Я ещё раз поглядел на изделие из алжирского золота. Стоит того или не стоит?..

…стоит, однозначно.

Рывок.

Чётки слетают с руки барона, не успевшего даже опомниться — а я уже одним движением взлетаю на коня.

— Вперёд, Буран, — приказываю я; поводья натянуты. Не самое привычное средство передвижения, но Буран слушается меня беспрекословно, будто читая мысли. Словно между нами… установилась какая-то связь.

Всё дальнейшее тонет в криках, воплях, шуме и беготне. Кто-то бежит ко мне, кто-то — от меня; в панике цыгане сминают собственные палатки, от шума воздух становится густым.

Буквально на лету, за долю секунды, я дёргаю вверх — и Илана вылетает из толпы, как морковка с грядки, приземляясь на спину Бурану. Тот недовольно дёргает головой, но продолжает нести меня вперёд, не останавливаясь.

Данко, почти затерявшийся в толпе, делает знак рукой, сам выбираясь к краю табора; отлично. Кивнув ему в благодарность, я сворачиваю в указанную сторону.

Я успеваю увидеть, как местные ромалэ седлают других Одарённых коней и пускаются в погоню. Деревья приминаются от скорости, но им не нагнать Бурана.

…в парке ещё есть какие-то люди, но я даже не успеваю разглядеть, кто это: цыгане, медведевские типы в костюмах или обычные прохожие. Буран летит, угадывая направление заранее, до того, как я скомандую.

…неужели и правда связь? Я без понятия, первый раз в жизни вижу Одарённое животное.

Погоня безнадёжно отстала. Гудят машины, скрипят тормоза; копыта с грохотом несутся по асфальту, и я лишь мельком кидаю взгляд на часы на одном из зданий.

Вовремя.

Дёргать за поводья не нужно; Буран действительно меняет маршрут, стоит мне только подумать. Лавируя между машин с невероятной для такого великана ловкостью, он несётся в сторону условленного места, а парк с цыганами, культистами, киношниками, убийцами и всеми остальными тает позади.

Милое местечко. Обязательно ещё как-нибудь загляну.

Сказать, что у Ратибора Горыныча отвисла челюсть, когда Буран резко затормозил возле его машины — значит ничего не сказать. Вечно невозмутимый старик словно окаменел, изумлённо оглядывая то меня в цыганской шляпе, то закутанную в косынку Илану, то Бурана.

…я слезал с коня с некоторой неохотой. Словно… стало как-то не по себе.

Я задержал руку на морде Бурана.

— Не до свидания, — сообщил я ему. — До встречи.

Буран кивнул мне — и быстрой рысью направился прочь, обратно по переулку. Место не очень людное, и всё же я видел, как на него (и на нас, соответственно) оборачиваются все, кому не лень.

Я поспешил залезть в машину; Илона, глотающая воздух, сделала то же самое.

—…Йошида, я не буду спрашивать, какого хрена, — медленно заговорил старик, отмирая. — Но…

— Всему есть разумное объяснение, — хмыкнул я, обнаруживая, что всё ещё сжимаю во второй руке чётки барона Драгомира. Ха. Даже не порвались. Я убрал чётки в карман.

— Что на тебе надето? — старик никак не мог прийти в себя.

— Рабочая маскировка, — отозвался я. Илана с видимым отвращением стянула с головы косынку, и Горыныч выпучил глаза ещё больше.

— Это что… Илана Медведева?!

— Трогай давай, — отмахнулся я. — Потом как-нибудь соберёмся, и я всё тебе расскажу, в красках и деталях. Под водочку и сало.

— Водочка и сало — это хорошо, — философски заключил Ратибор, заводя мотор. — Это привычно.

Машина тихо тронулась от условленного места, в котором Горыныч должен был ждать меня в это время. Удачно получилось, задержись я чуть позже — и пришлось бы добираться до ресторана своим ходом.

Впрочем… не уверен, что с Бураном это стало бы такой уж проблемой.

Мы ехали молча, и каждый по своей причине. Медведева попросту не знала, что говорить; Ратибор, похоже, боялся задать хоть один вопрос, потому что это потянуло бы следующие и следующие, а ему было нужно ещё и следить за дорогой. Я… просто обдумывал всё случившееся.

В конечном итоге, я только в плюсе. Чётки и связь с Бураном… мне почему-то казалось, что я вижу коня не в последний раз.

