Элвин превратился в какое-то животное – неразумное, ласковое, хотя и непредсказуемое. Уложив меня на живот, он вновь принялся целовать мою спину, замирая на каждом прикосновении и с нескрываемым удовольствием шумно втягивая ноздрями запах. А я плавала в противоречивых эмоциях, но и сама начала терять остатки рассудка.

– Милорд… Элвин! – позвала я из последних сил. – Ты не в себе…

– Так я как раз в этом недавно и признавался, – прошептал он мне в шею. – Я уже давно сошел с ума, но сейчас вдруг стало проще. Всегда проще, если перестаешь сопротивляться.

Он скинул сюртук и собственную рубаху стянул одним рывком. Прижался грудью к моей спине и застонал, как если бы уже испытывал немыслимое наслаждение. Прижал меня собой, вынуждая и меня почти стонать от очень интимных касаний. Приподнялся немного – и в этот момент я решилась: развернулась под ним, прикрыла грудь одной рукой, а вторую приставила к его плечу, удерживая.

– Остановись, Эл, – попросила, хотя едва могла говорить.

– Останови, – ответил и наклонился ко мне. Но, лишь коснувшись губ, снова приподнялся и посмотрел в глаза. – Я устал воевать, Айса. У меня больше нет сил на то, чтобы воевать с самим собой.

А разве у меня силы еще остались? Борьба не может длиться вечно, продолжаться без пауз каждое мгновение жизни. Иногда любой самоконтроль отключается, и вдруг все цели борьбы кажутся неважными – в сравнении с чем-то по-настоящему желанным. Я позволила Элвину себя раздеть, как позволила ему целовать и ласкать каждый участок моей кожи. Губы горели от поцелуев, все нутро сжималось в предвкушении, а тело отказывалось подчиняться. И я уже готова была сама кричать в требовании, чтобы наши тела наконец-то соединились, означая окончательное соединение и наших душ.

Меня не остановил самоконтроль – он пропал где-то в жарких объятиях. Не остановили данные обещания – все лица живых и ушедших остались далеко за дождем. В чувства я пришла, вспомнив о собственной жестокости. Ведь именно так же бессердечно когда-то поступила Хинанда с Майером – растоптала его жизнь на столетия вперед, лишь ответив на его страсть. И вряд ли я самому любимому человеку на белом свете желаю той же участи.

– Нет, – прошептала я после очередного глубокого поцелуя. – Нет, Эл. Сам ведь говорил, что не смог бы оказаться на месте Тирия. Так не окажись именно на нем.

– Поздно уже, Айса. Я чувствую твою взаимность лучше, чем чувствую собственное тело, – прохрипел он мне в губы.

Я знала, что сейчас он не врет и не преувеличивает – наше вожделение перемешалось, стало единым чувством, и уже нет никакой разницы, закончится оно ничем или приведет к еще более немыслимому восторгу. Но для самой себя мне было важно остановить нас обоих хотя бы так поздно:

– Нет, Эл.

Потянулась за одеждой, но Элвин не позволил: раскрыл ладонь, отчего вещи улетели и врезались в дальнюю стену, снова прижал меня к себе спиной. Он больше не настаивал на продолжении, просто обнимал меня всю ночь, обнаженную, и мерно дышал мне в волосы. До самого рассвета он ни на минуту не уснул – я это знаю наверняка, поскольку тоже ни одного мгновения не дремала.

И вдруг поняла, что даже остановка нашей страсти была глобальной ошибкой. Страсть – могущественная сила, конечная точка единства. Но эта непереносимая нежность, эти судороги в мышцах, когда хочется прижаться еще ближе и затихнуть так навеки, сделалась еще больше страсти. Больше любого иного наслаждения. Чистейшая любовь без единой посторонней примеси. Когда умереть проще, чем нарушить ее хрустальную хрупкость. Когда любые пытки кажутся менее болезненными, чем разрыв этой связи. Когда все потери видятся ничтожными в сравнении с такой наградой. И да, Элвин абсолютно точно получал в ней мою полную взаимность. Потому и улыбался умиротворенно, драконьим нутром пожирая каждую мою эмоцию.

