Просто ужасный день и отсутствие питания. Я ведь не потрудилась нормально поесть, потому что аппетит пропал с появлением в квартире сестрички. Вновь умылась и вернулась в комнату, где за моим столом уже мирно восседала мама.

Все внутренние органы разом перевернулись от ее грозного взгляда, который не просто сканировал, а уничтожал. Видимо, папочка все-таки исполнил свою угрозу и позвонил ей, отвлек от свершения глобальных дел.

— Я даже знать не хочу, почему ты вдруг вздумала сидеть на диете. — Прошипела Марина Георгиевна, поправляя идеальную прическу.

— Тогда зачем пришла?

— Не дерзи мне, Света.

Сразу осаждает меня, но я складываю руки на груди. Вместо спокойного утра мне вновь приходится держать оборону от собственных родителей, и это печально.

— Ты знаешь прекрасно, что ТЕБЕ нельзя шутить со своим здоровьем. Каждый неверный шаг…

— Может привести к обострению. Я помню, мам. Не надо читать лекции.

— Тогда не веди себя, как пятилетний ребенок, Света!

Прикрикивает на меня и резко поднимается. Между нами никогда не было нормальных диалогов. Этот точно не исключение.

Поджимаю губы, чтобы не сорваться на крик или еще хуже, истерику. Шумно дышу, пока мама подходит ко мне.

— В ближайшие дни ты пойдешь в клинику и повторно пройдешь обследование. Если потребуется, то и профилактический курс.

— Мам, нет. Ты же видела результаты анализов. Я здорова.

— Это быки на ферме здоровы, а ты нет. Когда уже в твою светлую голову войдет правда?

— Не нужно прививать мне комплексы!

— Я не прививаю. Я лишь доношу до твоего мозга, что пора принять свое положение и факт. Ты больна, дочка, и чтобы вновь не пережить тот ужас, лучше вовремя начать лечение.

— Не нужно изображать заботливую мать.

Мама тяжело вздыхает, пока я испепеляю ее взглядом, понимая, что давно перешла на повышенный тон.

— Вот это сейчас совсем не то, о чем стоило бы думать.

Она моментально превращается в холодную леди, которую я привыкла видеть с детства. Мне кажется, что Марина Георгиевна меня и не вынашивала, настолько в этой женщине прогрессировало равнодушие. Даже если она и проявляла эмоции, то в одну секунду гасила их и никому не позволяла воспользоваться ее уязвимым положением. Да, они с папой определенно друг другу подходят. Циник-диктатор и равнодушная стерва.

— Я уже сказала причину. Зачем заставлять меня?!

— Не смей мне перечить! — Мама открыла дверь и громко высказывалась уже на пороге комнаты. — Удумала тоже. Какие диеты?! Света, поедешь в больницу на обследование.

Ее показное спокойствие давало огромную трещину, и я это видела, но легче не становилось. Сейчас мне хотелось другого. Чтобы она подошла после долгой разлуки и обняла меня. Хотя бы обняла. Одно объятие, черт! Больше ничего не нужно!

— Мам, я не поеду в больницу. Это из-за диеты. Больше не буду, хорошо? Начну нормально питаться, ты довольна?

Иду за ней и лепечу всякую чушь, чтобы задеть хоть на миллиметр ее черствую душу, но бесполезно. Она остановилась, а я сложила руки на груди, глядя на Лилю. Найденыш замерла около своей комнаты и с ожиданием смотрела в нашу сторону.

— Еще поговорим об этом. — Мама холодно бросила мне эти слова и пошла к оборванке.

Грудную клетку тисками сдавило, когда она обняла ее.

— Давно не видела тебя, Лилия.

В пору бы разрыдаться, как маленькому ребенку, но я и этого не могу, ведь на меня смотрит Цветочек. Демонстративно закатываю глаза и с грохотом закрываю дверь в свою комнату. Если бы дорогие материалы для ремонта, то с потолка точно бы посыпалась штукатурка.

— С этими благотворительными акциями совсем детей своих не вижу.

Своих детей… Проглатываю тугой комок в горле и иду в сторону кухни.

— Так сделай и нам любезность, — задерживаюсь около них, вкладывая взгляд максимум презрения, на которое способна, — пожертвуй день своего ценного времени любимым дочкам. — Не желая видеть реакцию на свои слова, задираю голову повыше и иду вперед.

Внутри маленькая Света скукоживается от боли и надрывно плачет, но они об этом точно не узнают.

