— Удивительное у вас оружие, — заворожено сказал Водолей, рассматривая копье на отдыхе после очередной тренировки. — Древко такое гладкое, а наконечник… Правда, что он керамический? Всегда было интересно, как вы керамику обжигаете? У вас же и печей-то нет.

Ондатра издал переливистую трель смеха, хлебнув из бурдюка.

— На ващ язык нет слова, тьтобы сказать, тьто это. Мы называть керамика, потому тьто похоже. Мы нитьего не зеть, все давать море. Надо знать, где брать. Это, — он любовно провел по наконечнику копья, — раковина, необытьный. Она расти, как приказать. Надо уметь. Это вазное знание. Древко — кость Изветьный, и есть один секрет, — понизив голос до шепота, Ондатра вдруг разломил копье пополам.

Керо ахнул от неожиданности, а затем с удивлением посмотрел на две ровные половины в руках молодого охотника. На конце одной был наконечник копья, а на конце другой — ровный белый штырь.

— Зуб Изветьный, — объяснил Ондатра. — Каждое копье так делать, если надо, а затем, — Ондатра совместил две половины и с тихим скрипом свинтил воедино.

Керо снова взял копье, и на этот раз его поза, выражение лица и округленные глаза выдавали благоговейный трепет перед этим изящным оружием. Ондатра мысленно улыбался. Секрет двойственной сущности традиционного копья всегда вызывал восторг у мальков племени. На мгновение молодого охотника посетила забавная мысль: что если бы Керо был носителем его наследия? Любил бы он его больше, чем прочих мальков, зная, что в нем течет его кровь? Это неизменно провоцировало все новые вопросы.

— Как люди выводить потомство? — спросил однажды Ондатра.

Этот вопрос заставил Итиар замолчать, и это молчание надолго затянулось.

— Может, поговорим о чем-нибудь другом? — наконец спросила она.

— Нет.

Он упрямо уставился на нее, Итиар вздохнула.

— Эта тема, которую не любят затрагивать в приличном обществе, но ты вряд ли поймешь… Хорошо. Что именно тебя интересует?

— Вы откладывать яйса? Как тьерепаха?

Девушка фыркнула от смеха.

— Нет. Детей живыми рожаем. А вы? — неожиданно спросила она.

— Зивые, — ответил он.

Итиар широко улыбнулась. Интересно, чему? Ондатра вспомнил старый случай. Он участвовал в китовой охоте у берегов его родины. Эти могучие звери цикл за циклом мигрировали сквозь пролив между Рубией и Нерсо. Охота была легкой. Самки с детенышами медлительны и не могут нырнуть, чтобы спастись от гарпунов, а китята большие, мясистые и надолго могут прокормить семью. Когда детеныш был убит, самка долго стонала и преследовала их лодку, словно желая отнять тело.

— Дурная! Еще родишь! — посмеивался наставник, пока Ондатра и другие его погодки разделывали еще теплую тушу на палубе.

Он надолго запомнил стоны кита, его боль и ярость, но не понимал причины. Позже Ондатра осознал, что киты рождали за раз одного детеныша, долго его вынашивали, потом выкармливали странной субстанцией, словно срастаясь со своими детьми красными зверями. Дико, необычно. Дети племени рождались в тенистых заводях сразу десятками маленьких рыбоподобных существ, быстро развивались, пожирая друг друга, чтобы на сушу могли выйти только самые сильные, быстрые и приспособленные. Если из выводка выжил хотя бы один малек, значит у тебя сильное наследие. А вот люди больше похожи на китов, только уж очень чудных.

— Может ты и прав, — ответила Итиар, когда Ондатра поделился с ней этой мыслью. — Я мало что знаю о китах. Честно говоря, я думала, что это большая рыба.

Молодой охотник разразился трелью смеха.

— Глупый самка!

Он осекся, когда увидел нахмуренные брови Итиар.

— Сам ты глупый! — крикнула она. — Раз так, ищи себе собеседника поумней! Не буду больше с тобой разговаривать!

Она и правда замолчала и несколько дней игнорировала Ондатру, но после того, как Керо научил его ритуальной фразе «прости меня, пожалуйста», все снова наладилось. Однако, Ондатра еще не раз попадал в неловкие ситуации.

— Зачем тебе это? — спросил он однажды, положив ладонь на выпуклость у нее на груди.

