Пока человек жив, никто не запретит надеяться на чудо. Человеческий мозг — субстанция, как известно, тёмная и мало изученная. Нет правил без исключений. И чудеса иногда случаются…

Я в чудеса не верил. Даже к сказкам, которые читал в детстве, относился с изрядной долей скептицизма. До тридцати восьми лет дожил, считая себя абсолютно рациональным человеком. И от того, что оказался в другом мире — избранным духом, дважды рождённым и хрен знает кем ещё — моё мировоззрение не изменилось. В чудеса я по-прежнему не верил — несмотря на то, что сам, вернув к жизни Ниу, совершил что-то подобное.

В этом мире существует магия, и я могу ей управлять? Окей, я принял этот факт — просто как одну из составляющих того, что меня теперь окружает. Но это вовсе не означало, что начал верить в чудеса. За прошедшее время успел смириться с тем, что так и буду каждый день приезжать сюда, в больницу. Ни на что уже не надеясь. И твёрдо зная, что если что-то вдруг изменится, то к худшему…

— Добрый день!

В палату, предварительно постучав, шагнул Болин, лечащий врач Ниу. Человек, который с каждым визитом раздражал меня всё больше. Он появлялся на пороге палаты ровно через пять минут после того, как в неё заходил я.

В первый раз Болин распахнул дверь палаты без стука. Через секунду я держал его горло в захвате, а к виску прижал дуло пистолета. После этого врач начал вежливо стучаться перед тем, как войти. Не сказать, чтобы произошедшее его до смерти напугало, просто, по его словам, старался не нервировать меня лишний раз.

«Мне доводилось общаться с людьми вашего… э-э, рода занятий, — объяснил тогда он. — Я знаю, что нервы у вас ни к чёрту. Опасность мнится подстерегающей за каждым углом, выглядывающей из каждой щели… Могу, кстати, посоветовать чудесную биодобавку! Успокаивает, нормализует сон, улучшает пищеварение. Никакой химии, абсолютно натуральный продукт».

В прошлой жизни такие врачи мне тоже встречались, я называл их гомеопатниками. Это были разные люди, и методы лечения они предлагали разные, от иглоукалывания до питья мочи, но объединяло их одно — искренняя вера в то, что нестандартный подход к лечению может сотворить чудо. К слову, откровенные шарлатаны мне почти не встречались, они, как правило, обладают мощным чутьём на тех, кого получится развести, и тех, кого лучше обходить по широкой дуге. Я повышенной внушаемостью никогда не отличался и однозначно относился ко второму типу. А вот с фанатами своего дела, людьми, искренне убеждёнными в том, что только их методики могут помочь отчаявшемуся пациенту, общаться доводилось не раз.

Когда я выяснил, что в лечащие врачи Ниу достался гомеопатник, отправился к заведующему больницей и потребовал заменить Болина. Заведующий округлил глаза. Пробормотал:

— Но вы ведь сами просили определить вашу подругу под наблюдение самого лучшего доктора?

— Хотите сказать, что Болин — лучший?

— В своей области — безусловно.

— И что это за область?

— Доктор Болин — специалист широкого профиля, — уклончиво отозвался заведующий. — Но, наверное, вам будет интересно узнать, что за время существования нашей больницы мы наблюдали не так много случаев выхода из комы. И все эти люди были пациентами доктора Болина.

Больше я настаивать на смене врача не стал.

И теперь при каждом посещении выслушивал рассказы доктора о том, что отчаиваться не стоит, он наблюдал и не такие тяжёлые случаи, о том, что Ниу молода и непременно выкарабкается.

— Возможности человеческого организма до сих пор как следует не изучены, — воодушевлённо вещал Болин. — Много лет человечество бьётся над вопросом, что есть сознание? И однозначного ответа на этот вопрос пока не существует. Я ведь рассказывал вам, что совершал паломничество в один из закрытых монастырей в горах?

— В какой? — машинально спросил я.

