— Я заметил, что ты сегодня почти не пил, — продолжает Бобби. — Так что мне подумалось, что ты не откажешься съездить.

— Ну, меня самую малость поколачивает после вчерашнего, но…

— Ах, вчерашнего, — бормочет Бобби, моментально отодвигаясь.

— Ладно, где этот клуб? — быстро решаюсь я, заметив его движение.

— Водитель знает, — говорит Бобби. — Он будет ждать тебя перед «Pylos». Скажи швейцару, что ты — мой гость, а Сэм должен находиться в VIP-зале.

— Почему бы тебе просто не внести меня в список гостей?

— Виктор, это место настолько фешенебельно, что в него не попадешь, даже если ты внесен в список гостей.

— А как я узнаю Сэма? — спрашиваю я в нерешительности.

— Он азиат, маленького роста, и его зовут Сэм Хо. Поверь мне, ты его ни с кем не спутаешь, — объясняет Бобби. — Он такой… театральный.

— Ладно, приятель. — И я пожимаю плечами в неподдельном смущении. — Кто он такой? — И сразу же добавляю: — Вы что, потом собираетесь куда-нибудь в гости?

— Нет-нет, он не торгует наркотиками, — успокаивает меня Бобби. — Ты что, не слышал о Сэме Хо? Он суперзнаменитая в Азии модель.

— Ах вот как, ну это круто! — киваю я.

— Не беспокойся, — говорит Бобби. — Это запланированная встреча. Все идет по сценарию.

— Да я знаю, знаю, — заверяю я его.

— Тогда вот, — говорит Бобби и вручает мне конверт, который он держал в руках все это время, хотя я его почему-то не заметил. — Отдай это Сэму, он знает, что это такое. А я, ребята, подожду вас здесь.

— Клево.

— Извини, чувак, мне очень неприятно напрягать тебя, но я просто вымотан вконец.

— Слушай, Бобби, — говорю я, — кончай волноваться. Я съезжу. Я хотел попасть в «Pylos» с тех пор, как он открылся — когда это было? Четыре недели назад, верно?

— Ну, он то открывается, то закрывается, типа того.

Бобби провожает меня на улицу, в мглистую ночь, где меня поджидает черный лимузин, а Феликс уже подготовил все для съемок следующей сцены. Бобби смотрит мне прямо в глаза:

— Спасибо, Виктор, я этого никогда не забуду.

— Да что ты, чувак, это большая честь для меня.

— Можно повторить последнюю реплику? — спрашивает режиссер. — Виктор, сделай ударение на «для меня». Давайте работайте, вы в кадре.

Бобби смотрит мне прямо в глаза:

— Спасибо, Виктор, я этого никогда не забуду.

— Да что ты, чувак, это большая честь для меня.

— Ты рулишь, чувак.

— Нет, чувак, это ты рулишь.

— Да ладно. Ты рулишь, Виктор.

— Никогда бы не поверил, что сам Бобби Хьюз скажет мне, что я рулю, — шепчу я, задыхаясь от счастья. — Нет, это ты рулишь.

Бобби обнимает меня, и когда он пытается сделать шаг назад, я продолжаю обнимать его, потому что никак не могу остановиться.

Водитель выходит, чтобы открыть мне дверь, и я узнаю в нем того самого парня, который встречал меня в Саутгемптоне (эту сцену позже вырежут). Он рыжий и выглядит очень клево.

— Слушай, Виктор… — говорит мне Бобби, когда я начинаю садиться в лимузин.

— Что, чувак? — оборачиваюсь я.

— Ты говоришь по-французски? — интересуется он. В темноте его почти не видно.

У меня уходит тридцать секунд на то, чтобы выдавить из себя:

— Un… petit peu.[112]

— Отлично, — говорит Бобби, исчезая во мраке. — Из нас, впрочем, тоже никто почти не говорит.

И вечер начинает близиться к своему логическому завершению.

