— Вы оставили это в телефонной будке, — говорит она, протягивая мне рюкзачок от Prada.

Я смотрю на рюкзачок.

— Виктор, — говорит она, посмотрев сперва на членов французской группы, а затем на меня, — они готовы переснять эту сцену. Тамми, похоже, э-э-э, оправилась. — Мертвая тишина. — Виктор? — спрашивает она. — Возьмите. — И вручает мне рюкзачок от Prada.

— Ах… ну да, разумеется — И я беру рюкзачок и тут же передаю его ассистенту продюсера из французской бригады.

Трясущимися руками ассистент продюсера берет рюкзачок и передает его режиссеру.

Режиссер бросает взгляд на рюкзачок и тут же возвращает его обратно ассистенту, который вздрагивает.

— Кто эти люди? — спрашивает девушка и улыбается, ожидая, что ее сейчас представят.

— Что? — спрашиваю я, не слыша собственного голоса.

— Что происходит? — спрашивает она несколько более настойчиво, но по-прежнему улыбаясь.

Режиссер щелкает пальцами, и ему тут же подают мобильный телефон. Он откидывает крышечку, нажимает на кнопки и, отвернувшись в сторону, бормочет в трубку что-то по-французски.

— Кто эти люди? — спрашиваю я запинаясь. — Кого вы имеете в виду?

10:09.

— Это съемочная группа, — говорит она, а затем, наклонившись, шепчет мне на ухо: — Ну эти, которые у вас за спиной стоят?

— А, эти? — Я оборачиваюсь. — Не знаю, они вдруг пошли за мною следом, — говорю я. — Я не знаю, кто они такие.

Слышно громкое дыхание французского ассистента продюсера, видны расширившиеся от страха зрачки.

«Болеро» звучит все громче и громче.

Бесконечное количество возможностей открывается перед нами.

Тишина. Я слышу даже малейшие шорохи.

Девушка говорит:

— Виктор, пойдемте, нас ждут.

Она берет мою руку в свою маленькую ручку. Я смотрю на режиссера. Он сухо кивает мне.

На эскалаторе я оборачиваюсь. Французы уже исчезли.

— Почему они забрали ваш рюкзак, Виктор? — спрашивает девушка. — Вы с ними знакомы?

— Эй, зайка, — устало отзываюсь я. — Расслабься. Все под контролем.

— Но, Виктор, почему все же эти люди забрали ваш рюкзак? — спрашивает она.

«Болеро» заканчивается.

Лента в плеере автоматически останавливается.

Я даже не решаюсь посмотреть на часы.

Возле пирамиды Тамми бросает на меня насмешливый взгляд и смотрит на свои часы. Она действительно выглядит оправившейся.

— Заблудился, — говорю я, пожимая плечами.

С моего места я вижу, как где-то в туманной дали ассистент продюсера, похожая на Хизер Грэм, уже беседует с режиссером и Феликсом, и оба они время от времени бросают на меня подозрительные взгляды, шепчутся, создавая атмосферу холодного беспокойства, а конфетти разбросаны повсюду, причем некоторые из них просто падают сверху, но я уже почти ни на что не обращаю внимания. Я мог бы лежать на пляже в Малибу, подложив под себя полотенце. А год мог бы быть 1978-м или 1983-м. В небе могли бы кишмя кишеть космические корабли. Я мог бы быть одинокой девушкой, которая обматывает шарфиком лампу у себя в комнате в общежитии. Всю неделю мне снились сны, состоявшие исключительно из кадров, снятых с взлетающего вертолета, и в них фигурировало огромное металлическое помещение, над которым плавали золотистые и белые буквы, образовывавшие надпись «ПО ТУ СТОРОНУ». Кто-то из киношников сует мне в руки бубен.

Сегодня вечером все съехались в Виндзорский зал на втором этаже отеля «Ritz». Среди присутствующих: Кристен Макменами, Стинг и Труди Тсайлер, Кэйт Мосс, Дженнифер Сондерс, Брайан Ферри, Тина Тернер, Донателла Версаче,

Джон Бон Джови, Сюзи Бик, Надя Ауэрманн в коктейльном платье из взбитых кружев, Мари-Софи Уилсон вся в ярко-розовом, кучка новых русских, знаменитый продюсер — только что то ли из тюрьмы, то ли из наркологической клиники — а впрочем, какая разница? Откормленный мопс бродит по комнате, отчаянно стараясь не попасть никому под ноги. У меня нет ни малейшего представления, в честь чего организована эта вечеринка, хотя скорее всего это презентация нового запаха под названием «Пандемониум». Я чувствую, что у меня заржавели все суставы, что я вот-вот рухну в обморок, у меня пересохло во рту оттого, что я постоянно принимаю ксанакс. Мы провели весь день на яхте, где постоянно участливо кивали головами, выслушивая друг друга. Потом завалился Орибе и сделал нам всем прически. Закуривая сигарету, я машинально отмечаю, что кто-то стоявший в дальнем углу упал в обморок.

