— Как же ты так подставился? — спросил меня тренер, когда увидел, что возле меня собралась толпа народа, через которую ко мне пробирается женщина с брезентовой медицинской сумкой. Ответить не могу, у меня болевой шок. Смотрю на разорванную шиповку, из которой хлещет кровь.

В прыжках мы решили особо не высовываться. Городские соревнования среди студентов для нас ничего не решают. Надо просто попасть в тройку призёров, чтобы их пройти.

В отборочных соревнованиях прыгал вполноги. На второй попытке показал семь метров сорок сантиметров. На третьей изобразил заступ и прыгать не стал. Какой смысл ж… жилы рвать, если эти соревнования для нас проходные. Да и устал я после двух забегов на восемьсот метров.

Смотрю, как мне обрабатывают рану. Шипы вошли в два пальца. Здоровый спортсмен, под два метра ростом, показавший второй результат, очень неудачно затеял переодевание. После отборочных прыжков он решил натянуть на себя спортивные штаны. Я и сам подумывал, что надо сделать так же, чтобы мышцы не остыли к финалу. Он, не снимая шиповки, начал натягивать штаны, которые вполне ожидаемо зацепились за шипы. Запрыгав на одной ноге, неудачливый прыгун в конце концов приземлился мне на ногу. Здоровенные стальные шипы прокололи мне два пальца и достали до подошвы.

— Ты понимаешь, что по правилам мы не можем пропустить три попытки? Тебя снимут с соревнований, — жужжит Семёныч над ухом.

— Один раз прыгну, — отвечаю ему, наблюдая, как мне заливают пальцы зелёнкой.

— Я тебе прыгну. У тебя кость повреждена — санитарка тычет в средний палец и достаёт бинты.

— Лейкопластыря нет? — спрашиваю я у неё, понимая, что с забинтованной ногой мне в обувь не влезть. Ворча, женщина лезет в сумку, вытаскивая оттуда рулончик пластыря. Сам заматываю пальцы, а затем, надев шиповку, прихватываю её тем же пластырем, обернув его в несколько слоёв поверх обуви. Жестом подзываю тренера.

— Один раз прыгну. Толчковая нога в порядке. Дай мне минут десять, чтобы в себя придти, — шепчу ему на ухо. Оглядываюсь. Вокруг меня вытаращенные глаза. Даже один из судей смотрит на мои действия с побледневшим лицом. Семёныч вроде понял. Крякнул, и пошёл к судьям. Судя по его энергичным жестам, там назрел неплохой скандальчик. Я сижу, гоняю энергию по ноге, помогая себе руками. Регенерация, ты со мной? Ау.

— Я сказал, что ты будешь продолжать. Надо хоть как-то один раз изобразить прыжок. В зачёт идёт лучший результат, неважно на какой попытке он был показан. Две попытки пропускать можно, а вот три, уже нет. Тогда по правилам тебя с соревнований снимут. Просто сделай вид, что ты прыгнул и ты всё равно попадёшь в призёры, — шепчет мне тренер, вернувшись от судей.

Сделать вид, ну сделаю, я так вам сделаю… Понимаю, что надо успокоиться. У меня одна попытка. Первые две в финале я пропущу. Не успею восстановить ногу и с болью справиться. Судя по тому, как на меня поглядывает виновник травмы, на ногу он мне прыгнул совсем не случайно. Пока он отстаёт от меня на двенадцать сантиметров, но если я вылечу с соревнований, то он займёт первое место. Даже с таким результатом. Не ожидал я подлости, расслабился и отдыхал, прикрыв глаза.

После второй попытки в финальных прыжках меня обогнали. Смотрю, как раскланивается тот подлец, который меня травмировал. С трибун ему хлопают, даже девчонки какие-то визжат. Понятно, что трибуны не в курсе, что тут у нас произошло.

Объявили третью попытку. Встаю, хромаю к своей отметке разбега. От ямы, криво ухмыляясь, навстречу мне идёт мой «знакомый». Справляюсь с захлестнувшей меня злостью. На прыжок даётся одна минута. Сжимаю кулаки, закрываю глаза. «Боли нет, боли нет», — твержу я сам себе. Разбег… неплохо взлетел, метра полтора в верхней точке и с приземлением порядок. Оглядываюсь, не заступил, и судья дал отмашку, что прыжок засчитан. Сам встать не могу. Ногу свело судорогой. С помощью Семёныча допрыгиваю на одной ноге до скамеек. Долго ждём результат. Судьи втроём всё несколько раз перемеривают. Восемь метров два сантиметра! Первое место! Дальше всё помню, как в тумане. Сильно меня откатом накрыло.

