Мистер Хэнкок встал. Это был высокий худощавый человек. Он слегка сутулился и почему-то, несмотря на свой пышный наряд, вызывал какое-то щемящее чувство. Голос его был мягок и тих.

— Но вы ещё не ответили мне, берётесь ли вы сделать сахарницу для меня — так, чтобы она была готова к следующему понедельнику. Я, разумеется, подумал о вас в первую голову, потому что это ведь ваша работа. Впрочем, мастера найдутся и другие. И, если вы не захотите…

Мистер Лепэм погрузился в глубокую задумчивость.

— Время у меня есть, материал есть и подручные есть. Я мог бы тотчас начать. Но сказать по правде, сэр… не знаю! Может быть, я утерял своё былое мастерство. Вот уже тридцать лет, как я не брался за подобную работу. Я не тот уже, что прежде, и…

Ни заказчик, ни мастер не видели, что делалось в дверях мастерской, ведущих в сени. Зато Джонни видел: миссис Лепэм, с лицом, багровым от волнения, стояла там в своём утреннем переднике, окружённая четырьмя дочерьми, и все они делали Джонни знаки рукой. «Да да! — кивали ему пять голов. — Да! — беззвучно произносили пять ртов. — Да, да, да!»

Ах, так! Они позабыли давешнюю проповедь и хотят чтобы он взял всё на себя?

— Сделаем, мистер Хэнкок.

— Господи! — воскликнул заказчик.

Ему было в диковинку, что подмастерье принимает решение, пока хозяин раздумывает.

— Да, сэр. Ровно через неделю, в семь часов утра в понедельник, вам доставят вещь на дом. Сделаем точно такую, какую надо.

Мистер Лепэм с благодарностью взглянул на Джонни.

— Верно, сэр. И мы чрезвычайно признательны вам за внимание.

Он был человек не гордый и радовался, что Джонни всё за него решил.

Мистер Хэнкок повернулся и пошёл к двери, но никто из мальчиков не догадался побежать вперёд и открыть её. И вот миссис Лепэм сама, как была, в переднике, с красными руками, обнажёнными до самых локтей, и войлочных шлёпанцах на босу ногу, выскочила, чтобы проводить гостя, пытаясь преувеличенной любезностью загладить неловкость своих домочадцев.

Не успела захлопнуться дверь, как снова раздался стук. Маленький Джеху жеманно вошёл в радужном своём облачении. Он торжественно выложил три серебряные монеты на стол и произнёс, как заученный урок:

— Мой хозяин мистер Джон Хэнкок, эсквайр,[5] велел мне оставить эти три монеты — по одной каждому из бедных подмастерьев, и он надеется, что они выпьют за его здоровье и будут прилежно трудиться.

И тут же исчез.

— И он надеется, что они подадут свой голос за него, когда вырастут, если будут достаточно богаты, чтобы голосовать, — добавил за него мистер Лепэм.

— А вы никогда за него не голосуете, сэр? — спросил Джонни.

— Никогда. Я вообще стараюсь держаться подальше от этих господ, которые только и знают, что сеять распри между нами и Англией. Английское правление, может быть, и несовершенно, ну, а для меня оно годится. Все эти говоруны вроде мистера Хэнкока и Сэма Адамса, которые называют себя патриотами… А божьего слова не читают, как, бывало, читали их родители, и забывают о смирении, которому оно учит. Впрочем, он мой домовладелец, и я молчу.

Джонни уже не слушал. Он взял молочник в руки. Подумать, что этот жалкий, смиренный старичок когда-то умел так работать! Ну что ж, придётся ему ещё раз повторить эту штуку напоследок — Джонни будет стоять у него над душой и добьётся этого!

4

Солнце висело прямо над головой. Словно кто-то опрокинул над городом огромный раскалённый медный таз. Ветра не хватило бы даже для того, чтобы надуть парус одномачтового судёнышка, направлявшегося от Хэнкокской пристани к островку Ноддл.

