– О боже, – ахнула Сара.

– И сколько у нас времени, чтобы помешать им сделать это? – спросил Эванс.

– Конференция продлится еще два дня, – ответил Кеннер. – На то, чтобы пересечь Тихий океан, волне понадобится один день. Так что…

– У нас всего один день.

– Да, и это самое большее. Один день на то, чтобы приземлиться, пробиться через джунгли к бухте и остановить их.

– Остановить кого? – сладко позевывая, спросил Тед Брэдли. Оказывается, он проснулся и подошел к ним. – Боже! Голова просто раскалывается! Как насчет того, чтоб поправить здоровье? – Тут он вдруг умолк и по очереди оглядел каждого из присутствующих. – Эй, что это тут у вас происходит? Сидите с постными рожами, прямо как на похоронах.

Три часа спустя взошло солнце, и самолет начал сбрасывать высоту. Теперь он летел совсем низко, над покрытыми густой зеленью островками, окруженными небесно-голубыми водами океана. Они увидели тонкие змейки дорог и несколько небольших поселений.

Тед Брэдли, не отрываясь, смотрел в иллюминатор.

– Ну разве он не прекрасен, этот мир? – театрально воскликнул он. – Какая красота! Поистине райское место! Уголок девственной нетронутой природы, скоро мы потеряем и его.

Сидевший напротив Кеннер промолчал. Он тоже смотрел в иллюминатор.

– А не кажется ли вам, – не унимался Брэдли, – что главная проблема состоит в том, что мы утратили связь с природой?

– Нет, – ответил Кеннер. – Думаю, проблема в том, что не так уж много отсюда видно дорог.

– Не кажется ли вам, – продолжал гнуть свое Брэдли, – что всему виной именно белый человек, а не эти туземцы? Ведь именно он хочет завоевать природу, принизить и в конечном счете уничтожить ее?

– Нет, я так не думаю.

– Лично я считаю иначе, – сказал Брэдли. – Считаю, что люди, живущие так близко к земле, в этих своих деревеньках, в окружении прекрасной природы, эти люди обладают истинным пониманием того, что есть экология. А потому умеют существовать в гармонии с внешним миром.

– А вы что, долго жили в деревнях, Тед? – спросил Кеннер.

– Именно так. Достаточно. Один раз, когда мы снимали картину в Зимбабве, другой раз – в Ботсване. Уж я-то знаю, о чем говорю.

– Ага. Ясно. И все это время проживали в самой деревне?

– Нет, я жил в отелях. Ну, должен был, таковы условия страховки. Но я успел наглядеться на эти деревни. И считаю, деревенская жизнь лучше, куда как чище и правильней в экологическом смысле слова. Если честно, то думаю, что каждый человек должен жить именно так. И уж определенно нам не следует поощрять сельских жителей к индустриализации. В этом главная проблема.

– Понимаю. Сами хотите жить в отеле, но чтоб все остальные при этом оставались в деревнях?

– Да нет, вы меня не правильно поняли…

– А где вы живете в настоящее время? – спросил Кеннер.

– В Шерман-Оукс.

– Это деревня?

– Нет. Ну, можно сказать и так, типа того… Просто мне по работе приходится часто бывать в Лос-Анджелесе, – торопливо добавил Брэдли. – Так что выбора нет.

– Скажите, Тед, а вам когда-нибудь доводилось жить в деревне в одной из стран третьего мира? Ну, хотя бы переночевать там всего разок?

Брэдли заерзал в кресле.

– Я ведь уже упоминал, что провел достаточно времени в деревнях, где мы снимали. И знаю, о чем говорю.

– Если жизнь в деревнях такая замечательная, почему же тогда, по-вашему, люди мечтают оттуда убраться?

– Они не должны оттуда уезжать. Лично я придерживаюсь такого мнения.

– Вам что же, видней, чем им? – спросил Кеннер. Брэдли растерялся, но ненадолго.

– Если хотите знать, да! – выпалил он. – Мне виднее. Потому что за мной преимущество: образование и богатый опыт. И еще я знаю, какие опасности таит в себе индустриальное общество. Да от них уже давно всему миру тошно! Так что, думаю, мне видней, что для них хорошо, а что – плохо. И уж определенно видней, что лучше для нашей планеты с экологической точки зрения.