Через пять минут мы втроем сидим за столом, и я еле сдерживаюсь, чтобы не сдернуть с него скатерть. С удовольствием бы послушала, как разбивается посуда о паркет, чем эти приторные мамины речи, направленные в адрес приемыша. Хотела бы в этот момент оказаться в другой вселенной, на другой планете или просто в другом доме. Наблюдать за тем, как мама с улыбкой спрашивает Лилю о ее настроении и учебе, невыносимо. Словно острой бритвой проводят по коже. В одном и том же месте. Снова и снова. Без жалости. Намеренно.

— Папа рассказал мне о твоем парне, — Марина Георгиевна аккуратно подносит чашку с чаем к губам, отпивает и смотрит на Лилию, — нонсенс. Увела парня у сестры, а не наоборот. Я удивлена.

Скриплю зубами, потому что мама даже не намекает, а прямо задевает мою гордость. Сжимаю ложку со всей силой и ковыряю ей омлет, который сейчас вызывает приступы тошноты.

— Никто никого не уводил к твоему сведению, — фыркаю, с презрением смотря на приемыша, — мы с Максом были просто друзьями. Я же не виновата, что ему нравятся детдомовские девочки, которых помани пальчиком, и они растают.

Хочется уловить в ее глазах обиду или хоть какой-то намек на то, что мои слова оказали должный эффект, но Лиля спокойна. Мама тоже не далеко от нее ушла. Медленно оставила чашку и тяжело вздохнула.

— Света, зачем ты начинаешь?

Вроде без злости произнесла, а мне внутренности вывернули. Я начинаю…

— А что я не так сказала? — Не выдерживаю и кидаю чертову ложку на стол.

Лишь гордость не дает уйти без слов. Я все равно пробью ее броню. Откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди, выстраивая преграду между нами.

— Ты не знала, что Максим у нас мать Тереза в мужском обличии? М? — Смотрю найденышу в глаза, ловя там проблески эмоций, жаль, что не могу разобрать каких именно. — Не знала, Лили? Так я тебе скажу. Круглов, — растягиваю улыбку по лицу, пусть и выглядит она не так, как хотелось бы, — добренький мальчик, который каждую облезлую кошку готов пожалеть. Начиная с его подружки-оборванки…

— Не говори так про Ангелику… — Изо рта Лилии вырывается шипение.

Она незаметно бросает взгляд на маму и сжимает ложку, а я продолжаю дергать за ниточки, которые еле нащупала.

— Так вы знакомы? — Театрально охаю и подаюсь слегка вперед к сестрице. — Правильно, сброд тянется к сброду. Не думай, что у него к тебе появились великие чувства. Максик у нас хороший, да, — не свожу с найденыша глаз и улыбаюсь, понимая, что она не знает о самом главном, — вот только любит он одну. — Снова откидываюсь на спинку стула и наслаждаюсь тем, как побледнела Лиля. — Свою погибшую сестру. Не знала, Лили? Ох. прости, не хотела тебя ошарашить. Все в порядке, сестренка? А то ты так побледнела?

Меня практически отпускает, но мама вновь окунает в помои прямо с головой своим словами.

— Пошла вон. — Она поднимается, опираясь руками о край стола.

— Что, прости? — Не верю своим ушам, потому что Марина Георгиевна никогда не прогоняла меня.

Никогда. Даже если я ступала за рамки дозволенного.

— Я сказала, вышла из комнаты. — Мама еще крепче сжимает пальцами край стола, и я хмыкаю, смотря, как костяшки белеют. — Ты переходишь все границы, Света. Иди к себе и думай, что говоришь и кому.

— Пф-ф-ф, да ради Бога! — Резко поднимаюсь, раз уж представилась такая возможность, при этом комкаю салфетку, которая лежала у меня на коленях, кидаю сестрице в лицо и иду к выходу с гордо поднятой головой. — Я итак уже сыта. По горло!

Для усиления эффекта громко хлопаю дверью и иду к себе. Внутри все бурлит от эмоций. Разных эмоций, с которыми я уже не справляюсь. Захожу к себе с таким же хлопком закрывая дверь, к которой прислоняюсь спиной и стекаю на пол. Зажмуриваюсь и утыкаюсь носом в колени, чтобы ни одна слезинка не вытекла из глаз.

Я так напряжена, что не понимаю, сколько времени проходит, пока сижу в этой позе. Не поднимаю голову, дожидаясь того момента, когда дыхание восстановится. На душе отвратно. От всего. Родителей, найденыша, себя…