– Так точно, – ответила Сара и влезла в кабину.

– Тогда в путь. Вам тоже все ясно, профессор?

– Да, – сказал Кеннер и уселся в кабину соседнего снегохода.

– Ладно. Только помните, температура за пределами снегохода составляет минус тридцать. Лицо и руки должны быть защищены от мороза. Любой открытый участок кожи подвержен быстрому обморожению. Пять минут – и вы можете потерять эту незащищенную часть тела. И мне бы не хотелось, чтоб вы, ребята, вернулись домой, недосчитавшись пальца руки или ноги. Или, еще того хуже, носа.

Болден направился к третьей машине.

– Едем гуськом, – сказал он. – Дистанция должна составлять три длины снегохода. Держите ее, старайтесь не приближаться, но и ни в коем случае не отставить. Если начнется буран и видимость упадет, держим ту же дистанцию, только сбавляем скорость. Ясно?

Все дружно закивали.

– Тогда вперед.

В дальнем конце ангара со скрипом поползла вверх металлическая дверь. В глаза ударили яркие лучи солнца.

– А денек у нас, похоже, выдался чудесный, – весело произнес Болден. И, выпустив клуб вонючего выхлопного газа от дизельного топлива, вывел свой снегоход на снежные просторы.

Снегоход отчаянно подпрыгивал на кочках. Ледяное поле, издали казавшееся таким плоским и ровным, на деле оказалось почти непроходимым из-за бесчисленных неровностей, продолговатых впадин и пологих торосов. Эвансу казалось, что он в лодке, которую так и шныряет из стороны в сторону на высоких волнах. Вот только море это было замерзшее, и продвигались они по нему медленно.

Руки Сары лежали на руле, она довольно уверенно вела снегоход. Эванс сидел рядом, обеими руками вцепившись в приборную доску, чтобы хоть как-то сохранить равновесие.

– Какая у нас скорость?

– Около четырнадцати миль в час.

Эванс тихо ойкнул: машина зарылась носом в короткую траншею, затем вынырнула.

– И нам предстоит трястись вот так целых два часа?

– Да, так они сказали. Кстати, ты проверял эти материалы с распечатки Кеннера?

– Да, – тихо ответил Эванс.

– И они сфабрикованы?

– Нет.

Шли они третьими. Перед ними маячил снегоход Кеннера, Болден возглавлял колонну.

В радио что-то щелкнуло, зашипело, затем послышался голос Болдена.

– О'кей, – сказал он. – Мы входим в щелевую зону. Соблюдайте дистанцию и старайтесь придерживаться дороги, помеченной флажками.

Эванс не заметил никакой разницы – все то же поле льда, поблескивающее под солнцем. Однако по обе стороны дороги действительно тянулись красные флажки. Закреплены они были на шестах высотой в шесть футов каждый.

Они ехали все дальше, и Эванс высматривал по краю дороги расселины. И вскоре стал их различать. Там лед имел темно-голубой оттенок, и еще казалось, он слегка светится.

– Какая у них глубина? – спросил он.

– Самая глубокая из нами обнаруженных достигала километра, – ответил по радио Болден. – Отдельные достигают тысячи футов. Ну а большинство не больше ста футов.

– И все они имеют такой цвет?

– Да, но только не советую приближаться, чтобы рассмотреть получше.

Несмотря на самые суровые предупреждения, они благополучно пересекли ледяное поле, флажки остались позади. Теперь слева тянулась пологая гора, над ней низко стлались белые облака.

– Это Эребус, – пояснил Болден. – Действующий вулкан. Видите, из кратера на вершине валит пар. Иногда он выплевывает куски лавы, но дальше дело не заходит. А Террор считается недействующим вулканом. Вон он, видите, впереди. Невысокая гора.

Эванс был разочарован. Само название – гора Террор – предполагало нечто грозное и страшное. Но там, куда указывал Болден, виднелся лишь пологий холм с темными каменистыми скоплениями в верхней части. Если б Болден не показал, он вообще не обратил бы внимания.

– Почему ей дали такое имя? – спросил Эванс. – Ничего страшного в ней нет.

