— Да нет, Бог ты мой. Но она называла свою подругу.

— А-а, подругу. Ну, а ту как зовут?

— Шарлотта Корде.

— Шарлотта Корде, — повторил Марат, — не знаю такую.

И он прошел к себе в кабинет, бормоча:

— Вот как, я — чудовище!

Никто не спал в огромном дворце, где в ту эпоху короли жили как во временном пристанище, а необъятные апартаменты были отданы слугам и офицерам парижского гарнизона.

В Лувре Кристиан имел кров, там у него были друзья. Он незаметно пробрался по хорошо знакомой ему лестнице в роскошно обставленную комнату, где уложил Инженю на кровать; на кровати не было ни простынь, ни одеял, но она величественно возвышалась посередине комнаты, увенчанная ковровым балдахином, расшитым шелком и золотом.

Кристиан дал пить больной, страдающей от жажды; он сам остановил кровотечение, потом поцеловал в лоб милую жертву и сел рядом; с трепещущим от волнения сердцем он спрашивал себя, не страшный ли это все сон и не станет ли, несмотря на множество несчастий, гораздо страшнее пробуждение, которое, как и прежде, навсегда разлучит его с единственно любимой женщиной.

Пожар, грабеж, пьяные крики, суматоха в доме Ревельона, вернее в аду, — весь этот горячечный бред привел несчастного Кристиана, когда он остался в тишине и в темноте наедине с Инженю, почти в такое же состояние, в каком была молодая женщина.

Но скоро не замедлила дать о себе знать действительность: он похититель этой женщины, преследуемый правосудием; мать, графиня Обиньская, наверное, осуждает и отвергает его; его разыскивает Ретиф; Оже, у которого не осталось другого выхода, может его убить. Что делать?

Кристиану было необходимо через несколько часов принять решение; от нескольких часов зависело благополучие или крушение всей его жизни!

Сон, этот целительный бальзам, смежил глаза Инженю. Грудь ее вздымалась более ровно; дрожание рук сменилось еле уловимым подрагиванием мускулов.

Кристиан больше не мог находиться в комнате, он задыхался! Он вышел, чтобы немного подышать свежим воздухом и ощутить в небе присутствие Бога, который, казалось, отвернулся от него.

Он не сделал по просторному двору и двух шагов, как у въездных ворот раздался шум; горели факелы, кричали берейторы, ржали разгоряченные лошади, радуясь тому, что они скоро окажутся в своем стойле, рядом со своими соседями по конюшне; потом ворота распахнулись, послышался звон оружия и, наконец, на замощенный плитами парадный двор на большой скорости с грохотом въехала карета.

Отупевший, еле держащийся на ногах, Кристиан смотрел, ничего не соображая, как прямо на него несется карета, запряженная шестеркой вороных лошадей.

Если бы берейтор на скаку не оттолкнул его сапогом, Кристиан, оцепенело стоявший на месте, был бы раздавлен.

Стекло дверцы кареты было опущено: среди факелов промелькнуло молодое, тонкое и оживленное лицо; в свете каретных фонарей Кристиан узнал своего августейшего друга графа д'Артуа.

О счастливое видение! Хаос в голове Кристиана прояснился, мысли выстроились в четкий ряд, туман рассеялся, воля Божья все расставила по своим местам и заодно с надеждой вернула ему разум.

— Это принц! Принц в Париже! — вскричал Кристиан. — Благодарю тебя, Боже всемогущий!

И он побежал за каретой с тем же упорством, какое вкладывал в тупую апатию, с которой недавно наблюдал, как она проезжает мимо.

Принц действительно приехал в Париж из Версаля, где ему, когда он вернулся с охоты, сообщили о распоряжениях г-на Безанваля.

Королева делала вид, будто воспринимает разграбление дома Ревельона как шутку; но граф д'Артуа, отнюдь в этом не уверенный, потребовал запрячь лошадей и, верный своим принципам, прибыл посмотреть собственными глазами, как далеко парижане зайдут в этой зловещей шутке.

Кристиан подбежал к парадной лестнице в ту секунду, когда к ней подъехала карета, поэтому он одним из первых успел поклониться его королевскому высочеству и услышал его первые вопросы.

