К черту! К черту все!

Срываюсь, падаю, кажется, совсем перестаю контролировать, что за слова врываются из моего рта. Закрываю глаза, пытаясь спасти хоть каплю разума, но… нет. Падать так падать, прямо туда, в бездну, растекаясь в лаве беспомощным перышком.

Слишком ярко, до слепоты. И сердце точно останавливается на несколько секунд.

Я с трудом разлепляю веки, через пелену внезапной сонливости разглядывая Руслана, который замер и жадно глотает взглядом мой оргазм.

— Ты материшься, Кошка.

— Тебя это, кажется, радует, - бормочу я.

Он с оттяжкой выходит – и обрушивается с несколькими крепкими ударами, от которых саднит где-то в области пупка. Вены на шее натягиваются, глаза закрыты так плотно, что в уголках проступают лучики морщинок.

Выходит, несмотря на мой протест, перехватывает себя и в два толчка в ладонь доводит до разрядки, кончая мне на живот.

— Твою мать… - грубо, сквозь зубы, шипит Руслан, с трудом выравнивая дыхание. – Я не…

— Ты «не», - перехватываю я, зная, что он спросит, не сделал ли мне больно. Даже если сделал – я хочу еще.

****

Мы перебираемся в кровать, когда за окнами совсем темно. В доме приятная, совсем нее летняя прохлада. Я ежусь, когда страсть понемногу выветривается, и хочется накинуть что-то на плечи. Руслан пытается снова взять меня на руки, но на этот раз я сбегаю раньше и первой забираюсь под одеяло. Мы так толком и не поужинали, и в животе урчит, словно перед смертью, поэтому мой ответственный мужчина молча спускается вниз и через полчаса возвращается с тарелкой, на которой горкой выложен ужин.

Мы в две вилки «подметаем» все и, наконец, я говорю ему то, что берегла для лучших времен. Почему-то уверена, что именно сейчас ему нужна эта капля позитива.

— Я навела справки… о том, как оформить бизнес и получить вид на жительство, и как можно ускорить этот…

Руслан не дает мне закончить. Убирает тарелку на тумбочку, тянется ко мне, чтобы обнять.

И я понимаю, что невыносимо сильно, просто до безумия, хочу спать. И мне спокойно рядом с ним, даже если над нашими жизнями нависли противные тучи, и еще неизвестно, что будет завтра.

— Ты зеваешь, девушка, которая никогда не спит, - посмеивается Кот.

Он, конечно, уже знает обо всех моих проблемах, и для него давно не секрет, зачем на моем теле чернильные ловцы снов. Но, наверное, все равно не до конца осознает, что для меня значит. Больше, чем мужчина, рядом с которым мне приятно молчать, больше, чем партнер по сексу, больше, чем человек, с которым мы каким-то образом оказались на одной волне.

— Я тебя очень люблю, - говорю я заплетающимся от усталости языком, с облегчением закрывая глаза.

Руслан просто притрагивается губами к моему лбу, и я слышу беззвучное признание в легких толчках воздуха на коже. И это больше, чем слова.

На день рождения матери Юры я приезжаю в полной боевой готовности. Нарочно долго выбираю платье и продумываю каждую деталь своего образа, чтобы, как любит говорит мама, королева была королевой, а не пешкой в короне. Можно сказать, что сегодняшний выход – мой бенефис в роли, которую я надеюсь сыграть первый и последний раз.

Для выхода я останавливаю выбор на темно-вишневом классическом платье-футляре с высокими воротом и длинной чуть ниже колена. Возможно, он слишком официального для этого выхода, но именно так я и хочу выглядеть: совсем не в образе тихони-невестки, которую Шаповаловы, как я слышала, за глаза называют «Розановской шлюшкой». Не сомневаюсь, что не обошлось без эпитетов Юры. Он же должен был обелить свой светлый образ, к которому никак не вяжется сбежавшая от бесконечного счастья жена. А вот непутевая альбиноска – в самый раз. Хорошо, то ничего из этой грязи меня уже не трогает, и единственное, чего я хочу – проучить «безупречное семейство».

В комплект к платью я, впервые в жизни, надеваю подаренный мамой бабушкин кулон, и это единственное украшение в моем строгом образе.

Когда я садилась в машину, Руслан сказал, что если я не вернусь через два часа или перестану писать ему через каждых тридцать минут, он найдет способ появиться на полностью закрытом мероприятии и увести меня несмотря ни на что. Мы оба знаем, что он категорически против моего визита, но также мы знаем, что я пойду на все – и даже больше – чтобы защитить свою семью.

Наверное, Юра дал указания охране, потому что стоит мне приехать, как он появляется на крыльце дорогого ресторана, который Шаповаловы сняли на весь вечер. Юра в приподнятом настроении, как обычно одет с иголочки, с безупречной прической и дорогими часами – новинкой известного швейцарского бренда. Неужели этот спектакль – персонально для меня?

Юра осматривает меня с ног до головы, и я отвечаю ему тем же.

— У тебя помада на воротнике, - киваю на ярко-розовый мазок. – Некоторые вещи не меняются, да?

— Люблю стабильность, - огрызается он, пытаясь – неудачно – ответить безразличием на мое замечание.

— У тебя болезненная тяга к женщинам, у которых совершенно нет вкуса, - улыбаюсь я. Как все-таки хорошо, что я нашла лекарство от ненормальной привязанности к нему, и теперь ничто не мешает мне трезво видеть вс. Спрятанную под шиком и лоском гниль.

— Наверное, так и есть, раз я выбрал тебя, - передергивает плечами Юра. А потом «милостиво» хвалит: - Хорошо выглядишь, Ви.

— Прости, что не могу вернут комплимент: с детства не люблю наркоманские расширенные зрачки.

То, что он уже успел «закинуться» видно невооруженным взглядом: бодр, в приподнятом настроении, и со взглядом человека, который успел потерять берега, хоть думает, что штурвал до сих пор в его руках.

— Ви, не будь дурой, - улыбается Юра и кладет ладонь мне на локоть. Долго заглядывает в лицо, и хорошее настроение стекает с его лица, как воск.

— Убери руки, Юра, - спокойно предлагаю я. Не дождавшись адекватной реакции, сама разжимаю пальцы и прохожу мимо, в сторону зала. – Я привезла подарок. Думаю. Он вам понравится.

Последняя фраза родилась спонтанно и ее не стоило говорить, но раз уж он все равно «закинулся», то практически без шансов, что сможет разглядеть за простой вежливостью траурный марш. Возможно, не такой громкий, как бы мне того хотелось, но достаточно выразительный, чтобы Шаповаловы всю жизнь вспоминали прощальную песнь Розановых.

‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌Эти показушники до сих пор пытаются держать хорошую мину, потому что меня, ожидаемо, садят рядом с Юрой, а он сидит по правую руку именинницы. Свекровь не снизошла даже до приветствия, хоть это был бы обычный жест вежливости. В конце концов, «официально», лично ей я не сделала ничего плохого. Хотя она наверняка винит меня в том, что я оказалась бракованным инкубатором и не смогла выносить наследника для золотого семейства.