Сейчас он взял Джорджа под локоть и доверительно сказал:

— Мой тебе совет в юридической карьере. Не будь адвокатом у преступников.

— Почему?

— Потому что они остаются в проигрыше, — хихикнул дед.

Многие считали, что Лев Пешков — сам преступный элемент, занимавшийся торговлей контрабандными спиртными напитками во времена сухого закона. Джордж спросил:

— В проигрыше остаются все преступники?

— Те, которых удается поймать, — ответил Лев. — остальным адвокаты не нужны. — Он добродушно засмеялся.

Бабушка Джорджа — Марга — нежно поцеловала его.

— Не слушай деда, — сказала она.

— Я должен слушать, — возразил Джордж. — Он платил за мое образование.

Лев ткнул пальцем Джорджу в грудь.

— Я рад, что ты этого не забываешь.

Марга пропустила эти слова мимо ушей.

— Подумать только, — сказала она Джорджу голосом, полным любви. — Такой красивый и теперь к тому же юрист.

Джордж был единственным внуком Марги, и она обожала его. Сегодня она с удовольствием сунула ему пятьдесят баксов.

Марга когда-то пела в ночном клубе и в свои шестьдесят пять лет двигалась так, словно выходила на сцену в облегающем платье. Вероятно, сейчас она красила волосы в черный цвет. На ней висело больше драгоценностей, чем того требовала церемония на открытом воздухе. Джордж знал это, а также догадывался, что скорее как любовница, чем жена, она нуждалась в статусных символах.

Марга состояла любовницей Льва почти пятьдесят лет и родила от него единственного сына — Грега.

У Льва также был жена Ольга в Буффало и дочь Дейзи. Она состояла в браке с англичанином и жила в Лондоне. Так что у Джорджа был, как он полагал, белые двоюродные брат и сестра, которых он никогда не видел.

Марга поцеловала Джеки, и Джордж заметил, что люди, стоящие поблизости, смотрят на них удивленно и неодобрительно. Даже в либеральном Гарварде непривычно было видеть, чтобы белых человек обнимался с кем-то из черных. Но семья Джорджа всегда привлекала к себе взгляды в тех редких случаях, когда они вместе появлялись на людях. Даже там, где территориально воспринимались представители всех рас, смешанные пары вызывали скрытые предрассудки у белых. Он знал, что до конца своих дней он будет слышать, как кто — нибудь втихомолку произносит «мулат». Он не обращал внимания на оскорбление. Его черные дед и бабка давно умерли, а это его семья в полном составе. Невозможно переоценить переполняющее их всех четверых чувство гордости, что он оканчивает Гарвард.

Грег сказал:

— Вчера я обедал со старым Реншо. Я уговорил его снова сделать предложение фирмы «Фосетт Реншо» о работе.

Марга сказала:

— Замечательно. Джордж, ты все — таки будешь вашингтонским адвокатом.

Джеки улыбнулась Грегу, что случалось нечасто.

— Спасибо, Грег, — сказала она.

Грег предостерегающе поднял палец:

— При одном условии.

Марга сказала:

— Джордж согласится со всем, что разумно. Это такая блестящая возможность для него.

Джордж знал, что она имела в виду для чернокожего мальчика, но не стал возражать. В любом случае она была права.

— Какое условие? — осторожно спросил он.

— Ничего такого, что неприемлемо для любого адвоката в мире, — ответил Грег. — Ты должен избегать всяких неприятностей и только. Адвокат не должен становиться в оппозицию к властям.

Джордж насторожился:

— Избегать неприятностей?

— Просто больше не принимай участия в каких-либо движениях протеста, маршах, демонстрация и тому подобном. Впрочем, у тебя, как у начинающего сотрудника, не будет времени для этого.

Такое предложение не пришлось Джорджу по душе.

— Значит, я начну трудовую жизнь, дав обещание ничего не делать во имя свободы.

— Не смотри на это под таким углом зрения, — сказал его отец.

Джордж сдержался и не стал спорить. Его семья желала ему только лучшего, он знал это. Стараясь говорить нейтральным голосом, он спросил:

— Под каким углом зрения я должен смотреть?