— Ваша светлость, никто лучше меня не сможет рассказать вашему королевскому высочеству последние новости, — обратился к принцу сильно возбужденный и мертвенно-бледный Кристиан. — Я только что из предместья Сент-Антуан, что легко заметить по моему обгоревшему платью, вымазанному грязью и кровью.

— Вот как, даже кровью! — с едва уловимым испугом воскликнул принц. — Там что, дерутся?

— Ваша светлость, в предместье Сент-Антуан грабят и убивают.

— Скорее, скорее расскажите мне обо всем! — приказал принц, торопливо отдавая какие-то приказания и направляясь к себе в апартаменты.

Кристиан последовал за графом д'Артуа и сообщил обо всем, чему был свидетелем.

Это был горестный рассказ!

— Вот у нас появились и новые враги, — заметил, принц, — и пользы они нам не принесут! Что это, бунт или простой грабеж?

В эту минуту к его высочеству вошел г-н де Безанваль. Он прискакал из предместья и только что спешился.

— Через секунду ваше высочество услышит пушечный залп, — сказал он. — Толпа собралась весьма большая: на тысячу сражающихся приходится от двадцати до тридцати тысяч зевак.

— Скажите, там серьезный бой?

— Там убивают воров, ваша светлость, это верно и это очень серьезно; их выбрасывают из окон, поджаривают на костре, который они сами развели, вешают на воротах, расстреливают в упор залпами. Скоро все будет кончено.

— Но все же когда?

— Когда ни одного из них не останется, — невозмутимо ответил Безанваль.

Принц отвернулся и сказал:

— Благодарю, господин барон, благодарю! Идите отдыхать.

Офицер ушел.

— Подумать только, надо убить двадцать миллионов французов так же, как этих грабителей, чтобы у нас во Франции больше не осталось врагов! — прошептал молодой принц и ненадолго погрузился в глубокое молчание.

Потом, снова обратив внимание на Кристиана, чьи жесты выдавали лихорадочное нетерпение, заметил:

— Как вы бледны, граф Обиньский! И так возбуждены!

— О ваша светлость, мне остается умереть!

— Умереть, тебе? О, бедный мой Кристиан!

— Ваша светлость, вы можете уделить мне минуту внимания?

— Говори же! Говори!

— Хорошо, ваша светлость! В эту минуту Инженю, наверное, уже мертва.

И он торопливо, взволнованно рассказал о чудовищной драме в доме Ревельона.

Принц во время рассказа Кристиана не раз обнаруживал неподдельные интерес и волнение.

— Ну вот, разве я не несчастный? — спросил Кристиан, закончив свое печальное повествование. — Если она умрет, я ее не переживу. Если она выживет, я должен буду вернуть ее отцу, отдать подлецу-мужу, который, после того как он покушался на ее жизнь, скажет, что она принадлежит ему!.. О негодяй! Ваша светлость, не поможете ли вы мне отдать его под суд и расторгнуть этот брак?

Принц задумался; он улыбнулся и, движимый каким-то сердечным, радостным чувством, открыл небольшую шкатулку работы Буля, которую слуга поставил на стол.

Он достал из нее маленький изящный ключ и, продолжая улыбаться, протянул Кристиану.

— Что это? — спросил молодой человек.

— Слушай меня внимательно и не теряй ни секунды, — ответил принц. — Это ключ от твоего счастья!

Наверное, читатель, который охватывает взором всю панораму событий, тогда как мы вынуждены следить за нашими героями во всех сложных перипетиях их одиссеи, уже задал себе вопрос, что произошло в тот страшный день с бедным Ретифом де ла Бретоном.

Сейчас мы об этом расскажем, читатель; и, пока Кристиан, обладатель ключа, названного графом д'Артуа ключом от счастья, будет перевозить умирающую Инженю в один из тех домиков, что принц на выбор предложил своему пажу, вернемся обратно и, естественно, встретим на своем пути почтенного романиста.

Во время жуткого разграбления дома Ревельона, которое подняло вверх дном предместье Сент-Антуан, взбудоражило весь Париж, а Версаль повергло в ужас, Ретиф де ла Бретон вел себя подобно терпящим кораблекрушение: в те минуты, когда капитан объявляет экипажу и пассажирам, что через десять минут корабль пойдет ко дну, романист пытался собраться с мыслями и спасти все самое ценное.