Пятью ступенями ниже стоял монах в жёлто-оранжевом одеянии, которое было частично скрыто под серой накидкой. Казалось, он скроил эту накидку из мешковины. Причём, мешок перед этим даже не постирал. Накидка скрывала лицо монаха. Левая его рука также была под ней, правая сжимала палку. Я машинально посмотрел вниз. Палка заканчивалась как палка, не было видно никаких набоек, могущих смягчить звук. Если монах использовал её в качестве опоры, то мы обязаны были его услышать.

Цепким взглядом я «прощупал» его руку. Рука немолодого, но и не старого человека. Лет пятьдесят? Если ничем не болен, то вряд ли у него есть необходимость опираться на…

Узнавание и понимание пришло одновременно с ещё одним порывом ледяного воздуха, вылетевшим из ворот монастыря. Ворота закрылись с грохотом, заставив Юна обернуться. Больше никто не шелохнулся.

— Юн, — тихо сказал я, — если не готов идти до конца, лучше зарежь себя сейчас. Сам.

— Что? — спросил он не своим голосом.

— Не заставляй меня возиться с тобой.

Из-за спины монаха вышел другой человек, в такой же одежде, но уже без накидки. Улыбнулся. Сколько раз я мечтал превратить эту его улыбку в кровавое месиво, сколько раз мечтал накормить этого скота его же собственными зубами. Но сейчас улыбка предназначалась не мне.

— Дэйю, малышка. — Он вытянул руку и сделал шаг навстречу дочери. — Наконец-то мы встретились с тобой.

Навстречу Дэйю медленно поднимался директор Ган.

Ещё одно движение. Из-за спины неподвижной фигуры выскользнул человек, которого я видел лишь на фотографиях, но узнал мгновенно. Разгадал маневр Кианга, и сюрпризом для меня это не стало. А вот Юн поперхнулся воздухом, увидев своего отца, который долгие годы правил кланом Чжоу.

— Сын, — сказал он серьёзно и сделал шаг вверх вслед за Ганом. — Я могу гордиться тобой.

Настал черёд главной фигуры. Главной для меня. Она отбросила свою грязную накидку, и я заставил себя улыбнуться.

Всё было очевидно ещё до этого жеста, потому что я узнал палку. Не похожую, а ту самую — ту, что висела сейчас у меня за спиной. И всё равно было мучительно больно снова увидеть это лицо.

— Я не держу на тебя зла, Лей Ченг, — тихо произнёс Вейж. — Напрасно ты упрекаешь себя в моей смерти. У каждого свой путь, и только слабый жалуется на…

— Заткнись, — сказал я. — Дешёвые трюки, Kuznetzov. Не думал, что ты склонен к голливудщине.

Вейж улыбнулся, задумчиво глядя куда-то вверх, отрешённый, прямо как настоящий Вейж. Мой первый учитель в этом мире, ставший марионеткой моего последнего учителя из мира прошлого.

— А ты всё тот же, Лей. Видишь тень от куста и готов кинуться на неё с мечом.

— С мечом я при Вейже не ходил, странная ассоциация, — сказал я, и чувство было такое, словно отбил удар. — Учи матчасть, придурок.

— Меня, значит, в расчёт брать не обязательно? — произнёс Пенгфей, до сих пор стоявший неподвижно. — Ну что ж, я — взрослый мальчик, сам найду себе развлечение.

Крик «нет!» не успел сорваться у меня с губ. Пенгфей привычным, тысячи раз отработанным движением поднял пистолет и выстрелил. Вейж махнул палкой с такой скоростью, которая при жизни ему и не снилась. Я увидел крохотную вспышку, как будто пуля высекла искру из деревянной палки. В следующий миг Пенгфей, вскрикнув, упал спиной на ребро ступени.

— Я уже убила тебя однажды, — услышал я дрожащий голос Дэйю.

Ган приближался к ней, я вдруг увидел, что между ними осталась всего одна ступенька. Он был безоружен, но если внезапно в руке окажется меч, ему ничего не стоит перерубить ноги Дэйю. Ей, правда, ничего бы не стоило уйти от удара прыжком — в нормальном состоянии. Не теперь, когда её голос дрожал.

— Конечно, — мягко сказал Ган, остановившись на секунду. — Когда у тебя был приказ. Когда в твоей крови было что-то, что не давало тебе возможности отказаться. Когда на твоём лице была маска, делающая тебя другим человеком. Неужели ты думала, что я смогу обвинить тебя в этом? Глупый ребёнок. Иди сюда. — Он протянул руку. — Кошмар закончится, дочка. Мы просто уйдём отсюда и начнём всё сначала.

