Вдруг он заметил, что на другой стороне газона ему машет рукой Верина Маркванд, и сразу потерял интерес к Джозефу Хьюго.

Верина заканчивала английский факультет. Но в Гарварде училось так мало цветных, что они все знали друг друга. А она была такой красивой, что он заметил бы ее среди тысячи цветных девушек в Гарварде. У нее были зеленые глаза и кожа цвета кофе с молоком. Из-под ее мантии виднелись длинные гладкие ноги и зеленое платье с короткой юбкой. На голове очень мило сидела сдвинутая набекрень академическая шапочка с квадратным верхом.

В университете говорили, что они очень подходят друг другу, однако они никогда не встречались наедине. Случалось, что когда у него никого не было, за ней кто-нибудь ухаживал, и наоборот. Так что сейчас было слишком поздно.

Верина входила в число активных борцов за гражданские права и после окончания университета собиралась работать с Мартином Лютером Кингом в Атланте.

Джордж подошел к ней, и она с восторгом сказала ему:

— Поздравляю с боевым крещением. Как говорится, лиха беда начало.

Она попала в точку. После разгула расистов в Аннистоне Джордж улетел из Алабамы на самолете с гипсом на руке, но другие борцы за гражданские права приняли вызов. Десять студентов из Нэшвила отправились на автобусе в Бирмингем, где их арестовали. Им на смену пришла другая группа активистов, которые также столкнулись с произволом расистов. Выступления за гражданские права вылились в массовое движение.

— Но я потерял работу, — сказал Джордж.

— Приезжай в Атланту и работай у Кинга, — предложила Верина.

Джордж растерялся от неожиданности.

— Он что — просил об этом?

— Нет, но ему нужен юрист, а из тех, кто предлагал свои услуги, нет равного тебе по способностям.

Это уже представляло интерес. Он почти влюбился в Марию Саммерс, хотя ему лучше бы забыть ее — едва ли он когда-нибудь снова увидится с ней. Станет ли Верина встречаться с ним, если они оба будут работать у Кинга, подумал он.

— Неплохая мысль, — сказал он. Тем не менее он хотел обдумать ее предложение.

Он сменил тему разговора:

— Твои родители сегодня здесь?

— Конечно. Пойдем, я познакомлю тебя с ними.

Родители Верины относились к числу знаменитостей, которые поддерживали Кеннеди. Джордж надеялся, что они выступят с критикой президента за его слабую реакцию на бесчинства сторонников сегрегации. Может быть, Джорджу и Верине удастся уговорить их сделать публичное заявление. И от этого стала бы меньше болеть его рука.

Он пошел через газон рядом с Вериной.

— Мам, пап, это мой друг Джордж Джейкс, — представила она.

Ее отцом был высокий, хорошо одетый темнокожий мужчина, а матерью — белая женщина — блондинка с замысловатой прической. Джордж много раз видел фотографии этой межрасовой пары: Перси Маркванда, «негритянского Бинга Кросби», киноактера и певца, и Бейб Ли, театральной актрисы, игравшей роли женщин с сильным характером.

Перси заговорил мягким баритоном, знакомым по дюжине шлягеров:

— Мистер Джейкс, там, в Алабаме, вы не пожалели своей руки ради всех нас. Почту за честь пожать вам руку.

— Благодарю вас, сэр, но, пожалуйста, называйте меня Джордж.

Бейб Ли взяла его руку и посмотрела ему в глаза так, словно хотела выйти за него замуж.

— Мы так благодарны вам, Джордж, и гордимся вами. — Она говорила в такой обольстительной манере, что Джордж смущенно посмотрел на ее мужа, подумав, не рассердится ли он, но ни Перси, ни Верина никак не прореагировали, и Джордж позволил себе предположить, не проделывает ли она такую штуку с каждым мужчиной, с которым встречается.

Как только Джордж высвободил руку из цепкой хватки Бейб, он обратился к Перси.

— Насколько мне известно, в ходе президентских выборов в прошлом году вы высказывались в поддержку Кеннеди, — напомнил он. — Вас сейчас не возмущает его позиция по гражданским правам?

— Мы все разочарованы, — ответил Перси.

В разговор вступила Верина:

— Еще бы! Бобби Кеннеди просил временно не устраивать поездки на автобусах за гражданские права. Можете себе представить? Естественно, Конгресс расового равенства не согласился. В Америке правит закон, а не толпа.

