— Только я сверху, - подыгрываю ей.
Блядь! Это так странно: она просто здесь – и мне кажется, что вот теперь я бы точно встал и меньше, чем за десять минут, если бы только котяра не запрыгнул на меня и не начал тереться мордой о пластырь под глазом.
— Вам нельзя здесь быть. – Мой лечащий врач влезает между нами, и смотрит на Эвелину, словно на вредную бактерию.
— Мне можно и нужно здесь быть, - спокойно произносит она и так же спокойно просит его выдворить посторонних из палаты, потому что мне нужен покой, а не кумушки с пересудами.
Как ни странно, он тут же выдворяет всех вон, и сам закрывает дверь, прикрикивая на персонал, что раз им нечем заняться, то он устроит обход и проверит рабочие места и карты пациентов. А Эвелина подходит к кровати и отстегивает карабин с кошачьей шлейки. Вручает мне поводок и плавно гладит Кота по голове. Я совсем не удивлен, что мой неласковый мужик тут же сам тычет морду ей в ладонь, жмурясь в самой подхалимской кошачьей манере. Он даже меня никогда так не провоцировал на порцию ласки.
— Меня зовут Эвелина Розанова, - поворачиваясь к врачу, называется Кошка. Дает ему ровно пару секунд вспомнить, что это за фамилия и чем она может грозить. – Я буду здесь, потому что я должна быть здесь. Хоть с котом, хоть без кота, в той одежде, в которой мне будет удобно и комфортно. Еще вопросы?
Все-таки она стерва, но какая-то очень трогательная, даже если прикрывается толстой ледяной броней. Ну или я просто романтизирую свою Кошку и моя оценка безнадежно далека от объективной.
— Рад знакомству, Эвелина… Николаевна, да? – Доктор протягивает руку, и она с кивком пожимает протянутую ладонь. – Может быть, у вас есть какие-то вопросы о состоянии Руслана?
— У меня много вопросов, но сейчас я бы хотела поговорить с ним наедине. Это ведь не проблема?
Доктор энергично мотает головой.
— И вот этой женщины здесь тоже быть не должно. – Кошка кивает на Таню.
Она так опешила, что даже не сопротивляется, когда мужчина берет ее под локоть и приговаривая, что время для посещений уже вышло, и мне нужен покой, выводит из палаты. Эвелина на минуту выглядывает в коридор, говорит что-то великану в черном костюме, и я слышу в ответ его короткое: «Конечно, Эвелина Николаевна».
Кошка закрывает дверь, быстро стаскивает сапоги и жилетку, и забирается с ногами ко мне на постель, пристраиваясь так, чтобы не сильно тревожить мои «боевые ранения».
— Ты охрану привела что ли? – переспрашиваю я. – Стала Крестной матерью?
— Это просто перестраховка, и они будут здесь, пока здесь будешь ты.
— Как узнала, что я здесь? – прижимаюсь израненными губами к ее прохладному лбу.
— Та мегера сказала, что ты уехал, а я пока кошачьи вещи собирала, заглянула в шкаф. – Она вздыхает, копошится где-то у меня под подмышкой. Кажется – минуту назад была сосулькой, которой можно и сталь проткнуть, а теперь как будто вся растаяла. – А еще я заметила у нее в пакете упаковки со шприцами, системы и лекарства. Ну и выбитые зубы моего бывшего – твоя же работа?
Я молчу. Не хочу пачкать ее этим дерьмом.
— Бывшего?
— Это долгий процесс, но я от него ушла. – Кошка судорожно вздыхает, и Кот сует морду прямо ей в нос, щекочет усами. – Прости меня, Руслан… Пожалуйста, прости.
****
Она могла уйти от мужа по множеству причин, ни одна из которых не связана со мной. Самое очевидное – такие женщины, как Снежная королева, не позволяют кому бы то ни было обращаться с ней подобным образом. Не удивлюсь, если именно это стало причиной для разрыва, но я все равно позволю себе то, что не делал ни разу за своих теперь уже почти полных двадцать восемь лет – я разрешу себе самообман. Представлю, что она втрескалась в меня по уши. И от этой мысли самому смешно до соленого кома в глотке.
Поэтому крепко, пусть и одной рукой и вряд ли это хоть сколько-нибудь крепко на самом деле, прижимаю ее одной рукой, лишая возможности перевернуться и посмотреть мне в лицо.
— Что-то не так? – Кошка безошибочно угадывает мое настроение.
Не хочу ей врать, но и правду же не скажешь?
— Много больниц обзвонила? – увожу разговор в другое русло.
— На два часа работы. – довольно хмыкает она. – Была уверена, что ты не в государственной, а частных, как оказалось, не так уж много.
— Связался с Шерлоком на свою голову, - трагично стону в ответ на ее признание, и мы осторожно посмеиваемся: я – чтобы не тревожить ребра, Кошка – чтобы не тревожить меня. Кот просто усаживается на мне и, как ни в чем не бывало, начинает умываться. – У этого парня никаких проблем со сменой места жительства?
— Он идеальный мужчина, - хвалит Снежная королева. – Сам в кровать приходит – не нужно упрашивать.
— Между прочим, я предлагал кровать, - напоминаю парочку фраз из нашего прошлого, и даже спустя столько времени они все равно звучат уместно. Мы можем говорить обо всем на свете, кажется, даже о том, как я предлагал просто потрахаться без взаимных обязательств, и я знаю, что Эвелина поймет ровно то, что я пытаюсь ей сказать – она не «просто так». Всегда была и всегда будет вне зависимости от того, что сулит нам будущее.
— Ты предлагал всякие пошлости, Руслан. – Она все-таки пересиливает меня и переворачивается на живот. Стаскивает очки и небрежно бросает их на прикроватную тумбочку, словно это безделушка, а не цацка с эмблемой «Шанель». – Я дам тебе шанс повторить. И советую воспользоваться временем, чтобы подобрать более благозвучные слова.
Я не очень успешно и не с первого раза заправляю локон ей за ухо. Все жду, когда же Кошке изменит выдержка и она скривится от того, как «офигенно» я на самом деле выгляжу. Не настолько тупой, чтобы не понимать – сейчас я больше похож на баклажан, чем на мужика, за секс с которым платят бессовестно много. Но Эвелина просто смотрит, и смотрит, и гипнотизирует меня своим прозрачно-ртутным взглядом, как будто говорит: «Ты все равно круче всех».
— На твоем месте, Кошка, я бы не рассчитывал на милости и нежности. Если я говорю женщине, что что я хочу с ней поебаться, это значит, что я хочу ее во всех углах своего дома и на всех твердых поверхностях, включая пол и тумбочки.
— Чувствую себя польщенной, - ничуть не кривит нос она.
Господь, ты послал мне что-то невероятное: не ханжа, не кривит нос от грубостей, не пытается учить меня вежливости.
Я не хочу обижать «нас» розовыми словечками и всякими напудренными призывами отдаться мне. Потому что она уже кончила в моей машине, потому что я хотел ее, как больной, пока она медленно ходила между картинами Ван Гога, больше похожая на неземное существо. И потому что я выбил зубы ее мужу за одно только грубое прикосновение к ней. Потому что не владел ею, но считал своей без всяких прав. А в ответ ее муж чуть не убил меня, и я думаю, что он оставил меня в живых только потому, что сам по себе – бесхребетное трусливое существо, которое может разве что поднимать руку на женщину или отдавать команды своим Черным макинтошам.