Это и правда была удивительная загадка. Тела человечек странным образом утолщались в некоторых местах, рождая плавные изгибы, напоминающее о барханах подводного песка или закрученных раковинах моллюсков. Выпуклость оказалась очень мягкой и упругой.

Итиар закричала, отпрянув, Ондатра отдернул руку. Сделал ей больно?

— Не смей трогать меня там! — крикнула она — Это неприлично!

— Прошу прощения, — пробормотал он.

— У ваших женщин что, груди нет? — возмущалась Итиар.

— Это грудь? Есть, но плоский, как я.

Он взял ее за руку и приложил к своей обнаженной груди. Итиар обомлела и быстро вырвала руку.

— Мы кормим детей молоком, поэтому у женщин есть… грудь. Ну почему ты всегда задаешь такие неудобные вопросы?

— Про тело нельзя? — удивился Ондатра. — Это запрет?

— Это не запрет, но… Я же не спрашиваю тебя про жабры и не тянусь их потрогать. Разве ты бы не почувствовал неловкость?

Молодой охотник на секунду задумался.

— Нет, у нас нет запрет говорить про тело, только трогать нельзя без разрещения. Я разрещаю. Хотьещь прикоснуться забры?

Цвет кожи на ее лице изменился, она торопливо замотала головой. Это явно был какой-то сигнал, но парень так и не смог его разгадать. Какое же она загадочное создание.

Так шли дни за днями, неделя за неделей. Незаметно минул месяц с момента их первого с Итиар разговора. Был самый обычный день, в «Гнезде чайки» стоял привычный гомон, но желающих получить от Ондатры не находилось. Он расслаблено пил холодную воду на своем обычном месте у входа и слушал переливы музыки Итиар, как вдруг раздался гулкий щелчок, и мелодия оборвалась. Гомон вокруг нисколько не изменился, но парень настороженно вслушался в него. Со стороны Итиар послышались гневные голоса, и все стихло. Сквозь завесу дыма парень увидел, что Итиар убирает свой леакон с помоста и исчезает за сценой. Ондатра встревожился. Это было необычно, за последний месяц девушка ни разу не покидала своего поста, и ее музыка неизменно услаждала его слух. Остаток дня он провел в нервных раздумьях о том, что же могло произойти.

Когда наступил вечер, и Керо принес неизменный кувшин эфедры, Итиар была странно молчалива. Волосы падали на ее лицо, а глаза были красными, как ее одеяние, и влажно блестели. Ондатра наклонился, чтобы как следует осмотреть ее лицо и найти на нем подсказку, что с ней происходит.

— Ты болеть? — предположил он.

Она отрицательно замотала головой, вдруг скривила губы и нос, из глаз у нее брызнула вода и потекла по щекам. Ондатра встревожено чирикнул:

— У тебя вода!

Итиар шумно вдохнула воздух, отчего в носу у нее хлюпнула, и сказала:

— Со мной все хорошо, но… — наклонив голову, она тихо добавила. — Я порвала струны на леаконе. Две за раз. Они были уже старыми, я разыгралась, — она снова шмыгнула носом. — Запасных у мня нет и нет денег купить новые. Эсвин пригрозил, что если до завтра я не решу эту проблему, то придется… — лицо у нее скривилось, и снова полилась вода. — Буду по-другому долг отрабатывать.

Выглядела она сейчас беззащитно, словно ее уже отломили от корешка и понесли куда-то, где она совсем не хочет находиться. Помочь ей тоже было некому. “Кроме меня”, - мелькнуло в голове у Ондатры. У него не было денег, и он знать не знал, где раздобыть эти самые струны, но если он этого не сделает, что Итиар будет несчастной. Наверное, они перестанут разговаривать, а, может, она и вовсе исчезнет из Гнезда. За месяц он успел привязаться к ней и к этим теплым разговорам по вечерам.

— Я помоть, — сказал он, положив ладонь поверх ее сжатых в кулаки рук, прижатых к груди.

Она вздрогнула от неожиданности и вдруг вцепилась в его ладонь, не испугавшись тонких перепонок между его пальцами.

— Как?

Он наклонился к ней.

— Не знать, но ты не бойся, я рещить, — шепнул он. — Мне нузно уходить, быстро. Надо успеть. Хорошшшо?

Она слегка улыбнулась, услышав теплое шипение знакомого слова, и вдруг потерлась щекой о его ладонь.