Кристаллики импактитов для себя я отбирал минут двадцать, шипя ругательства себе под нос и неоднократно перетасовывая те кучки, по которым я их разделил.

— Виктор Семёнович, ничего не получится. Мне не хватит двух кристаллов. Десяток — минимум, и то для первоначального изучения, — я с раздражением отодвинул четыре кучки алмазов, которые по моему разумению годились только в брак. Слишком много в них примесей, и форма, а точнее, её отсутствие. — Нам прислали отходы? Или это усреднённые образцы?

— Насколько я в курсе, то выходит так, что самые приличные камни ушли на огранку.

— И чем они собираются их гранить? — столько ехидства в моём голосе ещё никогда не было, поэтому я вполне себе насладился новым, незнакомым ощущением. — У импактитов твёрдость в полтора раза выше, чем у обычного алмаза. Разве только часть сырья перемелют на полировочные пасты.

— Думаю, что с огранкой как раз всё не так сложно. Ты прав, сделают пасты и с их помощью обработают алмазы.

Я задумчиво ссыпал рассортированные мной алмазы по разным конвертам. Интуиция просто вопит, что я упускаю что-то крайне важное, но мне не удаётся поймать хотя бы краешек идеи, за который можно ухватиться. Мне подошли всего четыре камня из разобранной сотни.

— Павел, с тобой всё в порядке? — от вопроса учёного, наклонившегося ко мне. я немного пришёл в себя.

— Не могу поймать мысль. Это как-то связано с качеством алмазов или огранкой, — я отвечаю, как сомнамбула, всё ещё находясь в поиске решения.

— Чистота, увеличение площади рабочих граней, другой тип накопителей энергии, — начал перечислять Виктор Семёнович, желая мне помочь.

Да! Другой вид энергии! Я же сам по себе получаюсь, как аккумулятор. Я накапливаю и расходую энергию, причём весьма схожей природы. Меня даже затрясло от нетерпения, так захотелось попробовать понять, что в моей магии может изменить кристалл.

Наскоро попрощавшись, я забрал четыре наиболее подходящих импактита и помчался домой. Уж не знаю, что обо мне думал учёный, наблюдая за торопливой суетой, которую я создал перед уходом.

Следующие сутки прошли, как в тумане. Я собрал ионизатор, на который извёл весь свой запас диодов. Потом израсходовал все салфетки и бинты, которые были в доме, промокая кровь с изрезанной руки. У человеческой кожи оказалось высокое сопротивление и у меня ничего не получалось, пока я не догадался вставлять кристалл в свежий разрез на руке, сделанный скальпелем. Резать пришлось правую руку. От постоянной игры на гитаре, пальцы левой руки приобрели твердюшие мозоли на подушечках, которые вряд ли быстро зарастут.

Ионизатор, создающий поле с высоким напряжением, позволил провести необходимые эксперименты без постоянной беготни на «подзарядку» к трансформаторной будке. Положительно сказалось расстояние до разрядников, которое моя домашняя установка позволяла сократить до минимума.

Сутки без сна, с двумя перерывами. Один раз пришлось отвлечься на Ольгу, которая с ужасом увидела, как я режу себе пальцы, а потом, капая кровью, лезу к высокому напряжению. Пришлось успокаивать и объяснять, для чего мне это нужно. Она покрутила пальцем у виска и с книгой умотала в другую комнату, чтобы только не смотреть на мою живодёрню.

Второй раз отвлёк Лёха. Он сочинил новую песню и не придумал ничего умнее, чем тут же притащиться ко мне вместе с гитарой. Посмотрев на наш стол в зале, где вразброс лежал разложенный по блокам ионизатор и валялись окровавленные бинты, он опасливо перебрался на диван. Окончательно Алексей выпал в осадок, когда увидел, как я мажу пальцы клеем и перематываю их синей изолентой, чтобы не испачкать в крови гитару. Даже мои объяснения, что бинты и лейкопластырь у меня закончились ещё вчера, не помогли. Дар речи к нему вернулся только после того, как я сунул ему в руки чашку с кофе.

— Ты сам себе резал руки? — проблеял он. нерешительно указывая на тот угол стола, где у меня была «операционная». Пузырёк со спиртом. Скальпель, комки ваты и полная тарелка окровавленных бинтов и салфеток.