— О, этого я не могу открыть, и не просите. К таким святыням не приходят вдруг, к ним подбираются маленькими, осторожными шажками. Для того, чтобы устремиться навстречу знанию, нужно чувствовать себя готовым его принять. И в момент, когда вы почувствуете себя готовым, путь сам позовёт вас…

Я бы мог, наверное, рассказать, что бывать в монастыре мне доводилось и без паломничества. Не сказать, чтобы по зову пути, если честно, то даже не по доброй воле, но тем не менее. В моём доме хранился свиток, вручённый настоятелем монастыря собственноручно — а это что-то да значит. Но ничего подобного я не говорил.

Во-первых, Болин попросту не мог не знать, кто я такой — это давно уже не было секретом ни для кого в Шужуане. Слухи о новом клане и его главе ползли по городу быстрее, чем бегут круги по воде. Что за девушка лежит в этой больнице в отдельной палате, и кем она приходится главе клана Ченг, здесь наверняка знали все, до последней санитарки. Да и врачи со скорой своими наблюдениями за тем, как Ниу у них на глазах восстала из мёртвых, не могли не поделиться с коллегами. Но Болина это совершенно не смущало. В каждый мой визит он снабжал меня всё новыми подробностями о скрытых возможностях человеческого организма. О том, как велики резервы нашего сознания. Рассказывал о случаях невероятного исцеления, цитировал какие-то статьи…

Поначалу Болин жутко меня раздражал. Весь, от блестящей лысины до таких же блестящих, неизменно начищенных ботинок. Но человек, как известно, привыкает ко всему. Болин действительно считался лучшим врачом в больнице, и в его практике действительно бывали случаи, когда пациенты выкарабкивались из комы — я не поленился это проверить. В итоге смирился и с Болином, и с его напыщенной болтовнёй. В конце концов, сознание — штука и впрямь тёмная. Если существует хоть доля шанса, что этот фанатик сумеет вернуть Ниу к жизни, я не имею права упускать такой шанс.

Войдя в палату, первым делом я обычно подходил к Ниу. А убедившись, что ничего не изменилось, включал висящий на стене телевизор. Садился так, чтобы во время визита Болина смотреть на него — но вместе с тем краем глаза следить за происходящим на экране. Не сказать, чтобы меня интересовали сериалы, реклама или выпуски новостей, но работающий в фоновом режиме телевизор странным образом гасил раздражение, которое вызывал во мне Болин. Как правило — но не всегда. Иногда я всё-таки срывался. И сегодня, то ли из-за странного нападения, то ли по другой причине, был, похоже, именно такой день.

— Как уже рассказывал, я больше двух лет провёл в монастыре высоко в горах, — вещал Болин, — в качестве паломника. И…

— Давно хочу спросить, — оборвал его я.

Болин недоумённо замолчал.

— Э-э… О чём же?

— У вас настоящая лысина?

— Что? — растерялся Болин.

— Ну, вы бреетесь налысо, следуя традициям монастырей, или у вас просто выпали волосы, и вы решили, что ходить лысым — эстетичнее, чем прикрывать плешь остатками шевелюры?

Ответить Болин не успел. У меня настойчиво затрезвонил телефон.

— Извините. — Я вытащил из кармана телефон, посмотрел на экран.

Юн. Сбросил звонок.

Вести личные разговоры в присутствии Болина точно не был готов, выходить в общий коридор, по которому то и дело сновал туда-сюда медицинский персонал, тоже не хотелось.

«Я знаю, что нервы у вас ни к чёрту. Опасность мнится подстерегающей за каждым углом, выглядывающей из каждой щели…» — припомнил слова Болина.

Да уж. Расслабиться я, может, за последние дни и расслабился, но вот навязчивая паранойя, которую Леонид Громов культивировал в себе годами, никуда не делась. И до гробовой доски никуда не денется, в этом я был уверен. Если не опасность, то посторонние уши мне точно везде мерещатся. А Юн не вспоминал обо мне чёрт знает сколько времени — значит, и ещё подождёт, не развалится. Если вдруг что-то срочное, перезвонит, и тогда уж доктора Болина мне точно придётся покинуть — Юн не тот человек, который будет доставать звонками ради того, чтобы поболтать о погоде. Но перезванивать Юн не стал. Вместо этого телефон пиликнул — сообщение.

«Включи телек», — прочитал мелькнувшую на экране строчку я.