— В-вы, вы ч-что творите⁈ — из великолепно украшенного паланкина, добро прошитого залпом из луков и опрокинутого в пылу битвы на бок нёсшей его полудюжиной рабов, выполз среднего росточка, щупленького телосложения довольно молодой ухоженный смуглый мужчина лет двадцати пяти — тридцати на вид. Сказать, что одет он оказался очень роскошно, значит, не сказать ничего; его шёлковые, искусно отделанные златом да драгоценными каменьями вычурные кафтан с шароварами сразу давали понять: данный человек принадлежит к высшему западному сословию и очень знатному, состоятельному роду. Пальцы все в перстнях цены немыслимой, в каждом ухе по тяжёлой серьге с крупным бриллиантом: хозяин Великого каравана явно никогда не знавал, что такое лишения, бедность и голод. А также боль, ибо из его правого плеча, заставляя расфуфыренного толстосума мучительно скулить, торчала одна из шальных стрел, обильно орошая кровью богатые одеяния.
Слегка раскосые очи западного франта ошарашенно разглядывали страшную картину складывающегося явно не в пользу его воинов боя; личная гвардия заморского торговца таяла буквально на глазах, храбро отдавая жизни за своего повелителя. Вскоре на дне пересохшей реки полегли практически все стоявшие в центре три с половиной сотни защитников обоза; лишь разрозненные островки отважно сражавшихся смуглолицых бойцов ещё кое-где оказывали отчаянное сопротивление, впрочем, быстро и жестоко подавлявшееся.
— К-как вы с-смеете⁈ — срываясь на писклявый визг, потрясённо попробовал продолжить свою несуразную речь молодой щёголь, испуганно вперившись взором в оглянувшегося на него, стоящего всего в нескольких шагах рыжебородого берсерка, с проклятиями пытающегося вытащить из туловища только что убитого им очередного гвардейца секиру, лезвие которой застряло в разрубленных нагрудных латах павшего телохранителя торговца. — Да вы знаете, кто я такой⁈ Я…
Но договорить ему было не суждено: одноручный чекан данов, со свистом рассекая воздух, стремительной ласточкой пролетел аккурат мимо Ратибора лишь затем, чтобы глубоко вонзиться точно в сердце бывшему хозяину сего Великого каравана. Силой броска того откинуло на пару метров назад. Разодетый богатей умер мгновенно, так и не успев закрыть застывших в недоумении очей. Похоже, о том, что на его вашество можно поднять руку аль ещё чего поострее, знатный вельможа прежде даже не догадывался.
— Зачем⁈ — Ратибор, наконец выдернув из проклёпанной металлической пластины окаймлённого серебром толстого нагрудного панциря свою секиру, недобро уставился на спешно идущего к поверженному купцу Кубальда. — Он был безоружен и явно намеривался поведать кое-что интересное!..
— О чём он там собрался потрещать с тобой, мы уже никогда не узнаем, — хмуро бросил широкоплечий северянин, склоняясь над убитым и с мясом вырывая у него из ушей серьги. После попытался стянуть и кольца, но те не поддавались. Тогда, достав нож, он быстро срезал с дланей вельможи перстни вместе с фалангами пальцев, тут же запрятав всё это кровавое месиво себе в заплечную котомку. — Потом разгребу, сейчас не до этого… — заметив брезгливый взгляд рыжеволосого витязя, крякнул, нисколько не смущаясь, Кубальд. Видно, не впервой подобным образом северному душегубу обирать мертвецов.
— А разве мы не должны собрать все сокровища, что в набеге раздобудем, в одно лукошко и опосля поделить по-братски? — угрюмо вопросил Ратибор нервно заёрзавшего варяга, вытаскивающего свой одноручный колун из тела убиенного западного толстосума.