Ранним утром мы отправились в путь, избегая прямых взглядов и почти вообще не разговаривая. Слишком многое и так было прочувствовано, слова ничего уже не исправят. Но все же, завидев вдали знакомую обвалившуюся скальную гряду, я заставила себя говорить:

– Милорд…

Он перебил весело – судя по всему, как раз Элвин не жалел ни о произошедшем, ни о так и не случившемся:

– Глядите, боги, я снова милорд! Вы хоть знаком каким-то отмечайте, когда у нее мозги заново переворачиваются!

Мне теперь и самой официальное обращение показалось нелепым – не после той близости, когда мы даже сердца друг перед другом обнажили, не говоря уж о телах. Но вредничать мне пока не запретили:

– Милорд, – позвала снова, но с чуть большим раздражением. – Нам нужно выдумать какой-то предлог нашей отлучки.

– Мне, по-твоему, делать больше нечего, кроме как оправдываться? Спешим во дворец, у меня там есть дела важнее.

– Это какие же?

– Например, ускорить подготовку документов для Майера. Его надо как можно скорее выслать в Четвертую Окраину. Заодно и Теллану куда-нибудь вышлю, послы Центрины сейчас везде нужны. Ты вроде в географии хороша – подскажи, какое самое дальнее отсюда княжество?

Я встала как вкопанная и вскрикнула:

– Теллану? Вы передумали жениться?! О боги, что же я натворила?..

Он был вынужден тоже остановиться и повернуться ко мне.

– Не передумал, если с этим знанием ты будешь шагать быстрее. Даже мой короткий список невест Телланой не ограничивается. При твердой уверенности в ее вине я не оставлю вас обеих в одном дворце – зачем проверять злость богов на тебя за ночные проделки? К тому же после двух попыток она знает наверняка, что в тебе таятся магические сюрпризы. Ее лучше выслать до того, как она своими догадками поделится со всеми вокруг. Рада, что я женюсь не на Теллане, но все-таки женюсь? Тогда поцелуй.

Но я отшатнулась почти с ужасом:

– Я не буду вас целовать. Никогда больше!

Элвин же отчего-то широко улыбался, он все нужное понял и получил, и будто бы быстро приходил в себя после долгого сна:

– Обещаешь, Айса? Тогда мне спокойнее. Только никогда меня не целуй – ты обещала!

– Да к чему вы…

Он вдруг резко выкинул руку вперед, притянул меня за затылок и поцеловал в губы. Правда, тут же отстранился:

– Успокойся, это не ты сделала, а я. Ты, главное, за собой присматривай, пока я буду присматривать за собой. В общем, идем уже дальше. В Сердцевине сразу же поезжай к Сао. Вот тебе и отговорка – скажем, что тебе опостылела охота и ты еще вчера сбежала с нее к своему жениху. Если все получится, то постараюсь вечером быть там же, уже с новыми документами и формальным поручением для Майера в Четвертой Окраине.

– Но как же? – я растерялась, но поспешила за ним, чтобы не отставать. – Императрица ведь меня не отпускала! Она придет в ярость, если я подобным отговорюсь!

– С Анабель я тоже поговорю. Она про нас и так знает – так пусть придумает про нас еще что-нибудь. Этот довод мы озвучим для остального двора. Да и что она тебе сделает, если я ее не успокою? Из фрейлин разжалует?

– О-о, – я протянула мечтательно. – Вот за такое я была бы весьма признательна!

– А я нет, – он произнес это заметно суше. – В смысле, я пока не знаю, как лучше. Ты ведь не собираешься отправиться вместе с Майером?

– Я бы собралась, да кто ж меня отпустит?

Он ответил после небольшой паузы:

– Сначала хотел выпалить: «Уж точно не я», но потом вспомнил, что мечтаю от тебя избавиться. У меня странное ощущение эйфории. Я будто пьяный. Немного протрезвею, потом подумаю.

Я проигнорировала его радость:

– Вот именно, все будто сговорились. Вроде никого я здесь не устраиваю, но ощущение, что без меня столица рухнет. Вот и держат всеми правдами и неправдами, преодолевая ненависть.

Элвин спросил неожиданно серьезно:

– Ты сама и теперь хочешь уехать? Айса, только честно, вранье между нами закончилось за полчаса до рассвета.

Я и ответила честно:

– Не хочу, но должна. Знаю, что совершила непоправимую ошибку. И теперь боюсь, что моя мечта увидеть вас когда-нибудь полностью счастливым не сбудется. Я сама допустила, чтобы вы всю оставшуюся жизнь вынуждены были искать компромиссы.