— Давай пей кофе, а то того и гляди в обморок хлопнешься. Чего побледнел-то? Крови боишься?

— Просто представил, как я сам себе руку режу… А ты знаешь, я бы наверно не смог. Нет. смог бы. если бы от этого жизнь зависела, а вот так, раз за разом…

— Лёха, вообше-то это очень секретные опыты, и тебе лучше о них сразу забыть. Я даже пояснить тебе не имею права, что, зачем и почему, подписку дал. Ладно, показывай, какую нетленку родил, — подтолкнул я его размышления в нужном направлении.

Подстроив свою гитару по моей, он сыграл вкусненькое блюзовое вступление, и скорее, показал, чем спел песню. Поёт Лёха так себе, и жутко этого стесняется, отчего получается ещё хуже.

— Петь Саша будет? Для меня тональность не очень подходит, а у тебя во «вступе» постоянно открытые струны задействованы. — примерил я песню на свой голос, и на слух сопоставил некоторые особенности гитарного вступления и моего вокального диапазона. Мне придётся петь «не в голосе», низковато. Тот драйв, который интуитивно чувствует любой слушатель, когда певец берёт «на горло», вытаскивая себя на высокие ноты, у меня в этой тональности пропадёт. Я ещё терцию вверх могу дать без особого напряга, но тогда надо переписывать очень удачное гитарное вступление.

— Так-то я про тебя думал. Сашка весной в армию пойдёт. Он сессию завалил, и вряд ли сможет её пересдать.

— Вот даже как. Он вроде не глупый. Как можно завалить сессию на журфаке?

— Да ну его… Представляешь, он написал курсовую по творчеству «Битлз». Ладно бы. критиковал их. так нет же, взял и написал всё честно, как есть. Говорят, что её на парткоме универа разбирали. Короче, хана Сане. Его теперь преподы нагло валят, что по истории КПСС, что по научному коммунизму.

— Не понял, а в чём проблема? Надо просто выучить первоисточники и учебники, и пусть хоть удавятся с переэкзаменовкой.

— Да ты что? Ты сам-то эту муть хоть раз читал? Там же ни одного слова живого нет. Как там что-то можно запомнить?

— Ты попробуй Сашу сегодня найти. Пусть мне позвонит и договоримся, как встретиться. Скорее всего я смогу ему помочь. — подумав, сказал я. Раскрываться лишний раз не хочется, но тут я придумаю подходящее объяснение, да и напиток какой-нибудь подсуну. Придётся улучшить память нашему солисту. Не дело, своих бросать, если можешь помочь.

Напряжение последних дней меня доконало, и я на какое-то время выпал из реальности, откинувшись с гитарой в руках на спинку дивана. Очнулся минуты через три, так и продолжив машинально перебирать струны на гитаре. Приоткрыв глаза, повторил сыгранное ещё раз. добавив напеваемую без слов мелодию.

— Что это? — заторможенно спросил Алексей.

— Твоя песня, не слышишь разве? — расслаблено проговорил я, начиная понимать, что только что переложил его мелодию на абсолютно иное построение аккордов. Григорианские хоралы синтезированы из интонационных формул восточно-средиземноморских музыкальных культур и фольклора германских и кельтских племен. Лет через двадцать в музыке появится даже особое направление, которое назовут Энигматик.

— Потрясающе. Я такого никогда не слышал, — не сводил Лёха глаз с моих рук, особенно с правой, где я замотанными в изоленту пальцами, извлекал искусственные флажолеты над грифом и попутно отстукивал своеобразный ритм. Звук и сама музыка получались непривычно расслабляющими, как и всё моё состояние.

— Добавим эффектов и неожиданной ритмики, тогда и будешь кайфовать. А пока давай хотя бы запишем, что сотворили.

— И точно. Наиграй ещё раз, — попросил Алексей, вытаскивая из своего кофра тетрадь и карандаш. — Я завтра над аранжировкой помудрю. Ты бы мне сделал такой же комбик, как время будет, — кивнул Лёха на моё творение для домашних репетиций, махонький усилитель с колонкой, к которому мы подключили гитары. — Только мне тоже обязательно нужен выход на наушники, чтобы соседи не стучали по трубам вечерами.

— А что раньше молчал? Я тебе в твой MV-3 за полчаса выход на наушники присобачу, и хоть до шести утра музицируй.