— Должны, только ента касается лишь телег с пряниками ценными; мелочёвка всякая, что в ракушках да на перстах у торгашей болтается, законная добыча того, кто и зажмурил такого чванливика! В данном случае — моя! — Кубальд резким взмахом топора отсёк голову только что загубленному им барышнику, поднял её за волосы и повернул лицом к Ратибору, ядовито прошелестев: — Глянь, уже не такой надменный, каким, похоже, был до этого, ах-ха-ха!.. Пожалуй, зенки ему сейчас выколю ещё да добавлю на своё ожерелье, к когтям да клыкам… Для красоты, хе-хе! — Варяг достал нож и тут же вонзил его остриё в левую глазницу своего жуткого трофея. — А потом и уши отчекрыжу…
— Ну ты и падальщик!.. А ещё — дерьмо, я не ошибся с первым впечатлением! С дохлыми воевать, глумиться над ними да уродовать их телеса, это мерзопакостное деяние, недостойное настоящего бойца!.. Ответить-то прихлопнутые уже не могут! — Ратибор презрительно сплюнул, даже в мыслях не сняв ни с одного из поверженных им в этой рубке воинов хоть какого-нибудь захудалого колечка. Издеваться же над покойниками он и подавно себе никогда не позволял, так как это противело всему его естеству. Максимум, что допускал, так это снести башку с плеч мёртвому вражине, и то лишь в исключительных случаях, когда оппонент бесил невероятно да вдобавок гнев густой пеленой застилал синие очи. Проигнорировав брошенный на него яростный взор Кубальда, могучий витязь подошёл к опрокинутому паланкину и принялся с любопытством рассматривать лежащее на земле, пробитое в нескольких местах стрелами знамя павшего западного богача. — Интересно, что за зверь такой чудный? Тулово вроде кошки здоровой, только песочное какое-то, а мордаха и крылья орла… Интересно, такие создания и правда существуют?..
— Нет, насколько я знаю, — отбросив изуродованную голову купца в сторону, прогоготал в ответ, непонятно чему радуясь, Кубальд. Неприятная, довольно ощерившаяся гримаса на миг озарила его угловатую физиономию. — Это грифон! Существо мифическое. Фамильный герб дома ентого сосунка цветистого…
— То есть ты знал точно, на кого мы идём?.. — в очах Ратибора сверкнули гневные искорки.
— Не понимаю, о чём ты, — показанно-недоумённо пожал плечами лучший берсерк ярла Олафа, поспешно разворачиваясь и направляясь к завязавшейся схватке на правом фланге, куда успела воротиться сотня вражеских воинов из авангарда каравана. — Я лишь предположил… Догоняй давай, дуболом, хорош мух считать! Мы ещё не закончили!..
Молодой богатырь, чуть помешкавшись, медленно, вразвалочку потопал за широкоплечим викингом, про себя отметив, как же у него чешутся лапы открутить тому кочан. Открытая неприязнь, проявившаяся с первых секунд знакомства, похоже, лишь только усиливалась между двумя могучими бойцами.
Между тем поучаствовать Ратибору в ещё одной рубке так и не довелось, ибо силы оказались явно неравны: прибывшая на подмогу сотня из изголовья каравана была по-быстрому размётана значительно превосходящим по численности, разгорячённым битвой войском русов. Последние же сто воителей, приход которых ожидался из арьергарда, похоже, на помощь своим явно не спешили, видно, уже прознав, что и помогать-то, в принципе, более и некому: основная обозная охрана вся полегла от вострой стали рати русичей, разбавленной безумными северными «псами», совсем озверевшими от крови и принявшимися, не разбирая, вырезать любого из Великого каравана, кто бы ни попался под топор, в том числе несчастных безоружных рабов и наложниц западного вельможи, в два десятка тел сопровождавших его. Ратибор, успевший застать лишь финал данной жуткой расправы, в лютом гневе походя свернул мощным рывком кому-то из пробегавших мимо викингов шею, а опосля протопал к Святославу с Олафом, что, потирая руки, довольно рассматривали несколько крытых повозок, ещё недавно принадлежавших покойному смуглолицему богатею. Видно, улов был знатный.
— Какого ляда эти северные твари, — совершенно не стесняясь стоящего рядом с князем Чернобрового, проревел в харю правителю Мирграда Ратибор, — вырезают всех в караване от мала до велика⁈ Ента ещё что за скотство⁈
— По моему приказу это делается, — буркнул, не особо пытаясь скрыть хищную улыбку в бороде, Олаф. — С одобрения твоего владыки!.. — торопливо пролепетал он тут же, когда горящие синим пламенем очи молодого богатыря вперились ему в зыркули. — Для благого дела… — договорить Чернобровый так и не смог, ибо Ратибор быстро взял того левой дланью за кожаный нагрудник и резко дёрнул на себя, одновременно нанося удар головой в нос. Мгновенно потеряв сознание, ярл варягов рухнул, как подкошенный. Из переломанного страшным ударом шнобеля его обильно брызнула кровь.