— Твоя роль в движении за гражданские права не должна быть ролью бойца на передовой, только и всего. Поддерживай финансово. Посылай чек раз в году в Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения. — Это было старейшая и самая консервативная организация, отстаивающая гражданские права: она выступала против бойкота сегрегированных автобусов, считая такие формы борьбы слишком провокационными. — Не теряй головы. Пусть кто-нибудь другой ездит на автобусах.

— Есть и другая возможность, — сказал Джордж.

— Какая?

— Я мог бы работать у Мартина Лютера Кинга.

— Он предлагал тебе работу?

— Нет, мне высказали такую идею.

— Сколько он будет тебе платить?

— Думаю, немного.

Лев предостерег его:

— Не думай, что ты можешь отказаться от хорошей работы, а потом обращаться ко мне за денежной помощью.

— Хорошо, дедушка, — согласился Джордж, хот он думал как раз об этом. — В любом случае я, наверное, соглашусь на эту работу.

— Не делай этого, Джордж, — вступила в разговор его мать. Она хотела сказать еще что — то, но в этот момент выпускников позвали построиться для получения дипломов. — Иди, сынок, — проговорила она. — Обсудим это позже.

Джордж отошел от своих родственников и занял место в очереди. Церемония началась, и он стал медленно продвигаться вперед. Он вспомнил, как прошлым летом работать у Фосетта Реншо. Мистер Реншо считал себя геройски либералом, взяв на работу темнокожего солиситора — практиканта. Но Джорджу эта работа показалась унизительно легкой даже для практиканта. Он набрался терпения и ждал случая, и он представился. Джордж провел юридическое исследование, которое помогло фирм выиграть дело, и они предложили ему работу после окончания университета.

Такое с ним происходило часто. Широко было распространено убеждение, что студент Гарварда должен обладать умственными способностями — если он не темнокожий, а в этом случае и говорить не о чем. Всю жизнь Джорджу приходилось доказывать, что он не идиот. И это возмущало его. Он надеялся, что его дети, если они у него будут, вырастут в другом мире.

Подошла его очередь подняться на сцену. Когда он поставил ногу на ступеньку невысокой лестницы, то с удивлением услышал свист позади себя.

В Гарварде обычно освистывали преподавателя, который плохо читал лекции или бывал груб со студентами. Джорджа настолько поразила такая реакция, что он остановился на лестнице и оглянулся назад. Взглядом он поймал глаза Джозефа Хьюго. Тот был не один — свистели слишком громко, но Джордж мог поклясться, что затеял это Хьюго.

Джорджу показалось, что на него смотрят с неприязнью. Он почувствовал себя настолько униженным, что не мог сдвинуться с места. Он стоял как вкопанный, и кровь бросилась ему в лицо.

Потом кто — то начал хлопать. Глядя на ряды мест, Джордж увидел, что встал один профессор. Это был Мерв Уэст, преподававший на младших курсах. Вслед за ним зааплодировали другие, и они быстро заглушили свист. Встали еще несколько человек. Джордж подумал, что люди, не знавшие его, догадались, кто он, по гипсу на его руке.

Он собрался с духом и поднялся на сцену. Одобрительные возгласы послышались, когда ему вручали диплом. Он медленно повернулся к аудитории и поблагодарил за аплодисменты, скромно наклонив голову. Потом спустился со сцены.

Сердце его бешено колотилось, когда он снова оказался в гуще студентов. Кто-то молча жал ему руку. Он пришел в ужас от свиста и испытал восторг от аплодисментов. Почувствовав, что пот выступил у него на лбу, он вытер лицо платком. Какое суровое испытание!

Остальную часть церемонии он наблюдал как в тумане, медленно приходя в себя. Когда потрясение от освистывания прошло, он окончательно осознал, что все это устроил Хьюго и кучка правых недоумков, а остальной либеральный Гарвард с уважением отнесся к нему. Он должен гордиться этим, подумал он.

Студенты вернулись к своим родителям и приступили к обеду. Мать Джорджа обняла его.