– Внешний вид здесь ни при чем. Первые объекты местности Антарктиды получали названия в честь обнаруживших их кораблей, – пояснил Болден. – Очевидно, один из них и носил это грозное название, «Террор».

– А где лагерь Брюстера? – спросила Сара.

– Увидим уже через минуту, – ответил Болден. – А вы приехали сюда с какой-то инспекцией, да?

– Верно, – ответил Кеннер. – Мы из международного инспекционного агентства. И у нас задание: убедиться, что ни один из исследовательских проектов США не нарушает международные соглашения по Антарктиде.

– Вон оно как…

– Доктор Брюстер появился здесь так внезапно, – продолжал Кеннер. – Даже не успел представить план своих научных работ нам на одобрение. Вот мы и решили посмотреть на месте. Обычная рутинная проверка.

Еще несколько минут они в молчании тряслись по ледяным кочкам. Никакого лагеря видно не было.

– Да… – протянул Болден. – Возможно, он перенес его в другое место.

– А какого рода исследования он планировал проводить? – спросил Кеннер.

– Точно не знаю, – ответил Болден. – Но вроде бы я слышал, он изучает механику отрыва льда. Ну, знаете, льдины часто отрываются от айсбергов и ледников, что находятся вдоль береговой линии. Ну и Брюстер должен был установить на них специальные датчики, проследить за тем, как льдины движутся к морю.

– А море отсюда далеко? – спросил Эванс.

– Милях в десяти-одиннадцати, – ответил Болден. – К северу.

– Но если он изучает формирование айсбергов и движение льдов, зачем ему понадобилось так далеко забираться от берега? – спросила Сара.

– Не так уж это и далеко, – сказал Кеннер. – Два года тому назад от шельфа Росс откололся айсберг четыре мили в ширину и около сорока миль в длину. Размером с Род-Айленд, представляете? Один из самых больших айсбергов в мире.

– И все это произошло, конечно, не из-за глобального потепления, – с усмешкой заметил Эванс Саре. – Глобальное потепление здесь совершенно ни при чем. О, нет, даже и думать нечего!

– Вы правы, – невозмутимо кивнул Кеннер. – Формирование этого гигантского айсберга было вызвано местными условиями.

– Что ничуть меня не удивляет, – вздохнул Эванс.

– В том, что произошло это под воздействием чисто локальных условий, Питер, – заметил Кеннер, – нет ничего удивительного. Ведь Антарктида – континент. Как и на каждом континенте, здесь могут существовать местные климатические условия. Причем вне зависимости от того, существует ли такое явление, как глобальное потепление.

– Это уж точно, – с видом знатока кивнул Болден. – Климат в разных частях разный. К примеру, здесь наблюдается такое явление, как катабатические ветры.

– Что?

– Катабатические ветры. Ну, гравитационные. Возможно, вы заметили, что здесь намного ветреней, чем в лагере Веддела. Во внутренней части континента гораздо спокойнее.

– А что такое гравитационный ветер? – спросил Эванс.

– Антарктида представляет собой как бы огромный ледяной купол, – ответил Болден. – Внутренняя часть материка выше, чем прибрежная. И холодней. Холодный воздух стекает сверху вниз и постепенно набирает скорость. У побережья скорость ветра может составлять пятьдесят, даже восемьдесят миль в час. Впрочем, сегодня денек выдался на удивление спокойный.

– Вот радость-то, – иронически заметил Эванс. И тут вдруг Болден воскликнул:

– Смотрите, вон там впереди! Это и есть лагерь профессора Брюстера.

Смотреть было особенно не на что: пара оранжевых куполообразных палаток, одна маленькая, другая побольше. Похоже, что большая предназначалась для хранения оборудования, были видны очертания каких-то ящиков и коробок, прижатых к ткани. Эванс увидел также устройства, помеченные воткнутыми в лед оранжевыми флажками. Располагались они через каждые несколько сот ярдов, и линия эта исчезала вдали.

– Так, давайте-ка остановимся, – сказал Болден. – Боюсь, что доктор Брюстер в данный момент отсутствует. Его снегохода нигде не видно.