А балы? А что балы? Почти тоже самое, что у отца, только вот смотрят на тебя тут, без всякого восхищения и обожания. Да, эльфийки очень красивы. Только вот, нюанс. Если бы Динию предложили бы сделать поэтическое сравнение их с чем-нибудь, или кем-нибудь, он бы был уверен, что в его стихотворении обязательно присутствовали такие слова: сверкающий лёд, искристый снег, холодный ветер. Лесные девы мило улыбались, соглашались с ним танцевать, но, принцу, самого начала казалось, что в глазах у них что-то такое, промелькивает… "Смотрите, он ещё и говорит!" — так, в конце-концов, расшифровал Диний для себя это мелькание. На принца империи тут смотрели точно так же как, в столице империи смотрели бы на принца кочевых племён, приехавшим для установления дружеских отношений. Да, не глуп, воспитан, благороден и возможно — красив, но дикарь-с… И не кем другим ему, кроме дикаря, во век не быть… Эльфы были вежливы и скучны до зевоты. Дальше первой столицы — принца не приглашали, древними знаниями и секретами делиться не спешили. Короче говоря, у эльфов было грустно, скучно и одиноко. Диний первый раз уехал из дома так надолго. Да ещё один. Всегда рядом был кто-то из семьи. А тут, вдруг, столько одиночества. Порою накатывала просто дикая тоска. Хотелось всё бросить, оседлать лошадь и что есть духу помчаться домой. Дом, милый дом… Но принц понимал, что такой поступок будет недостойным его статуса. Для члена императорской семьи — долг, вот что главное. Долг и служение. Поэтому, он стиснет зубы и будет сидеть тут, в этой дыре до тех пор, пока отец не получит для империи всего того, чего он хочет получить от эльфов. Это долг принца — помогать отцу, на благо всей страны…

Долг долгом, но на душе, всё равно — кошки скребли.

Дабы немного сбросить с себя то давление, которое оказывала на него чужбина, Диний придумал ездить на почту. В имперский город на границе Вечного леса. От первой, "летней" столицы, как называли её эльфы, до города и обратно — было примерно два часа верховой езды. После этих поездок, после пребывания среди людей, душевное равновесие как-то, хоть немного, но восстанавливалось, и можно было снова возвращаться назад. Отдавать долг империи дальше…

— Дождь, что ли будет? — подумал Диний, поднимая голову вверх. По небу ветер быстро гнал рваные облака, сквозь разрывы в которых просматривалось синее небо.

— Да и пусть, — решил принц о дожде и вновь вернулся мыслями к Стефи, — если она думает, что я буду ждать, пока она перетанцует на всех балах… То она — ошибается! Я ведь могу быстро ей замену найти! Посмотрим тогда, какое будет у неё лицо!

В этот момент внимание Диния привлёк звук подъезжающего экипажа. Оглянувшись, он увидел большую карету, в которую были запряжены четверо запылённых, рыжих лошадей. Сзади, её сопровождали шестеро вооружённых верховых в одеждах жителей Халифата.

— Что они тут делают, — задал себе вопрос принц, разглядывая всадников, — тут ведь земля империи? Похоже, сопровождают какого-то, ихнего, вельможу… А может, восточную принцессу? С такими миндалевидными, огромными глазами и в полупрозрачных шароварах? Которая будет красивее и уж точно умнее Стефи?

Карета остановилась у трактира на противоположной стороне небольшой площади, на краю которой стояло знание почты. После некоторой паузы, дверца кареты, открылась и на мостовую… Нет, не выпорхнула красавица принцесса. Нет! Из кареты выпрыгнула… Чёрная пантера… с двумя хвостами! На шее у неё, видимая издалека, ясно выделялась широкая белая лента. Мягко спрыгнув на землю, пантера глянула влево и вправо, оценивая обстановку и, не найдя, похоже, опасности, негромко, но значимо так, рыкнула. Несколько прохожих, оказавшихся рядом, испуганно шарахнулись в сторону. На рычание, из кареты, одна за другой, выпрыгнули ещё четыре кошки. Разного окраса шерсти и тоже, с ленточками. А у одной, с белой шерстью, на шее был даже небольшой красный бантик. Спрыгнув на землю, удивительные звери не стали никуда бежать, а уселись рядком возле кареты, словно кого-то ожидая.