Сижу дома, лечу опухшую ногу и вспоминаю рецепты. Некоторые виды бальзамов и лекарств мне бы совсем не помешали. Я после неудачного прыжка в парке заметил, что с мазями регенерация быстрее действует. Помню, как и что нужно делать, а вот из чего… Нет на Урале таких растений. Может на юге есть, там климат больше похож на тот, который у эльфов Великого леса был. Можно пшеницу использовать, она вроде и в том и в этом мире одинакова, но что из неё сделаешь, хотя…

Медицина тут ещё уверена, что химические лекарства универсальны. Лет через двадцать только поймут, что чистая химия свой потенциал исчерпала. Тогда и наступит возрождение биотехнологий. Вспомнят про пророщенные зёрна. Так, бальзамов я из пшеницы не сделаю, а вот вытяжка из ростков мне нужна, как воздух. В химическом составе пророщенной пшеницы уже присутствует ценный природный иммуномодулятор, блокирующий негативное влияние веществ, препятствующих усвоению организмом железа, цинка, магния, кальция. Заодно токсины выведу и воспаление сниму с раны. Странно, что я лишён магии. Запас сил я в себе чувствую. Раньше проще жить было — кастанул Дыхание Жизни, и получи ростки уже через десять минут. Без волшебства мне больше суток ждать придётся, пока ростки на пару миллиметров подрастут.

Пшеница дома точно есть. Мы её для попугая покупали, а он заботы не оценил и однажды улетел, воспользовавшись открытой на ночь форточкой. Так и осталась почти полная трёхлитровая банка. Промываю стакан зёрен, всплывшие выкидываю. Они уже умерли, не прорастут. Выкладываю всё на несколько слоёв влажной марли и делаю из бинта «хвостики», которые опускаю в стакан с водой. Теперь не надо заботиться, что марля высохнет. С помощью магии можно было бы сделать полезнейшие омолаживающие экстракты, но и так, пророщенная пшеница — это чудо. Настоящий источник биологической энергии и витаминов. Ставлю себе напоминалочку о том, что надо будет сходить в местный дендрарий, может, что знакомое увижу из полезных травок и растений.

Гоняю энергию по ноге, смотрю, как понемногу спадает опухоль и зарастают раны. Нога стреляет и жутко чешется. А каналы-то у меня заметно подросли, и на руках и на ногах.

Пробую скастовать Малое исцеление… Там, где руки касались кожи, даже шрамов не осталось… Я снова маг? Кастую магию на проращиваемые зёрна.

— Эту песню нам подарил Игорь Гопнырев, которого многие из Вас хорошо знают, — объявляю в микрофон, после премьеры Незабудок. Сегодня мы впервые спели будущий дворовый шлягер. Полминуты тишины в зале…

— Г-о-о-п-я-к! Это Гопа написал, — наконец-то один из пивзаводских соображает, кто такой этот Игорь, и орёт дурниной. В зале куча — мала. Через минуту видим взлетающего над всеми Гопяка. Его качают на руках, как народного героя…

Уходим со сцены, наступила очередь гостей. Сегодня это ВИА Февраль. Слышал их репетицию. Одна песня из репертуара Слэйд и две их собственных, близких по манере к Смоки. На мой взгляд там перебор с гитарными «запилами», но тут, как говорится — на вкус и цвет… Недаром же Гловер из ДипПёрпл в своё время жаловался на Блэкмора, говоря о том, что если их гитарист решил сыграть соло на сто пятьдесят тактов, то он всё равно доиграет его до конца.

Наши гости залом приняты на ура. Со сцены идут довольные.

— Павел, привет. Меня Игорь зовут. Лёха рассказывал, что вы вроде студии у себя что-то сделали? — спрашивает у меня клавишник Февраля. Взрослый парень. Прическа, усики и бородка «под Христа». После рок-оперы «Иисус Христос суперзвезда» вполне себе модный образ.

— Студией это с большой натяжкой можно назвать, но «для себя» вполне потянет, — самокритично отвечаю ему. До нормальной студии нам далеко. Слишком мало обработки, особенно индивидуальной, пульт слабенький, инструменты так себе, магнитофон бы многодорожечный…

— Нас не запишешь?

— Материала много?

— Шесть песен. Примерно по четыре минуты каждая.