— И что они делают? И где?

— В отеле «Four Seasons», обсуждают, почему не оправдало ожиданий Reality Bites.

— У меня снова екнуло!

Я молчу, пристально глядя в окно.

— Харли Томпсон, — говорю я наконец, надеясь, что он возьмет наживку.

— Я уже слегка заинтригован.

— Гмм, блин, Бадди… — Я осекаюсь. — Но запомни — ты этого от меня не слышал.

— Я никогда не раскрываю свои источники, так что просто расскажи своему повелителю все, что ты знаешь.

— Ну, короче, Харли в городе.

Пауза.

— Я начинаю возбуждаться.

Слышно постукивание по клавиатуре компьютера, затем:

— Где?

— В Paramount.

— Ты трогаешь меня за самые интимные места, — говорит Бадди. — Почему он не в Финиксе на съемочной площадке «Sun City 3» вместе со всеми остальными?

Пауза.

— Гмм, Шерри Гибсон…

— Я возбуждаюсь. Я возбуждаюсь все сильнее и сильнее, Виктор.

— Она… бросила его…

— У меня просто торчком стоит. Продолжай.

— Из-за… проблем с крэком. Его проблем.

— Я вот-вот кончу.

— И он, эээ, избил… Шерри.

— Виктор, я кончаю!

— Так что Шерри тоже пришлось уйти из «Вечеринок на пляже»…

— Брызги летят во все стороны…

— Потому что на ее лицо теперь просто смотреть нельзя…

— Я кончаю, я кончаю, я кончаю…

— И он теперь думает о том, чтобы лечь в нарколечебницу где-нибудь в Поконосских горах.[50]

— О Боже, все, я кончил…

— И Шерри теперь напоминает, эээ, «заплаканного енота»…

— Я кончил. Ты слышишь, как я постанываю?

— Ну и редкостный же ты козел, — шепчу я.

— Так уж у меня на роду написано.

— Бадди, я чувствую удивительную близость с тобой.

— А где же его братец, Керли?

— Он повесился.

— Кто был на похоронах?

— Джулия Робертс, Эрика Кейн, Мелисса Этеридж, Лорен Холли и, гмм, Сельма Хайек.

— Разве у нее не было романа с его отцом?

— Был.

— Значит, он старался ей особенно на глаза не попадаться?

— Так что, Бадди, фотографии больше нет?

— Фотография, на которой ты и Элисон Пул, исчезла.

— Для протокола, а что на ней было?

— Для протокола? Тебе не стоит даже и знать.

— Понимаешь, Бадди, Элисон только что потеряла роль в экранизации «Отражений», — добавил я, — чего бы это ни значило.

— А означает это ровным счетом nada . Спасибо тебе, Виктор. Приехали для интервью.

— Нет, это тебе спасибо, Бадди. И пожалуйста, я тебе ничего не говорил. — Я замолкаю на мгновение, затем до меня кое-что доходит, и я кричу: — Только не говори, что это я, не говори…

— Положись на меня, — говорит Бадди и вешает трубку.

Возле «Nobu» в полдень: я заглатываю половинку таблетки ксанакс, проходя мимо запаркованного у входа лимузина, который, очевидно, доставил сюда моего отца, и ныряю внутрь — толпа администраторов с MTV, а нового управляющего интервьюирует программа утренних новостей CBS, Хелена Кристенсен, Мила Йовович и французский дизайнер обуви Кристиан Лубутен за одним столом, за другим же — Трейси Росс, Саманта Клюге, Робби Кравиц и Козима фон Бюлов, а мой папа — худой образцовый англосакс в темно-синем костюме от Ralph Lauren — сидит во второй кабинке от входа, черкая что-то в желтом блокноте, а на столе рядом с миской с суномоно[51] лежит подозрительного вида толстая папка. Два его помощника сидят в первой кабинке. Ему полагалось бы выглядеть на средний возраст, но благодаря недавней подтяжке лица и тому, что, по словам моей сестры, он с апреля принимает прозак (секрет), выглядит он в общем-то блестяще. На досуге: охота на оленей, астролог, чтобы уладить дела с планетами, сквош. Диетолог рекомендовал ему сырую рыбу, коричневый рис, темпура абсолютно исключена, но хидзики[52] — пожалуйста, ну а я сюда пришел в основном ради торо-сашими[53], светской беседы и ненавязчивой просьбы одолжить немного наличных. Отец улыбается, сверкая зубами.

