– Да. Но ты так думать. Я тебя насквозь вижу, друг. Знаю, что у тебя на уме.

– Да говорю вам, ничего подобного, – продолжал стоять на своем Брэдли. – Ничего подобного, никаких таких чувств я к ним не испытываю. Вы просто меня не понимаете.

– Очень даже понимаю, – усмехнулся Генри.

Сара сидела во втором ряду, между Тедом и Дженифер. Питер с Санджонгом разместились позади рядышком, на маленьком заднем сиденье. Со своего места Сара не могла видеть, что происходит внизу, а потому просто прислушивалась к разговорам. И не совсем понимала, о чем идет речь.

– Ты понимаешь, что там происходит? – спросила она Дженифер.

Та кивнула:

– Как только повстанцы увидят наш вертолет, сразу поймут, что направляется он к бухте Резолюшн. А потому наверняка и сами скоро появятся там. У них есть рации для связи между разрозненными группами. Они будут следить за нами и передавать друг другу. И стоит нам приземлиться, они окажутся там же.

– Вы уж простите меня, – пробормотал Генри. – Мне страшно жаль.

– Ладно, ничего страшного, – как всегда спокойным голосом произнес Кеннер.

– Что будем делать? – спросил Генри.

– И дальше придерживаться нашего плана, – ответил Кеннер. – Летим тем же курсом на север, там ты нас и высадишь, на берегу.

На этот раз в голосе его можно было уловить напряженность, даже тревогу.

Сидевший позади бок о бок с Санджонгом Эванс вдыхал запах ружейной смазки, исходивший от ящиков с автоматами, и удивлялся, с чего это вдруг так взволновался Кеннер. Взглянул на наручные часы. Было девять утра, а это означало, что из отпущенных им двадцати четырех часов осталось уже только двадцать. Но островок маленький, им вполне хватит времени на то…

Тут вдруг его, что называется, осенило.

– Нет, погодите-ка, – сказал он. – Который теперь час в Лос-Анджелесе?

– Он находится по другую сторону от демаркационной линии суточного времени, – ответил Санджонг. – А стало быть, на двадцать семь часов меньше, чем у нас.

– Нет, я имею в виду реальную разницу во времени.

– Шесть часов.

– А ваше расчетное время передвижения… ну, этого самого?..

– Тринадцать часов. – Думаю, мы допустили ошибку, – сказал Эванс и прикусил нижнюю губу. Он не был уверен, что можно откровенно говорить обо всем в присутствии Генри. И действительно, Санджонг отрицательно помотал головой, давая понять, что не надо. Не сейчас.

Да, они действительно допустили ошибку. В этом не было никаких сомнений. Если предположить, что Дрейк хотел, чтобы приливная волна обрушилась на калифорнийский берег в последний день конференции, то тогда это должно произойти сегодня утром. И катастрофические последствия этого явления будут, так сказать, налицо. Будет о чем вещать средствам массовой информации и что обсуждать на самой конференции. Да со всей Америки на эту конференцию примчатся телевизионщики с камерами, начнут терзать ученых вопросами, просить объяснить, что происходит. Это событие станет главным в новостных программах всего мира.

«Так что, – размышлял далее Эванс, – волна должна ударить по Лос-Анджелесу не позднее завтрашнего полудня».

Отсюда надо вычесть еще тринадцать часов – время, необходимое гигантской волне на то, чтобы пересечь Тихий океан и докатиться до берегов Калифорнии.

А это в свою очередь означает, что террористы должны вызвать волну в одиннадцать вечера по лос-анджелесскому времени. А на острове Гареда это будет… пять вечера.

В пять вечера. Сегодня.

У них нет даже суток на то, чтобы предотвратить катастрофу.

У них осталось всего восемь часов.

Вот почему в голосе Кеннера звучала тревога. Вот почему он решил придерживаться первоначального плана, не обращая внимания на возникшую проблему с повстанцами. У него просто не было другого выбора.

Он знал одно: надо приземлиться на побережье поблизости от бухты Резолюшн. Время поджимает.

Пусть даже им грозит опасность угодить там в ловушку.