Джейми надела — против своей воли — ярко-желтый шелковый кринолин под леопарда, на чем сильно настаивал Бобби, и она беседует с Шалом Харлоу и Сесилией Чэнселлор, и все трое устало хихикают, а Сесилия в черном поло и джинсах на бедрах, и она слегка оглохла на правое ухо, потому что ее парень весь день бегал за ней и взрывал петарды у нее под самым ухом.

Когда Джейми наконец бросает взгляд на меня, то я читаю в этом взгляде: Ты. Совсем. Один.

Некто с блондинистыми дредлоками и острым подбородком требует пива у меня за спиной.

Бернар Риплэ подходит к Джейми, целует Шалом, обнимает Сесилию за талию, бросает на меня украдкой взгляды.

Но мое внимание все время отвлекает то муха, кружащая над гигантской серебряной миской, до краев наполненной черной икрой, то слабый, но отчетливый запах дерьма, висящий в комнате («Чувствуете, чем-то пахнет?» — спрашиваю я самых разных людей. «Разумеется!» — кивают они с понимающим видом.), то проходящий мимо парень в белом лабораторном халате, то диаграммы ракет и распечатанные документы с пометкой «Совершенно секретно», которые разбросаны на столе в одной из спален верхнего этажа в том самом доме, то ли в восьмом, то ли в шестнадцатом аррондисмане, то девушка с зонтиком в руках, прислонившаяся к стене рядом со мной, которая то и дело стонет: «Как это demodй![117]» или: «Это же прошлый сезон!»

— Как-то все это неярко, — соглашаюсь я, дрожа от холода.

— Боже мой, как вы жестоки! — вздыхает она, крутя в руках зонтик, и покидает меня танцующей походкой.

Я простоял в одной позе так долго, что у меня затекла нога.

Ко мне подходят некто по имени Эдгар Камерон — мой случайный знакомый по Нью-Йорку, которого я не видел с прошлого Рождества и его подружка Джулия, — модно одетая пустышка, которую я трахал вскоре после того, как начал жить с Хлое, — она делала мне знаки уже несколько раз с начала вечеринки, и поскольку я стою совсем один, с бокалом шампанского в руке, и явно стараюсь не падать духом, я оказываюсь первейшим кандидатом для атаки. Джулия рассказывает мне, что у Эдгара имеется безволосый кот и случаются такие запои, что однажды он съел «на спор» белку, пойманную им в сквере на Мерсер-стрит. Я чмокнул Джулию так, словно я действительно был рад этой встрече и намеревался придать ей развитие.

— Я должен тебе деньги, Виктор, — виновато сообщает Эдгар, подойдя ко мне. — Я знаю, я знаю, я должен тебе, э-э-э, пару сотен. Франки возьмешь?

— Эдгар, ты мне ничего не должен, — говорю я тихо, глядя на то, как Джейми позирует фотографу.

— Виктор, это ужасно клево с твоей стороны, но я бы, конечно, заплатил свою часть счета в «Balthazar» тогда, если бы я…

— Эдгар, что это ты несешь? — перебиваю я его со вздохом.

— Ну, на прошлой неделе, — говорит Эдгар, одновременно махая кому-то рукой. — В «Balthazar». Ты взял счет и заплатил его весь со своей кредитки.

Пауза.

— Я не был в «Balthazar» на прошлой неделе, Эдгар, — отчетливо произношу я. — Я не был в Нью-Йорке уже…

Тут я осекаюсь, и что-то маленькое и острое начинает ворочаться у меня в груди.

Но Эдгар в ответ только смеется.

— В тот вечер ты был в гораздо лучшей форме. Что это с тобой — дурное влияние Парижа? Ого, смотри-ка, неужто Муна аль-Рашид?

— Наверное, ты прав, — еле слышно говорю я. — Эдгар, послушай… а когда это мы ужинали вместе?

— В прошлый вторник, — говорит Эдгар, и улыбка вместе со смехом гаснет у него на губах. — В «Balthazar». Там была вся наша компания. Ты за всех заплатил с твоей карточки. Все отдавали тебе наличными…