Об этом должен был бы заявить министр юстиции, — сказал Джордж.

Перси кивнул, оставаясь невозмутимым, несмотря на то, что два человека развернули против него атаку.

— Я слышал, что администрация заключила сделку с южными штатами, — заметил он. Джордж навострил слух: этого в газетах не было. — Губернаторы штатов согласились сдерживать толпу, чего хотят братья Кеннеди.

Джордж знал, что в политике просто так ничего не делается.

— И на каких условиях?

— Министр юстиции будет закрывать глаза на незаконные аресты защитников равноправия цветного населения.

Верина рассердилась на отца.

— Почему ты не сказал об этом раньше, папа? — выпалила она.

— Я знал, что ты будешь безумно негодовать, дорогая.

Верина изменилась в лице от такой снисходительности и отвернулась.

Джордж сосредоточился на ключевом вопросе:

— Вы будете протестовать открыто, мистер Маркванд?

— Я думал об этом, — ответил Перси. — Но я сомневаюсь, если ли в этом смысл.

— Смысл в том, что вам протест может повлиять на темнокожих избирателей, и в 1964 году они проголосуют против Кеннеди.

— Вы уверены, что мы заинтересованы в этом? Для нас все может обернуться еще хуже, если в Белый дом придет кто — нибудь вроде Ричарда Никсона.

Верина с негодованием спросила:

— Тогда что нам делать?

— То, что произошло на Юге в последние месяцы, вне всякого сомнения, доказывает, что существующий закон слишком слаб. Нам нужен новый закон о гражданских правах.

— Аминь, — произнес Джордж.

Перси продолжал:

— Я мог бы посодействовать в этом отношении. Сейчас я пользуюсь некоторым влиянием в Белом доме. Если я выступлю с критикой в адрес братьев Кеннеди, у меня его не будет.

Джордж чувствовал, что голос Перси должен быть услышан. Верина высказала ту же мысль.

— Ты должен выступить и дать понять, что справедлива, — сказала она. — В Америке много здравомыслящих людей. Они поймут.

Ее мать возмутилась:

— Твой отец всегда говорит, что справедливо. Он этим и славится. Он то и дело ставит себя под удар.

Джордж понял, что Перси не нужно уговаривать. Но, может быть, он и прав. Новый закон о гражданских правах, запрещающий южным штатам притеснять негров, мог бы стать единственным реальным решением.

— Пойду-ка поищу своих родителей, — сказал Джордж. — Большая честь познакомиться с вами.

— Подумай насчет работы у Мартина, — крикнула Верина ему вдогонку.

Он пошел в парк, где должны были вручать дипломы об окончании юридического факультета. Там соорудили временную сцену, в палатках поставили столы для обеда после официальной церемонии. Родителей он нашел сразу.

Мать была в новом желтом платье. Она, наверное, копила на него. Гордыня ей не позволяла, чтобы богатый Пешков покупал вещи для нее, только для Джорджа. Она окинула его взглядом с головы до пят — в академической шапочке и мантии.

— Это самый радостный день в моей жизни, — сказала она, а потом, к его удивлению, расплакалась.

На нее это было не похоже. Последние двадцать пять лет она не показывала слабости. Сын обнял ее и прижал к себе.

— Я так счастлив, что ты у меня есть, мама, — проговорил он.

Джордж осторожно высвободился из ее объятий, вытер ей слезы белым платком и повернулся к отцу. Как большинство питомцев университета, он был в канотье с лентой, на которой стоял год окончания Гарварда — в его случае 1942-й.

— Поздравляю, мой мальчик, — сказал он, пожав Джорджу руку. Он здесь, подумал Джордж, и это что-то значит.

Минутой позже появились его дед и бабушка. Оба были русскими иммигрантами. Дед, Лев Пешков, начинал с того, что открывал бары и ночные клубы в Буффало, а сейчас владел студией в Голливуде. Он всегда одевался как денди и сегодня был в белом костюме. Джордж никогда не знал, что думать о нем. Про него говорили, что он безжалостный бизнесмен и не очень уважает закон. В то же время он проявлял доброту к своему темнокожему внуку, давая ему щедрое содержание и оплачивая его учебу.