Диний, изумлённо, во все глаза смотрел на происходящие. И тут, из кареты, вышла… Золотоволосая девушка удивительной красоты! Словно нарочно, из разрыва туч ударил яркий солнечный луч, осветив стройную незнакомку в сером дорожном костюме. Казалось, что от её волос во все стороны пошло золотое сияние. Открыв рот и вытаращив глаза, принц смотрел на это невозможное, немыслимое в этой дыре — чудо!

— Не балуйтесь, — строго сказала девушка, погрозив указательным пальчиком своим кошкам, — потом побегаете.

Девушка подняла голову и неожиданно встретилась глазами с Динием.

Сердце принца внезапно пропустило удар. Потом — ещё один…

Боги

— Чего это он замер? Влюбился, что ли?

— А ты — против? Мне, все возрасты покорны…

— Но у него же золотая нить! К этой… К Терской!

— Не у него к ней, а у неё к нему.

— И что? Есть разница?

— Конечно. Это у неё к нему — истинная любовь. А у него… Увы и ах!

— Он, что — разлюбил её?

— Ну почему…

— Слушай, Мирана, говори нормально! Ты же знаешь, что я терпеть не могу эту твою манеру разговора!

— Слушаю и повинуюсь, о мой повелитель! В общем, если говорить по-нормальному, то, в его чувстве нет ничего особенного. Простое. Их, таких, как у него — полно. А вот чувство Терской — особенное. А особенное, влияет на простое, усиливая его. Но если они находятся далеко друг от друга, то воздействие — ослабевает. И принц становится — простым влюблённым…

— Но всё равно — влюблённым! Как он тогда может взять и влюбится в другую?

— Пути любви неисповедимы… От тюрьмы и любви — не зарекайся! Слышал, как люди говорят?

— Жуть какая.

— Да, Марсус, это тебе не солдат по полю гонять. Там всё понятно и просто.

— Ладно, тебе! Мне вот даже интересно — что дальше будет??

— Знаешь… а мне — тоже!

Почти четыре месяца спустя

Небольшой серый кролик бодро шевелил усами, сучил лапами и потряхивал длинными ушками, всем своим видом показывая, что он — жив, весел и здоров. И что у него всё в порядке. Это был десятый по счёту кролик. Десятый, которого я, с помощью мутагена превратил сначала "не в кролика", а потом обратно — в кролика. А именно из этого экземпляра я сделал — шакота. Есть такой падальщик в животном мире Эсферато… На Земле, на него похожа большая крыса, покрытая мелкой чешуёй… Или не крыса… Не знаю, к какому виду она там относится, но зовут её — броненосец. Правда, я сделал не совсем, шакота. Плеваться парализующим ядом тот не умеет. Это была уже чисто моя фантазия. А всего кроликов было семнадцать… Семерым, из них, не повезло… Сдохли. Но должен же я был на ком-то отточить своё новое уменье? Не на эльфах же? Эльфы, кстати, о печальной судьбе подопытных кролей — ни звука не издают. Если точнее говорить, не звука они не издают не о том, что те мрут. Кроликов они сами преспокойно едят, а звуков не издают о том, какой именно смертью они помирают. Запрет на создание новых видов — один из самых строгих законов в эльфийском лесу. Когда я узнал об этом и о том, что совет леса пребывает в смятении, узнав, чем занимается посланница богини, я, не много не сомневаясь — собрался и пошёл к старейшинам.

— Богиня хочет от меня, чтобы её народ вновь заполнил леса, — спокойно сказал я, обведя высокородных лейров холодным взглядом, — и я выполню её волю. Вне зависимости от того, каким путём мне для этого придётся пройти и в какой грязи мне придётся испачкаться. Это будет не важно. Значение имеет только конечная цель. Я пришла ниоткуда и уйду в никуда, лишь для того, чтобы вы — остались. Степень моей вины будет определять светозарная Алатари. Станете мне мешать — буду рассматривать это как предательство. Предательство богини и народа эльфов.

Высокородные, молча, склонили предо мною головы и так и замерли, в поклоне. Я немного постоял, посмотрел на них, понял, что разгибаться они не собираются, понял, что — вопрос решён, развернулся и вышел из зала совета. Зачем заставлять стоять, согнувшись, уважаемых эльфов? Они уже — старенькие, в возрасте…