Окна и двери мастерской Лепэма были раскрыты настежь в надежде перехватить какой-нибудь случайный ветерок с берега, а его всё не было.

Мистер Лепэм хорошо поработал утром. Он сказал, — что, если Джонни возьмётся сделать ручки, с корпусом сахарницы он справится сам. Однако после обеда старик сел под ивой за угольным сараем, накрылся корзинкой и уснул. Дав и Дасти воспользовались этим и побежали купаться. Джонни лепил из воска слегка увеличенную копию ручки молочника. Снова и снова принимался он за неё, всякий раз бывал недоволен своей работой, однако не терял уверенности, что в конце концов добьётся успеха.

Обеденный час давно прошёл, когда Джонни переступил порог кухни. Печка уже не горела. Со стола убрано, оставлен только его прибор. Очевидно, Цилле поручили подать обед, когда ему вздумается поесть. Все знали, что от Джонни в большой степени зависело, будет ли выполнен заказ мистера Хэнкока в срок, и поэтому никто не подумал ругать его за то, что он опоздал на целый час. Джонни сел за стол, и Цилла отложила грифельную доску, на которой она что-то рисовала. Она поставила перед ним кусок холодного пирога с мясом, плоский каравай ржаного хлеба, горсточку сушёных яблок и побежала в погреб за кружкой холодного эля. Он начал с эля и затем не спеша принялся за пирог.

Почти в полном молчании Цилла вернулась на лавку, где рядом с ней развалилась Исанна, и снова взяла доску в руки. Цилла очень хорошо рисовала. «Она бы в два счёта научилась писать», — подумал Джонни.

— Это она для тебя старается, — не удержалась Исанна.

— Что ты там для меня стараешься, Цилла?

— Она рисует красивый вензель, чтобы ты мог ставить его на своих работах, когда вырастешь большой и будешь мастером.

— Мне ещё пять лет в учениках быть. Как бы хорошо я ни работал, мне свои вещи пока придётся помечать клеймом твоего дедушки — кружочками и буквой «Л».

— Джонни уже позабыл утреннюю проповедь и всех смиренников, — сказала Цилла. — Вот смотри, я переплела твои инициалы: «Д» и «Т».

— Очень уж неразборчиво. К тому же, — он и сам не знал, как это он решился рассказать то, что до сих пор хранил в тайне от всех, — когда я стану мастером, я буду расписываться всеми тремя своими инициалами.

— Тремя?

— Ну да — «Д. Л. Т.»

Девочки никогда не слыхали, чтобы у простого мальчишки-подмастерья водилось три инициала.

— Ты не врёшь? — спросила Цилла, и в голосе послышалось что-то похожее на почтение. — О том, что бывают люди с тремя именами, я слышала, но сама таких людей не видала.

— Ну, так посмотри на меня.

И Джонни поднялся, чтобы отправиться в мастерскую.

— Погоди, Джонни. Что же это за третье имя? Начинается оно на «Л», ты говоришь?

— Ну да, на «Л». И хватит с тебя.

— Воображаю, какое это имя — стыдно даже выговорить! Какой-нибудь «лентяй», «лежебока», наверное. Или просто «лягушка»!

Джонни ухмыльнулся — насмешкой его не проймёшь!

В мастерской такая жара, что невозможно работать с воском. И немного тоскливо и одиноко. Он вдруг испугался, что не справится с этими ручками. Во всех мастерских по случаю жары прекратили работать. Слышно было, как другие мальчишки бегают, плещутся, прыгают с берега в прохладную воду. Он запер мастерскую — самому мистеру Лепэму теперь в неё не попасть без него! — и побежал купаться. После захода солнца он ещё поработает над моделью, ведь можно и при лампе.

вернуться

5

Эсквайр (буквально: щитоносец) — почётный титул, которым в Англии и Америке наделяли лиц образованных, состоятельных, занимающих заметные государственные должности и не имеющих никаких других отличительных званий.