И вот он передо мной во плоти, всего в футе от меня — он на четыре года старше меня, и он стучит по клавишам компьютерного терминала, попивая диетическую колу, в белых спортивных носках, и — поскольку я не очень-то привык к обществу мужчин, которые могут составить конкуренцию по внешности Виктору Варду, — я начинаю слегка нервничать и слушаю его гораздо внимательнее, чем любого человека, с которым я когда-либо был знаком, потому что факты — упрямая вещь: Бобби Хьюз слишком красив, чтобы устоять перед ним. Он привлекает, сам того не желая.

— Гм-м, я вроде как заблудился… — начинаю я неуверенно. — Куда я вообще-то попал?

— О! — Он поднимает глаза, смотрит мне прямо в лицо, пару раз моргает, а затем, что-то решив, сообщает: — Ты попал в Хемпстед.

— Неужели? — говорю я с облегчением. — Мой друг Джоакин Феникс — знаешь, брат Ривера?

Бобби кивает и продолжает внимательно смотреть на меня.

— Ну так вот, он снимается в новом фильме Джона Хьюза как раз в, гм-м, Хемпстеде, — говорю я, внезапно осознавая, как нелепо я выгляжу в этом халате, и добавляю натужно: — Кажется.

— Круто, — говорит Бобби, возвращаясь к своему компьютеру.

— Ага, мы встретились с ним вчера на вечеринке.

— Здорово, а как прошла вечеринка? — спрашивает Бобби. — Жаль, что я пропустил ее.

— Ну, вечеринка была, ну такая… — нервно пытаюсь объяснить я. — Сейчас вспомню, кто там был. Ну, проводили ее где-то в Ноттинг-Хилле…

— Разумеется, — отвечает он насмешливо, что почему-то приносит мне долгожданное облегчение.

— Ну конечно, это же ясно как божий день, чувак!

Я замолкаю, гляжу на Бобби, уставившегося на экран компьютера, и затягиваю потуже халат.

— Вечеринку устраивали в честь художника Гэри Хьюма, верно? — терпеливо переспрашивает он.

— Разумеется, — говорю я. — Но все знали, что на самом-то деле это в честь Патси и Лайама.

— Верно, верно, — отзывается он, нажимает на какие-то три клавиши одновременно, отчего на экране возникает еще целая серия чертежей самолетов. — Так и кто же там был? Какие знаменитости мелькали?

— Ну, э-э-э, Кейт Мосс, и Стелла Теннант, и Айрис Пальмер, а также, по-моему, Джаред Лето и Кармен Электра и, э-э-э, Дамон Албарн и… мы пили апельсиновый пунш и… я нажрался… и там еще были эти… ледяные скульптуры.

— Да?

— А почему тебя не было, чувак? — спрашиваю я, стараясь держаться доброжелательно и непринужденно.

— Я был в Париже.

— Показы?

— Дела, — отвечает он кратко.

— Но не показы?

— Нет, с этим кончено, — говорит он, сверяясь с какой-то записью в блокноте, лежащем рядом с компьютером. — Я завершил эту часть моей жизни.

— Разумеется, чувак, — говорю я, кивая головой. — Я так тебя понимаю!

— Действительно? — Он улыбается мне через плечо. — Понимаешь?

— Да, — пожимаю я плечами. — Я тоже подумываю о том, чтобы завязать.

— Что же ты тогда делаешь в Лондоне, Виктор? — спрашивает Бобби.

— Не для протокола?

— Участвуешь в показах? — снова улыбается Бобби.

— Я тебе умоляю, я тебя умоляю, чувак! — смеюсь я. — Ни в коем случае. Я же сказал, что с этим все, финиш.

— Занятие такое, что врагу не пожелаешь, верно?

— Чувак, сущая мука.

— Потенциально вредно для психики.

— Вот я и решил отпрыгнуть в сторону и отдышаться.

— Мудрое решение, по-моему.

— Правда?

— Модельный бизнес убивает людей. Я это своими глазами видел.

— Я тоже это видел, чувак. Однозначно с тобой согласен, — говорю я, а затем спрашиваю, продолжая укреплять дружеские отношения: — И когда же ты вернулся?

— Этим утром, — зевает он, потягиваясь. — А ты когда приехал?

— Пару дней назад, — отвечаю я.

— Из Нью-Йорка?

— Да.

— Ну, и на что сейчас похож Нью-Йорк? — спрашивает он, снова сосредотачиваясь на экране компьютера. — Я там редко бываю. А то, что я читаю, и вовсе отбивает у меня желание там бывать. Может быть, я просто постарел или что-то в этом роде.