В лимузине, мчащемся по направлению к Чарринг-Кросс-роуд, звучит песня Everything But The Girl «Wrong», пока я изучаю маленький белый конверт, который Бобби дал мне для передачи Сэму Хо; внутри явно прощупываются ключи, завернутые во что-то вроде записки, но поскольку я очень уважаю Бобби, мне даже и в голову не приходит открыть его, и вот наступает одиннадцать часов, и лимузин сворачивает на залитую дождем дорожку, где табличка с надписью DANCETERIUM и нарисованной под ней волнистой чертой направляет нас к заднему входу в «Pylos». Фигуры под зонтами толпятся перед ограждением у входа, а за ограждением стоит типичный «вышибала» — в данном случае облаченный в рубашку в китайском стиле от Кэйзли Хейфорда, парик a la Мария-Антуанетта и черную куртку с надписью «ПРОШЕЛ ЧЕРЕЗ АД», вышитой на груди красными буквами — орет в мегафон: «Ни один больше не войдет!», но тут он замечает меня, и я выпрыгиваю из лимузина, прохожу в возникающую передо мной пустоту и говорю склонившемуся ко мне вышибале:

— Я — друг Бобби Хьюза.

Громила кивает мне и поднимает веревочку, прошептав при этом что-то в рацию, и я спускаюсь вниз по ступенькам, где сразу за дверями какая-то юная особа явно модельного типа, что сразу считывается по ее манере одеваться (одежда в духе Вивьен Вествуд эпохи семидесятых и шуба из искусственного меха), и, судя по всему, невероятно скучающая, ведет меня в комнату VIP по петляющим коридорам и проходам, тускло освещенным инфракрасным светом, которые заполнены студентами-дизайнерами, застывшими в трансе перед мерцающими узорами, изображенными там и тут по стенам, а когда мы спускаемся еще ниже, атмосфера внезапно становится влажной, и мы проходим мимо кучки подростков, склонившихся над монитором компьютера, и дилера, торгующего таблетками экстази, а затем дверь захлопывается у нас за спиной, и мы оказываемся на стальном подиуме, где под нами на гигантском танцполе клубится огромная толпа, и вот мы проходим мимо диджейской кабинки с четырьмя вертушками, где какой-то легендарный диджей ваяет безупречный драм-энд-бейс — ритмичный, с бухающими низами — в компании своего ученика — того самого ямайского парнишки, о котором в последнее время так много говорят, и сегодня их сет наверняка транслируют в прямом эфире сотни пиратских радиостанций по всей Англии, а золотое сияние стробоскопов, сорвавшихся с цепи, создает иллюзию того, что вся комната вращается вокруг своей оси, и я чуть не теряю равновесие, но в это время моя провожатая уже пропихивает меня между двумя мордоворотами, стоящими на часах, в комнату VIP, но когда я пытаюсь завязать с ней разговор: «Популярное, судя по всему, местечко?», она поворачивается ко мне спиной, бормоча под нос:

— Сегодня вечером я занята.

За шторкой, закрывающей проход, обнаруживается нечто, весьма похожее на зал ожидания в аэропорту, почему-то освещенный как дискотека и снабженный кабинками с обивкой из темно-красного бархата, черную етену украшает огромный плакат с лилово-призрачной надписью «ПЛОДИТЕСЬ», и с десяток работников звукозаписывающих компаний Соединенного Королевства в прикидах, словно позаимствованных со съемок «Безумного Макса», проводят под ним время в компании татуированных моделей из Голландии, а старшие менеджеры из Polygram делятся бананами и распивают психокибертропные напитки вместе с редакторами глянцевых журналов, и добрая половина звезд прогрессивной британской хип-хоп-сцены, облаченных в школьную девчачью форму, отплясывает с бухгалтерами модельных агентств, гострайтерами, статистами, тусовщиками и просто интересными людьми со всего мира. Папарацци охотятся за знаменитостями. В VIP-комнате стоит такой холод, что зуб на зуб не попадает, и у всех присутствующих изо рта вырывается пар.

Я заказываю тасманийское пиво у бармена с глазами навыкате, одетого в велюровый смокинг, который нагло пытается всучить мне косяк, заряженный кетамином, когда дает мне прикурить, а по стенам, покрытым зеркалами, мечутся безумные флуоресцирующие узоры, в то время как Ширли Бэйси исполняет тему из «Голдфингера» и бесконечный ролик, составленный из различных рекламных клипов Gap, крутится на видеомониторах.

Глядя на зеркальную стену, я тут же замечаю, что парень, похожий на Кристиана Бэйла, который зашел следом за мной вчера в «Masako», стоит рядом, и я резко оборачиваюсь и заговариваю с ним, а он раздраженно отодвигается от меня, но тут режиссер отводит меня в сторону и шипит мне прямо в ухо: