Он решил принять душ. Из-за шума воды он может не услышать звонка Джанис, а потому Эванс отпер входную дверь. И направился в ванную. В холле было темно, и он скорее почувствовал, чем увидел, как промелькнула чья-то темная тень. А затем получил удар по голове сзади, очень сильный. Эванс вскрикнул. Боль была просто невыносимой. Хватая ртом воздух, он застонал и опустился на колени. Но тут кто-то ударил его снова, на этот раз – в ухо, и он повалился на бок.

Потеряв всякую ориентацию, оглушенный болью, он видел прямо перед носом пару ног в грязных носках. Затем его потащили в гостиную, где бесцеремонно бросили на пол. Мужчин было трое. Черные маски на лицах, типа тех, что надевают лыжники. Один из них наступил ему на руки, просто приковав тем самым к полу. Второй уселся ему на ноги и сказал:

– Молчать. Не двигаться. – В голосе слышалась явная угроза.

Эванс и не мог двигаться, даже если б захотел. В голове до сих пор стоял звон. Он поискал глазами третьего мужчину. Услышал, как хлещет вода в ванной. Потом увидел нечто напоминающее пластиковый мешок.

– Держите его хорошенько, – шепотом произнес третий мужчина. Он сидел на корточках рядом с Эвансом, закатав рукава рубашки и обнажив толстые мускулистые руки. И тихонько посапывал носом под маской. Потом спросил, тоже шепотом:

– Знаешь, что это такое?

И приподнял пластиковый пакет. Вода в нем казалась мутной. А потом Эванс разглядел внутри нечто напоминающее красноватый шарик и с ужасом подумал: «О господи, они отрезали у кого-то яйца!..» Затем он увидел, что шарик двигается, медленно переворачивается в воде. И разглядел, что он не красный, а коричневый, с какими-то белыми вкраплениями, и что размером он примерно с мячик для гольфа.

– Так знаешь или нет? – спросил мужчина. Эванс отрицательно помотал головой.

– Сейчас узнаешь, – прошептал мужчина и открыл пакет. А затем затолкал его Эвансу под мышку. Эванс ощутил прикосновение чего-то влажного. Мужчина продолжал возиться с пакетом, видно, выдавливал из него шар. Эванс скосил глаза, силясь разглядеть, что происходит, но никак не получалось…

И тут шарик задвигался. Он расширялся, увеличивался в размерах, у него появилось нечто напоминающее крылья. Нет, никакие это не крылья! Щупальца? Это был крошечный осьминог. Совсем маленький. Весил, должно быть, всего несколько унций. Коричневатый, с белыми кольцами. Мужчина выдавливал его из пакета, подталкивал маленького осьминога к подмышке Эванса.

И тут он все понял!..

Эванс громко застонал и начал сопротивляться. Забарахтался, забился, пытаясь освободиться от своих мучителей, но те держали его очень крепко. И вот он почувствовал прикосновение осьминога к коже. Боже, до чего ж отвратительное ощущение, какой он скользкий и липкий. Он в ужасе приподнял голову и увидел, как мужчина пощелкивает по пакету пальцем. Видно, пытается разозлить осьминога, и тот еще крепче впивается ему, Эвансу, в кожу и меняет окраску. Круги на его студнеобразном теле становятся из белых синими. Синее кольцо смерти!

– Значит, он сумасшедший, – произнес кто-то. Мужчина с пакетом сказал:

– Вы даже ничего не почувствуете.

Но Эванс почувствовал. Легкий щипок чем-то, напоминающим крохотный клюв, словно его кольнуло иглой шприца. Эванс дернул рукой, незнакомец убрал пластиковый пакет у него из-под мышки, на пол пролилось немного воды. По-прежнему шепотом мужчина произнес:

– Всего несколько минут, вы ничего не почувствуете. – И он подошел к телефону. – И не пытайтесь куда-то или кому-то звонить, – сказал он и выдернул телефонный шнур, а сам аппарат раздавил ногой.

Только тут остальные двое отпустили наконец Эванса. Почти бегом направились к двери, отворили ее и скрылись.

Эванс зашелся в кашле, затем поднялся на четвереньки. Посмотрел на подмышку, кожа в том месте, где его кольнуло, немного распухла, образовалось розовое пятнышко и в середине нечто вроде небольшой шишки. Другой бы и не заметил.

Он ничего не чувствовал. Ну, разве что легкое жжение в том месте, где его укусил осьминог. Во рту пересохло, но он решил, что это, наверное, просто от страха. Голова болела. Он поднял руку, ощупал затылок. Пальцы сразу стали липкими от крови. Очевидно, разошелся один из швов.

Господи!.. Эванс пытался встать на ноги. Но тут рука, на которую он опирался, подогнулась, и он снова распростерся на полу. Перекатился на спину. Он все еще был дезориентирован. Довольно долго разглядывал лампочки на потолке. Он ненавидел этот потолок с многочисленными слоями штукатурки. Давно хотел переделать его, но слишком уж дорогостоящее было удовольствие. И потом, он все время почему-то думал, что скоро переедет из этой квартиры. Боже, до чего же кружится голова… Он приподнялся на локтях. Во рту совсем пересохло. Очевидно, от воздействия яда.

«Наверняка это был яд какой-то смертельно опасной жабы. Да нет, – подумал он, – жаба здесь совершенно ни при чем. Никакая это была не жаба. Это был…»

Вспомнить никак не удавалось.

Осьминог.

Да, именно. Крошечный осьминог. Размером с ноготь, не больше. Но от этого не менее опасен. Мерзкая ядовитая тварь.

Индейцы Амазонки добывали из этих тварей яд и смазывали им наконечники стрел. Нет, он все перепутал, то были жабы. Осьминоги в Амазонке не водятся. Или все же водятся?..

Эванс пребывал в полном смятении мыслей. Затем его вдруг прошиб холодный пот. Неужели и это тоже часть их заговора? Он должен немедленно позвонить. Возможно, осталось всего несколько минут, а потом он потеряет сознание – и все, конец.

Он подполз к ближайшему предмету обстановки, креслу-качалке… Качалка была у него еще со студенческих времен и изрядно расшаталась. Он собирался избавиться от нее, когда переезжал сюда, но как-то все руки не доходили… и потом, в гостиной нужно было кресло, именно на этом месте… он даже поставил новую обивку на сиденье, когда учился на втором курсе… как же она загрязнилась… но разве было у него время ходить по магазинам? Мысли путались, Эванс подтянулся на руках, пока подбородок не уперся в сиденье кресла. Жадно хватал ртом воздух, ощущение было такое, точно он только что вскарабкался на высокую гору. А потом вдруг подумал: «Зачем я здесь? Почему это уперся подбородком в кресло?» Но тут он вспомнил, что собирался приподняться и сесть в него.

Сесть в кресло.

Он уперся локтем здоровой руки в сиденье и начал подтягиваться. И вот наконец ему удалось навалиться на сиденье грудью, а затем перетащить туда же остальные части тела. Конечности немели, становились все холодней и тяжелей с каждой минутой. И вот вдруг настолько отяжелели, что он даже двинуть ими не мог. Все тело страшно отяжелело. И все же ему удалось сесть в это кресло почти прямо.

Рядом на столике был телефон, но рука оказалась просто неподъемной тяжести, и он никак не мог дотянуться до него. Он пытался, несколько раз, но не получалось. Рука отказывалась подчиняться, двигаться, он мог лишь слегка пошевелить пальцами, вот и все. И тело, оно было такое холодное, такое тяжелое…

И тут Эванс начал терять равновесие, правда, не сразу. Его клонило куда-то в сторону, и через несколько секунд он навалился грудью на подлокотник кресла, а голова бессильно свесилась вниз. В этой позе он и остался, не в силах больше пошевелиться. Голову поднять не мог, был не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой. Даже глазами управлять не удавалось. Он видел перед собой только обивку сиденья и ковер на полу. И подумал: «Это последнее, что мне довелось видеть в этой жизни».

Как долго ему пришлось разглядывать ковер, Питер Эванс не знал. Подлокотник кресла сильно давил на грудь, казалось, именно поэтому ему нечем дышать. В голове проносились сценки из прежней жизни: подвал, где он играл на первом своем компьютере; синий велосипед, подарок родителей, который украли в первый же день; первый в жизни смокинг, плотно облегающий грудь, он должен был надеть его на выпускной вечер в колледже. А вот его вызывает профессор Уитсон и требует произнести вызубренный материал, и ноги у Эванса дрожат от страха, а старый Уитсон разносит его в пух и прах…