Но вот непролазные джунгли остались позади, и вертолет пролетел над береговой полосой с кромкой голубовато-зеленой воды, а затем свернул к востоку. Эванс увидел внизу узкую полоску песчаного пляжа с темными вкраплениями вулканических пород, а также мангровыми зарослями, тесно примыкающими к водной глади. Вертолет летел совсем низко. И по всей видимости, собирался приземлиться в восточной части этого пляжа.

– Сколько отсюда до бухты? – осведомился Кеннер.

– Километров пять-шесть, – ответил Генри.

– А до Павуту?

– Ну, километров десять. И дорога – сплошное море грязи.

– Ладно, – кивнул Кеннер. – Ищи место, будем садиться.

– Есть одно хорошее местечко. До него примерно с километр.

– Ладно. Там и приземлимся.

Эванс продолжал прикидывать в уме. Пять километров пешком по песчаному пляжу, то есть три мили, на это уйдет максимум полтора часа. Так что есть шанс добраться до бухты задолго до полудня. И тогда у них остается еще…

– Вон оно, – сказал Генри. В море вдавался продолговатый язык застывшей лавы. За долгие века ветер и волны сделали свою работу, разгладили его, и превратили во вполне пригодную для приземления площадку.

– Садимся, – скомандовал Кеннер.

Вертолет описал в воздухе круг, готовясь к приземлению. Эванс всматривался в плотную стену джунглей, вплотную примыкавшую к пляжу. И вдруг разглядел на песке следы шин, а затем заметил узкую прогалину среди деревьев. Там наверняка проходила дорога. И эти следы шин на песке означали…

– Эй, послушайте, – сказал он. – Думаю, нам не…

Санджонг ткнул его кулаком в бок. Довольно больно.

Эванс даже крякнул.

– В чем дело, Питер? – спросил Кеннер.

– Да нет, ничего. Все нормально.

– Мы садимся, – объявил Генри. И машина начала плавно снижаться, а затем приземлилась на площадку из застывшей лавы. Волны лизали ее каменистую кромку. Все вокруг так и дышало спокойствием и тишиной. Кеннер оглядел окрестности.

– О'кей? – спросил его Генри. – Хорошее местечко, верно? – Теперь, когда они приземлились, он вдруг явно занервничал. – Не хочу оставаться здесь долго, Жон. Потому как эти ребята могут скоро появиться…

– Да, понимаю.

Кеннер распахнул дверцу, потом вдруг замер.

– Так все нормально, Жон?

– Все чудесно, Генри. Очень славное местечко. Выйди и открой для нас заднюю дверцу, о'кей?

– Да, Жон. Думаю, теперь вы можете…

– Вон отсюда! – И не успели все сообразить, что происходит, как к затылку Генри прижался ствол пистолета. Тот так и заверещал от страха и начал нащупывать ручку дверцы со стороны своего сиденья.

– Но, Жон, я должен остаться здесь, внутри. Жон…

– Ты плохой парень, Генри, – сказал Кеннер. – Очень плохой.

– Собираешься пристрелить меня прямо сейчас, да, Жон?

– Не теперь, – ответил Кеннер и вытолкнул его из вертолета. Генри упал на площадку из лавы с заостренными выступами, да так и взвыл от боли. Кеннер быстро пересел на его место и захлопнул дверь. Генри тут же вскочил на ноги, забарабанил по стеклу, глаза его были дико расширены от страха. По всему было видно: он напуган до полусмерти.

– Жон! Жон! Прошу тебя! Пожалуйста, Жон!..

– Извини, Генри. – Кеннер привел моторы в действие, оттянул на себя рукоятку, вертолет начал медленно подниматься в воздух. Они успели взлететь всего на каких-то футов двадцать, когда из джунглей вдруг выбежали с десяток вооруженных мужчин, быстро рассыпались по всему пляжу и открыли по ним огонь из автоматов. Кеннер полетел над океаном, он держал курс на север, и с каждой секундой они все больше отдалялись от берега. Эванс обернулся и увидел одинокую фигурку Генри, стоявшего на лавовом островке. К нему бежали вооруженные повстанцы. Он поднял руки.

– Вот сучий потрох! – выругался Брэдли. – Из-за него нас могли перестрелять, словно кур. Он мог бы нас убить!

– Все еще может, – заметил Кеннер.