– А у меня, – заметил Кеннер, – всегда возникают проблемы с людьми, которые решают за других, что для них лучше. И это при том, что сами они живут совсем другой жизнью, в других местах, не знают ни местных условий, ни трудностей, с которыми приходится сталкиваться. Когда они проживают совсем в другой стране, неважно где, в каком-нибудь небольшом западном городке или в стеклянном небоскребе в Брюсселе, Берлине или Нью-Йорке. И при этом почему-то вообразили, что им оттуда видней, что они знают, что лучше для меня или других людей, как я должен решать свои проблемы, как должен прожить свою жизнь. Вот этого я лично никогда не понимал.

– А что тут не понимать? – воскликнул Брэдли. – Я просто хочу сказать следующее. Вы же не думаете, не верите в то, что каждый человек на этой планете волен делать то, что ему заблагорассудится? Ведь это было бы просто ужасно, верно? И подобные люди нуждаются в помощи и чтоб их направляли.

– И вы как раз тот, кто может их наставлять на путь истинный? Всех этих людей?

– Ну, ладно, согласен. Это не слишком корректно с политической точки зрения. Но вы хотите, чтоб все люди на земле придерживались тех же, совершенно чудовищных и безнравственных жизненных стандартов, что и мы, американцы? И, пусть в меньшей степени, европейцы, так, что ли?

– А вы, я смотрю, не желаете отказываться от своих взглядов, – заметил Кеннер.

– Нет, не желаю, – заявил Тед. – Просто хочу сохранить то, что еще можно сохранить. Борюсь за переработку отходов, за уменьшение вредных выбросов в атмосферу. Ведь если все остальные народы и страны нашей планеты пойдут по пути индустриализации, нам всем грозит ужасное глобальное загрязнение и полная катастрофа. Этого не должно случиться.

– Получается, у меня есть, а другим этого не положено, так, что ли?

– Надо смотреть реальности в глаза, – ответил Брэдли.

– Вашей реальности. А не их.

Тут вдруг Санджонг подозвал к себе Кеннера.

– Прошу прощения, – сказал Кеннер и поднялся.

– Ага, ну конечно! Проще уйти, чем продолжить разговор! – воскликнул Брэдли. – За мной последнее слово, и я говорю правду. – Он жестом подозвал стюардессу, показав ей пустой бокал. – Еще один, милочка. Последний. На посошок.

– Вертолета все еще нет, – сказал Санджонг.

– Что случилось?

– Он должен прилететь с другого острова. А они закрыли воздушное пространство над Гаредой. Опасаются, что у повстанцев есть ракеты системы «земля-воздух».

Кеннер нахмурился:

– Сколько до посадки?

– Десять минут.

– Остается только скрестить пальцы и надеяться на лучшее.

Оставшись в одиночестве, Брэдли поднялся и направился к Питеру Эвансу. Плюхнулся в кресло рядом с ним.

– Вы только взгляните! Разве не великолепный, потрясающий вид? А вода, вода! Прозрачная, кристально чистая! Какие изумительные оттенки синего. А эти прелестные деревеньки в самом сердце природы!

Эванс тоже смотрел в иллюминатор. Но видел только ужасающую нищету. Хижины в деревне представляли собой жалкие покосившиеся лачуги с ржавыми крышами из гофрированного железа, дороги – сплошные моря жидкой красной грязи. Люди плохо одеты и передвигаются как-то неестественно медленно. Точно погружены в депрессию или глубокую печаль. «Здесь процветают инфекции, болезни, детская смертность», – думал Эванс.

– Изумительно! Великолепно! – не унимался Брэдли. – Жду не дождусь, когда окажусь там. Это же праздник. Кто бы мог подумать, что Соломоновы острова так красивы? Сущий рай!

Сидевшая впереди Дженифер заметила:

– Да, причем издавна населенный охотниками за головами.

– Ну, все это в далеком прошлом, – отмахнулся Брэдли. – А может, и вовсе небылицы. Я имею в виду все эти разговоры о каннибализме. Все знают, что это не правда. Как-то читал книгу одного профессора.[42] Никаких каннибалов нигде и никогда не было. Все это миф. Еще один пример того, как белый человек склонен демонизировать цветных. Когда Колумб подплывал к Вест-Индии, он тоже опасался каннибалов. Ему говорили, что они там водятся, по это оказалось не правдой. Впрочем, детали я забыл. Но не важно. Никаких каннибалов в природе просто не существует. Миф это, и все тут. Чего это вы на меня так смотрите?