо «Юности», сквозь прутья забора пару раз вижу мелькнувшую Олю, пропадающую временами за спинами рослых спортсменов. Вот почему их сегодня нет в парке. Соревнования, судя по всему, какие-то внутренние. Нет ни флагов, ни судей в форме и громкоговорители молчат.
Пробежал восемьсот, минут двадцать передохнул и неплохо выложился на полутора тысячах, поймав на втором круге нужное состояние.
К машине шли молча. Семёныч явно чем-то недоволен. Помрачнел.
— Пётр Семёнович, я что, плохо пробежал? — мне самому удивительно. Второй забег точно должен был неплохо пройти.
— Хорошо ты пробежал, это я, старый дурак, хватку теряю. Вот какого, спрашивается, на Динамо попёрся. А эти чайки тут как тут. Коллеги мои за тобой наблюдали, когда ты тысячу пятьсот бежал, — посмотрел он на меня, отвлёкшись от дороги, — Динамо сейчас в большой силе. Спортсменов к себе как только не переманивают. Старшинову придётся звонить, — добавил он уже про себя. Фамилия Старшинов мне знакома только по хоккею. Я запаниковал.