Средний план: горящий поезд мчится вперед.

Общий план: разбегающаяся толпа.

Быстрый монтаж: тела жертв с оторванными конечностями, статисты и каскадеры, вылетающие из вагона метро и падающие на рельсы.

Крупные планы разлетающихся по платформе отдельных частей тела — рук, ног, ступней, кистей, большинство из них настоящие. Изувеченные тела, сложенные в кучи. Изуродованные лица. Искореженные сиденья с расплавленной обивкой. Уцелевшие стоят в густом черном дыму, кашляя, безостановочно рыдая, давясь пороховой гарью. Двойник Кристиана Бэйла, сорвав огнетушитель, расталкивает охваченную паникой толпу, направляясь к обгоревшему остову вагона. На саундтреке начинает звучать «Je t'aime» в исполнении Сержа Гинсбура.

Монтаж: сотни офицеров полиции стягиваются туда, где мост пересекает Сену, направляясь к Нотр-Дам. Виктор проходит мимо магазина Gap, в то время как кто-то в непомерно большой рубашке от Tommy Hilfiger проносится мимо на роликовых коньках. Виктор пьет пиво в баре на рю Сант-Антони вертя в руках свои Ray-Ban. Французский премьер прибывает на место происшествия в вертолете, в то время как Тамми и сын французского премьера — их снимает вторая группа — болтаются весь день без дела в «Les Halles», после того как им позвонили из Лувра (этот звонок устроил Брюс из телефонной будки на рю де Бассан возле Триумфальной арки), оба они в одинаковых солнцезащитных очках, и Тамми выглядит счастливой, и сын премьера тоже начинает улыбаться, хотя ему дурно оттого, что прошлой ночью он перебрал кокаина, и дело зашло так далеко, что его даже начало рвать кровью. Она дарит ему одуванчик. Он дует на него, кашляя от напряжения.

Следующие кадры: служба безопасности проводит проверки на дорогах, на пограничных пунктах, в больших магазинах. Взорванный вагон транспортируют на буксире в криминалистическую лабораторию. Рейды полиции в мусульманские районы. Коран, предоставленный реквизиторами французской съемочной группы, лежащий рядом с компьютерными дискетами, найденными в мусорной урне возле строящегося дома в Лионе, на которых планы убийства представителей власти, и по этой наводке, подготовленной Бобби, молодой алжирский беженец застрелен на выходе из мечети.

Одетый в костюм от Armani, подбитый пластинами кевлара, я провожу Джейми через металлические баррикады, которые полиция возвела перед входом в «Ritz», потому что в нем на этой неделе остановились некоторые японские дипломаты, и, несмотря на то что у меня имеется приглашение, а Джейми выступает в сегодняшнем показе, нам все равно приходится предъявить «в целях безопасности» наши паспорта, чтобы имена в них сравнили с именами в списке, и эта процедура повторяется три раза, прежде чем мы попадаем за кулисы. Детекторы металла работают из рук вон плохо, поскольку Джейми проскальзывает сквозь них безо всяких проблем.

За кулисами стоит такой холод, что зуб на зуб не попадает, повсюду видеокамеры, персональные тренеры курят по-французски небрежно свернутые косяки, и очень заносчивый подросток-актер, который только что снялся в «Полтергейст 5: Нога» стоит, дебатируя с кем-то возле стола, уставленного бутылками шампанского. Я вполуха прислушиваюсь к тому, как Джейми с Линдой Евангелистой беседуют о том, что ни ту ни другую не взяли сниматься в какой-то последний блокбастер об утренней заре в Азии, о Руперте Мердоке. Очевидно, у меня унылый вид, потому что Линда хлопает меня по плечу и говорит: «Эй, Вик, выше нос!», и тогда я заглатываю еще один фужер шампанского, пытаясь разглядывать мечущихся вокруг нас моделей, и опять повсюду почему-то пахнет дерьмом, а у меня онемела рука и шея с одной стороны.

Для показа моделей знаменитого японского дизайнера, который только что вышел из наркологической клиники, на первом этаже над плавательным бассейном настелили подиум, а показ начнется с видео, снятого любовником дизайнера во время его последней поездки в Гренландию, которое он сам комментирует, неся какую-то чушь о единении с природой, а затем вокруг нас начинает завывать арктическая метель, переходя в песню группы Yo La Tengo, вспыхивает яркий белый свет, и модели под предводительством Джейми начинают скользить босиком по подиуму, направляясь к огромному серому экрану, а я слежу за ней на маленьком мониторе за кулисами вместе с Фредериком Санчесом и Фредом Баладу, которые написали музыку для этого показа, и чтобы высказать свое восхищение, я притопываю в такт ногой, но они этого не замечают.

