После крайнего обострения отношений с североамериканскими колониями английское правительство решило пойти на уловку. Чай, ввозимый в Америку, был освобождён от ввозной пошлины, но обложен небольшим налогом. Товар стал в результате этой операции дешевле, однако новый налог всколыхнул американцев. В декабре 1773 года они устроили знаменитое бостонское чаепитие. Рассказ об этом происшествии — в центре повести.
После бостонского чаепития борьба колоний приняла ещё более активный характер. Оживились тайные политические организации, в 1775 году в Филадельфии собрался первый континентальный конгресс. На нём делегаты, в том числе и бостонцы, слушали речи Георга Вашингтона, будущего вождя революционной армии, Томаса Джефферсона, будущего автора «Декларации независимости», и, наконец, пламенного оратора, виргинца Патрика Генри. «Английская тирания уничтожила границы, отделявшие одну колонию от другой, — сказал Генри, — я более не виргинец: я американец». Свою речь он завершил словами, сильно подействовавшими на патриотов. «Дайте мне свободу, — воскликнул Генри, — или я должен умереть».
Британская опека тяготила колонистов не только величиной налогов и жёсткостью законодательных стеснений. Сама по себе зависимость от британской короны была опасна для крепнущих колоний. Англия всячески тормозила их развитие, стремясь сохранить североамериканские владения лишь в качестве источника сырья и рынка сбыта. Но такого рода опека не нужна была для заново складывающегося государства.
Поэт американской революции Филипп Френо писал в те годы, пародируя традиционную молитву:
XVIII век развивался под широким воздействием идей свободы и равенства. На европейском континенте назревал переворот во Франции. Борьба американских колоний за независимость и французская революция имели немалую силу вдохновляющего примера. Тот же Филипп Френо удивительным образом угадывал:
Однако на первом континентальном конгрессе собрались представители двух разных партий. Тут были тори — сторонники сохранения союза с Англией. Им противостояли революционно настроенные виги. Тори оказались в большинстве. В результате конгресс принял ряд уклончивых решений и отсрочил свои заседания до мая 1775 года.
Собраться вновь ему пришлось совсем в иных условиях — когда уже прозвучали первые залпы освободительной войны.
Если следовать по карте на северо-запад от Бостона, по заболоченным берегам Чарлз-ривер, а затем через мост в Чaрлстон и далее всё на северо-запад, мимо маленького городка Лексингтона в Кoнкорд, то можно наметить дорогу, которой шли первые американские ополченцы.
В Конкорде и Лексингтоне есть статуи, изображающие мужчину с мушкетом в руках. Он напряжённо всматривается в даль. «Человек наготове» — так называют эти памятники. Они поставлены тем патриотам Бостона, Чарлстона, Конкорда и Лексингтона, которые в самые первые годы стычек с королевскими войсками добровольно взяли на себя обязанность — в любую минуту принять боевую готовность.
Здесь, на пути из Бостона в Конкорд, в 1774–1775 годах развернулись события, положившие начало Войне за независимость. Рассказывать о них здесь нет смысла: этому посвящена повесть. Правда, прежде чем читатель узнает о них из книги, ему придётся познакомиться с Джонни Тремейном — бостонским подмастерьем, с его хозяином — серебряных дел мастером стариком Лeпэмом, со всей семьёй Лепэмов, с друзьями и врагами Джонни Тремейна, с его злоключениями и удачами. И надо надеяться, он не станет скучать.
Книга эта займёт читателя не только рассказом об исторических событиях, она раскроет ему также переживания Джонни Тремейна — первые потрясения юношеских лет. Джонни приходилось особенно трудно: он не бродяжничал подобно Геку Финну, а с раннего возраста работал. Кроме того, его детство протекало в годы, гораздо более бурные и суровые, чем те, что сто лет спустя провели на берегах лениво-могучей Миссисипи сорванцы Том и Гек. Джонни Тремейн скромнее их, потому что книга о нём создана рядовым американским писателем, а не великим Марком Твеном. Увидев, однако, этого паренька среди бостонцев, готовых погибнуть в борьбе за свободу своей страны, читатель, может быть, вспомнит не только Тома и Гека, но и бесстрашного Гавроша.
Правда, для Э. Форбс не прошло бесследным увлечение «Журналом леди Годей». Знаменитые писатели печатались в нём, но всё-таки это издание оставалось «дамским», склонным к жеманству и излишней чувствительности. Э. Форбс унаследовала стиль этого журнала — простой и свободный, когда он верен добротным образцам, вялый или, напротив, неловко изощрённый, когда изменяет им.
Джонни Тремейн, как уже говорилось, лицо вымышленное. Вымышленными являются и многие другие персонажи повести. Однако далеко не все. В книге Э. Форбс обстоятельства сохранены в общем соответствии с историческими фактами, и потому, естественно, писательница не могла забыть о реальных деятелях той эпохи.
Прежде всего это Сэмюэль Адамс (1722–1802), видный вождь бостонских патриотов. Он был одним из главных организаторов общества «Сыновей Свободы». После бостонской бойни Адамс добился вывода двух королевских полков из города. «Полки Адамса» — с таким названием этот случай остался в истории. По совету и при участии Адамса в Бостоне был создан «Комитет связи», который служил объединению революционных сил. По примеру Бостона, подобные комитеты возникли и в других городах. Адамс был ярым противником британской короны. Таким он изображён в повести. Правда, Э. Форбс с чрезмерной назойливостью подчёркивает в нём человеческие слабости, и — по воле автора — пытливые глаза Джонни, с восхищением следя за этим энергичным деятелем, подмечают также и его причуды.
Предпочтение в повести, хотя и с некоторыми оговорками, отдаётся другому знаменитому бостонцу — Джeймсу Отису (1724–1783). Это в самом деле личность яркая и героическая. Отис отличался большей последовательностью и цельностью характера, чем С. Адамс. Человек разносторонне образованный, он окончил Гарвардский университет и некоторое время состоял на государственной службе у англичан в качестве юриста. Когда же в народе начались волнения, Отис оставил должность и посвятил свою жизнь борьбе за независимость. В романе он изображён уже больным, психически не вполне уравновешенным. Э. Форбс вскользь говорит о причинах столь тяжёлого недуга: Отис был ранен в голову в стычке с английскими чиновниками. Читатель, впрочем, не успевает узнать о том, что в июне 1775 года — действие повести обрывается в апреле — в решающем бою с королевскими войсками под пулями был и Джеймс Отис.
Излишне вялым и болезненным показан в книге купец Джон Хэнкок, заметный участник бостонских волнений. Как известно, он сам и капитаны его торговых судов отличались дерзостью. Несмотря на предупреждения и угрозы англичан, Хэнкок смело перевозил товары из Бостона и в Бостон, не только соблюдая таким образом свою выгоду, но и поддерживая общий дух протеста.
В своей повести Э. Форбс вывела доктора Джозефа Уoррена, выдающегося бостонского патриота. Между прочим, его жена, для которой в книге не нашлось места, тоже была причастна к политической борьбе. В то время как Джозеф Уоррен вместе со своими соратниками был занят подготовкой бостонского чаепития. Мeрси Уоррен написала и поставила агитационную пьесу. Под видом римского республиканца Брута в ней был изображён Джеймс Отис. Джонни Тремейн безусловно, если бы только автор намекнул ему об этом, отправился бы посмотреть этот спектакль.