Что делать с Иланой, по-прежнему неясно. Но… по крайней мере, она так впечатлена случившимся, что практически не будет возражать. В любом случае, что бы я ей сейчас не предложил — это будет лучше табора цыган.

Данко?.. Надеюсь, он выбрался. Ромалэ отлично помнили, что он был со мной, и, не догнав меня, вполне могли на нём отыграться. Да уж, тут не о свадьбе думать время…

Хм. Интересно всё-таки, во что оформится его Дар.

— Твою ж мать, — резко выдохнул старик, тормозя.

Я поднял глаза. Что?..

В узкую улочку, через которую мы проезжали, заехали сразу три «Приоры», надёжно перегородив путь. Затем ещё две…

В окно машины затарабанили. Бородатый тип бесцеремонно глядел на Ратибора; Илана испуганно вздрогнула, а я криво улыбнулся.

— Вот так и живу.

— Ты хочешь сказать, что это…

— Горыныч! — заорал кавказец с характерным акцентом. — Тебе привет от Тиграна Гасанова.

Старик поглядел на него, не открывая окно.

— А что ж он сам не явился? — мрачно уточнил он.

— В больнице лежит, апельсины кушает, да! — уведомил кавказец. — А как выздоровеет — обязательно придёт нассать тебе на могилку! П**да тебе, старик, э!

Ну, да. Мстить Распутиным они не решатся, слишком велик шанс, а точнее — гарантия схлопотать в ответ. А вот Ратибор…

— Уверен? — старик сощурился на кавказца. — Хочешь войны? Мои ребята будут только рады размяться…

— Никаких ребят! — рявкнул кавказец. — Не успеют твои ребята. Ни они, ни другая помощь. Сейчас ты — будешь долго, мучительно подыхать, а вот твои внуки…

Он указал на меня с Иланой; мы переглянулись.

— …пацана на фарш пустим, а девку Тиграну отдадим. А потом и всем парням!

Ну, да. В этой одежде опознать во мне Йошиду Распутина затруднительно. Вот он и принял нас за Ярослава с Викой.

—…потому что…

— Что делаем? — уточнил я у старика, мысленно подсчитывая количество народу в приорах.

— А что тут сделаешь? — мрачно хмыкнул он. — Избавимся от этих — придут другие. Я сделал ошибку, когда попытался разобраться с ними…

Он покачал головой.

— Знаешь, почему никто с ними не связывается? Ни я, ни аристократы… Да потому, что их дохрена. Три миллиона в одной только Москве. И каждый год их число только увеличивается. И что ты с ними сделаешь?

— Вылезешь сам? Или тебе помочь, э? — продолжал орать тот, что был снаружи машины.

Мда. Ситуация.

— Даже твои Распутины… не факт, что вывезут такую войну, — заключил Ратибор, мрачнее тучи.

— Тихо!.. — вдруг заговорила Илана.

Мы обернулись на неё.

— Вы слышите? — она подняла палец. — Или… мне уже кажется, я не могу понять…

Нет, Илана, тебе не кажется. Я молча указал в зеркало заднего вида.

Цок. Цок. Цок. Цок.

Одинокий конь приближался медленно, не спеша. Словно… давал кому-то возможность его догнать.

Например, толпе конных цыган, что с криками вырвалась из-за поворота.

Беззаконие.

Агент Новак знал ему цену. Артерии города кровоточили его миазмами, и в гнетущем чаду омерзительного порока рождались такие преступления, одна мысль о которых могла бы сломать кого-нибудь менее стойкого.

— В общем, — подытожила Лисовская, выключая рацию, — покинуть парк они не могли.

Но если заглядывать в глаза дьяволу слишком долго — рискуешь кануть в пучины безумия. Новак каждый день старался не раствориться в клубящемся вокруг беззаконии, и каждый день оно старалось сделать всё, чтобы побороть его сопротивление. Вот и сейчас…

— Новак! — Лисовская уставилась на него. — Ты меня слушаешь? Или опять замечтался?

Новак закатил глаза и молча покачал головой.

Порой ему казалось, что его напарником должен быть кто-нибудь другой. Например, вечно усталый от службы, но несгибаемый негр, ветеран какой-нибудь войны, с седыми висками и необычным хобби вроде игры на саксофоне. Он бы делился с ним мудростью, и это грело бы Новака в дни, когда давление беззакония становилось бы особенно невыносимым.