На вечеринке после показа я позирую для папарацци — как мне и велели — в компании сначала Джонни Деппа, затем — Эль Макферсон и, наконец, Десмонда Ричардсона и Мишеля Монтаня, а затем меня зажимает между Стеллой Теннант и Элен фон Унверт, а я натужно корчу различные дурацкие рожи. Я даже даю короткое интервью тайваньскому MTV, но от запаха дерьма у меня начинают слезиться глаза, густое зловоние заполняет носовые пазухи, и мне приходится отвлечься от возможностей попасть в кадр, чтобы влить в себя еще одну порцию шампанского, после чего ко мне возвращаются зрение и способность дышать, и тут я замечаю актера, играющего роль сына французского премьера.

Он зажигает сигару невероятно длинной спичкой, отгоняя муху рукой, одновременно болтая с Лайл Лоуветт и Мег Райан, и я без особых усилий подбираюсь к нему, внезапно понимая, что я устал так, что едва держусь на ногах. Одно быстрое движение — я касаюсь его плеча и тут же отдергиваю руку.

Он поворачивается, продолжая смеяться над шуткой, которую ему только что рассказали, но улыбка тут же сходит с его лица, когда он замечает меня.

— Что вам нужно? — спрашивает он.

— Мне нужно поговорить с вами, — говорю я поспешно, пытаясь улыбнуться.

— А мне не нужно.

Он отворачивается и продолжает прерванную беседу.

— Это крайне важно, послушайте, — говорю я, снова трогая его за плечо. — Нам действительно нужно поговорить.

— Убирайтесь прочь, — повторяет он нетерпеливо.

Поскольку за это время Лайл и Мег переключились на какую-то свою беседу, он раздраженно бормочет какое-то французское ругательство.

— Насколько мне известно, ваша жизнь в опасности, — продолжаю я невозмутимо. — Если вы будете по-прежнему встречаться с Тамми Девол, то вы сильно рискуете. Я думаю, что вы сильно рискуете уже сейчас…

— А я думаю, что вы — идиот, — говорит он. — И я думаю, что вы сильно рискуете, если немедленно не уберетесь отсюда.

— Прошу вас, — я протягиваю руку, чтобы снова взять его за плечо.

— Эй! — восклицает он, повернувшись наконец ко мне.

— Вам следует держаться от этих людей подальше…

— С чего это? Вас что, Брюс подослал? — Он фыркает. — Какая мерзость! Передайте Брюсу Райнбеку, что он, если считает себя мужчиной, может поговорить со мною сам…

— Дело не в Брюсе, — говорю я, наклоняясь к нему. — Они все до одного…

— Слушай, проваливай-ка отсюда на хер, — восклицает он.

— Я пытаюсь помочь вам…

— Ты что, плохо слышишь? — цедит он. — У тебя не все дома? — говорит он, постукивая пальцем по моему виску с такой силой, что у меня мутнеет в глазах, и я вынужден прислониться к колонне, чтобы не упасть.

— Проваливай на хер, — повторяет он. — Возьми ноги в руки и проваливай на хер.

Внезапно Джейми хватает меня за руку и оттаскивает от актера, прошипев мне в ухо: «Как это глупо, Виктор!», пока мы пробираемся сквозь толпу.

— А u revoire, додик! — кричит мне вслед актер, старательно изображая акцент молодого американца из анекдотов.

— Боже мой, как это глупо, Виктор! — вновь шипит мне на ухо Джейми и повторяет это еще много раз, волоча меня сквозь толпу и останавливаясь по пути три, четыре, одиннадцать раз для того, чтобы фотографы могли сделать снимки.

Снаружи двойник Кристиана Бэйла стоит возле основания покрытой патиной колонны на Вандомскои площади, но я не говорю об этом ни слова Джейми, а просто печально киваю головой, поймав его взгляд. Я следую за Джейми, которая ведет меня через железные ворота, выходящие на Кур-Вандом. Полицейский что-то говорит Джейми, она кивает ему головой, и мы поворачиваем в направлении южного конца площади. Она не может найти нашу машину и ругается, а я волочусь за нею следом, постоянно сглатывая слюну, глаза у меня слезятся, а в груди что-то болит, и мне тяжело дышать. Двойник Кристиана Бэйла уже не стоит у основания колонны. Наконец Джейми наклоняется к окну неприметного черного «БМВ», который привез нас сюда, и отпускает его.