До меня вдруг дошло, в чём странность происходящего — помимо очевидного. Я стоял на лестнице один, а напротив меня, пятью ступенями ниже, стоял Вейж. Больше не было никого. Я не видел Дэйю, но я видел её глазами, как во время той битвы в переулке. И видел глазами Юна. Видел — но вмешаться не мог.

— Юн, — говорила копия его покойного отца, протягивая руки, — я знаю, что нет ни одной ночи, в которую ты не думаешь обо мне. Тебе кажется, что ты — сплошное разочарование, что ты подвёл меня, что каждый миг твоего существования бросает тень позора на мою жизнь. Но на самом деле, это я тебя подвёл. Я не должен был уйти так рано, и всё это не должно было свалиться на тебя. Я понимаю, почему ты в конце концов бросил всё на Совет и ввязался в эту авантюру. Быть человеком я успел тебя научить. Быть другом — тоже. А стать правителем ты должен был годы спустя. Святые духи, сколько же всего я не успел тебе рассказать…

Я чувствовал отголоски мыслей, мечущихся в голове Юна. Да, для меня весь этот цирк действительно был примитивной голливудщиной, но я недооценил, что такое для реального подростка — увидеть того, кому не успел сказать при жизни что-то важное, от которого не услышал чего-то заветного.

Но если я слышу отголоски мыслей Юна и Дэйю, то, значит, и они могут услышать мои. Тогда всё, что я могу, это…

— Жаль тратить время на чучело. — Я убрал в кобуру пистолет и выдернул из-за спины две половинки палки. — Но радует то, что ты-то на него тратишь силы. Продолжай, Кианг. Давай повеселимся.

— Лей… — Лицо Вейжа чуть изменилось, и я увидел Гуолианга. — Сколько раз ещё ты должен убить меня, чтобы твоя душа успокоилась?

— Ещё парочку? — усмехнулся я, чувствуя, как внутри закипает весёлая злость. — Давай! Кто там у тебя на очереди? Джиан? Ронг? Шан? Попробуй Шан, вдруг я не решусь ударить девчонку…

Я замолчал. Мне показалось, будто язык сделался свинцовым. А когда он шевельнулся, произнёс лишь два слова:

— Джен Ченг…

Мне в глаза смотрел человек, который умер у меня на руках когда-то тысячу лет назад. Друг, с которым мы вместе прошли через все тяготы учебки. Пуля, выпущенная каким-то невменяемым торчком, оборвала его жизнь и изменила мою. В тот день я начал свой путь, который свёл меня с Кузнецовым.

— Мне стыдно, что я был твоим другом, Лей, — сказал он, и я услышал голос, который давным-давно был погребён под могильными плитами памяти. — И то, что тебе досталась фамилия, которую носил я — позор. Что с тобой случилось? Тогда ты был полон решимости изменить мир! А сейчас, когда мир замер на пороге перемен, ты изо всех сил тянешь его назад, в пучины средневековой дикости и жестокости. Туда, где погиб я. Туда, где погибнут сотни и тысячи таких же, как я, ради твоего бредового оправдания, будто это — пути, которые мы выбираем сами! — Голос его зазвенел, будто от сдерживаемых слёз. — Да очнись же ты, наконец! Мы все довыбирались до того, что скоро придётся колонизировать другие планеты — этой осталось лишь загнуться! Осмелишься плюнуть мне в лицо, Лей? Попробуешь рассмеяться? Скажи, что я не настоящий! Тебе, дерьма ты трусливого кусок, досталось аж две жизни, тогда как у меня отняли единственную. И моя жертва была напрасной — спасибо тебе, «друг».

У меня дрожали колени. Дыхание сбилось. Во всём мире, казалось, не на что было опереться. Джен Ченг шагнул мне навстречу, поднимая палку Вейжа — это орудие наказания, которое всегда разило без промаха. А мои руки дрожали, сжимая какие-то бесполезные обломки.

Дэйю опустилась на колени, склонив голову. Рука Гана в царственном жесте протянулась к её волосам.

Юн безоружным протянул руки навстречу отцу, сбивчиво пытаясь что-то произнести сквозь душившие его слёзы.

Глупые детишки!

Я вздрогнул, ощутив этот знакомый голос в голове, и мне показалось, будто по лицу Джена пробежала судорога. Он тоже что-то почувствовал, и ему это не понравилось.