— Извини, папа, я заблудился.

— Какой-то ты худой.

— Это все наркотики, папа, — вздыхаю я, усаживаясь на скамью.

— Совсем не смешно, Виктор, — говорит он устало.

— Папа, я не употребляю наркотики. Я в великолепной форме.

— Да нет, я вижу. Как твои дела, Виктор?

— Я пользуюсь успехом, папа. Сногсшибательным успехом. Я в прорыве. Все идет по плану. Я контролирую все аспекты. Ты посмеиваешься как-то нехорошо, папа, но на самом деле я нахожусь в состоянии непрерывного движения.

— А толк-то от этого есть?

— Я осваиваю новую территорию, папа.

— Это какую же?

Я направляю взгляд в светлую даль.

— Будущее.

Папа глядит на меня хмуро, не выдерживает моего взгляда, смотрит по сторонам, смущенно улыбается.

— Ты стал намного изощреннее, Виктор, в формулировке своих, гмм, амбиций.

— Еще бы, папа. Я научился брать быка за рога.

— Ну и славненько.

Он жестом просит официанта, которого зовут Эветт, принести еще холодного чая.

— Итак, откуда ты сейчас?

— У меня была фотосессия.

— Надеюсь, ты больше не снимаешься голым для этого Вебстера или как там его, Господи!

— Почти голым. Для Брюса Веббера. Я стараюсь больше не злить тебя, папа.

— Вихлял задницей, словно…

— Это была реклама Obsession, папа, а ты ведешь себя так, словно я снялся в порнухе.

— Докажи мне это, Виктор.

— Сейчас докажу, папа. Говорю медленно: колонна — прикрывала — мои — гениталии.

Но он уже листает свое меню.

— Пока я не забыл, хочу поблагодарить тебя за, эээ, компакт Патти Лупоне, который ты прислал мне на день рождения. Это был очень удачный подарок.

Я тоже углубляюсь в меню.

— Не стоит благодарности, чувак.

Отец беспокойно смотрит на столик MTV, за которым, похоже, кто-то явно острит по его поводу. Я едва удерживаюсь оттого, чтобы помахать им рукой.

Отец спрашивает:

— Почему они на нас так смотрят?

— Может быть, потому что на тебе написано печатными буквами: «Я не туда попал»? — предполагаю я. — Господи, мне нужно срочно выпить стакан минеральной воды. Или пива.

Эветт приносит холодный чай, молча принимает заказ, а затем нерешительно направляется на кухню.

— Классная девчонка, — восхищается мой отец.

— Папа, — начинаю я.

— Что?

Я опускаю глаза.

— Вообще-то это парень, но какая разница?

— Шутишь?

— Нет, это действительно парень. Он сейчас как раз находится в процессе, ну понимаешь, смены пола.

— Ты забыл снять темные очки.

— Я не забыл. — Я снимаю очки и пару раз моргаю. — Ну так что за дела, стоит как стрела?[54]

— Я же все вырезки о тебе собираю, — говорит он, зловеще поглаживая папку. — И стоит мне только подумать о моем единственном сыне, как мне вспоминается тот разговор, что был у нас прошлым летом. Не собираешься ли ты вернуться в колледж?

— О черт, папа, — стону я. — Я учился в Кэмдене! Я его даже почти закончил. Я даже уже забыл, на какой специальности я учился.

— «Экспериментальные оркестры», насколько я помню, — сухо отзывается отец.

— Эй, ты забыл про «Анализ дизайна».

Отец скрипит зубами и оглядывает зал — видно, что ему отчаянно хочется выпить.

— Виктор, у меня есть связи в Джорджтауне, в Колумбийском университете, в Нью-Йоркском, в конце концов, черт побери! Это не так сложно, как ты думаешь.

— О черт, папа, да я об этом вообще не думаю.

— Я волнуюсь о твоей карьере и…

— Знаешь, папа, — перебиваю я, — еще когда я учился в школе Horace Mann, там был один советник, который постоянно задавал мне ненавистный вопрос — это был вопрос о моих планах на будущее.