— Ну, если честно, то все превратилось в подделку, чувак. А молодняк, так тот просто растет совсем тупорылый какой-то, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Достаточно, чтобы супермодель выполнила пируэт на подиуме, как весь зал разражается аплодисментами? Благодарю покорно, чувак.

— Однозначно с тобой согласен.

— А чем ты там занимаешься?

— Как обычно. Модельный бизнес. На прошлой неделе помогал продвигать один новый клуб. — Я выдерживаю паузу. — Получил вот роль в «Коматозниках 2».

— Черт побери, какой здесь холодище, — восклицает он снова, обхватывая себя обеими руками. — Ты тоже мерзнешь?

— Здесь не жарко, — признаю я.

Он выбегает из комнаты и кричит откуда-то из дома:

— Да где же здесь этот гребаный обогреватель? — а затем позже из другого места: — Да что нам костер, что ли, разводить?

Компакт-диски, разбросанные по верхней панели одной из двух гигантских колонок, включают Питера Габриэля, Джона Хайатта, кого-то по имени Фриди Джонстон, последний альбом Replacements. За стеклянной наружной дверью я вижу маленькую террасу, окруженную садом, где цветут белые тюльпаны и маленькие птички собрались стайкой возле стального фонтанчика, но когда налетает порыв ветра и тень от облака, закрывшего солнце, падает на них, птички, решив, что грядет какая-то беда, дружно улетают.

— Так и кто же живет здесь? — спрашиваю я Бобби, вбегающего обратно в комнату, и тут же добавляю: — Я понимаю, что это всего лишь декорация, но очень славная.

— Ну, временами я снимаю этот дом кое у кого, — говорит он, снова направляясь к компьютеру и усаживаясь за экран. — В настоящий момент я делю это жилище с Брюсом и Тамми, впрочем, ты с ними уже знаком.

— Да, они клевые.

— А еще с Бентли Харрольдсом, моим старым приятелем, и Джейми Филдс, с которой… (после некоторого молчания и не глядя в мою сторону) с которой, насколько мне известно, ты знаком еще с колледжа.

— Да, конечно, — киваю я. — Она тоже клевая.

— Ага, — роняет Бобби устало и вздыхает, на мгновение отвлекшись от экрана. — Мы тут все обалденно клевые.

Я обдумываю, стоит ли обсуждать это утверждение, и принимаю решение двигаться дальше.

— Бобби?

— Да?

Он снова поворачивается ко мне.

— Я всего лишь хотел, э-э-э, ну чтобы ты знал — Боже, сейчас я скажу ужасную пошлость! — но ты… — я набираю в легкие побольше воздуха. — …ты действительно, действительно вдохновил, типа, многих из нас и оказал огромное, типа, влияние и все такое. Вот что я тебе хотел сказать.

Я отворачиваюсь в сторону. Я растроган, на глаза навернулись слезы.

— Я, наверное, сморозил ужасную глупость?

Молчание, за которым следует:

— Нет, нет, все в порядке, Виктор. — Он смотрит на меня тепло. — Все отлично. Мне очень понравилось. Спасибо.

Я испытываю огромное облегчение, комок в горле рассасывается, и я, все еще сдавленным голосом, отзываюсь:

— Без проблем, чувак.

Я слышу снаружи, во дворе, голоса. Ворота открываются, затем закрываются. Четверо прекрасных человеческих существ, одетых в черное и в темных очках, появляются с кульками из дорогого продуктового магазина в руках, проходят через накрытый тенью сад и направляются к дому. Бобби и я наблюдаем за ними из-за стеклянных дверей.

— О, войска возвращаются, — говорит Бобби.

Когда вся группа направляется к тому самому окну, за которым стою я, я машу Джейми рукой, но никто не реагирует на мое приветствие. Бентли морщится и выбрасывает недокуренную сигарету. Брюс, держащий в руках два кулька, доверху набитых продуктами, шаловливо спихивает Тамми в сторону с выложенной камнем дорожки. Джейми шагает прямо, безучастно глядя вперед и беспрестанно жуя резинку.

— Они что, меня не видят?

— Это стекло прозрачно только в одну сторону, — говорит Бобби.

— О, — говорю я, — круто!

Четверка входит через заднюю дверь прямо в кухню, причем когда кто-то закрывает дверь, раздается серия электронных попискиваний. Мы с Бобби смотрим, как они складывают кульки с покупками на просторный стальной разделочный стол. Мы подходим поближе, чтобы оказаться на съемочных позициях. Джейми первая замечает нас, и она тут же снимает темные очки и улыбается.