— Ох, Росс, — выговорил я, и слезы покатились у меня по щекам так внезапно, что я даже не почувствовал, как они подступают.

Элен шагнула ближе и смотрела на него сверху вниз. Теперь я видел, что он одет так же, как в ночь нашего последнего разговора, почти месяц назад. Одежда выглядела грязной и изорванной, словно он побывал в аварии. Галстук пропал. Потеки крови тянулись сбоку шеи и собрались бурыми лужицами над потемневшим воротничком. Губы распухли и чуть вздрагивали от слабого дыхания, и грудь еле заметно приподнималась и опускалась, а в остальном он был совершенно неподвижен. Элен протянула к нему руку.

— Не прикасайся к нему, — резко произнес я, и от этих слов мне стало еще страшнее.

Но Элен словно не слышала и не владела собой. Губы ее дрожали, но она погладила его по щеке кончиками пальцев. Не думаю, что мне могло стать хуже при виде его открытых глаз, но, как бы то ни было, он их открыл. Глаза были такими же ярко-голубыми, хотя веки набрякли, а белки налились кровью. И взгляд их был ужасающе живым и недоумевающим, и он заметался, пытаясь поймать наши лица, в то время как тело сохраняло мертвую неподвижность. Потом его взгляд остановился на склонившейся к нему Элен, и синева глаз с огромным усилием прояснилась, стараясь охватить ее целиком.

— О, любимая, — очень тихо сказал он.

Его отекшие губы потрескались, но голос был тем самым, который я давно полюбил, с тем же суховатым акцентом.

— Не я… моя мать, — заговорила Элен, мучительно подбирая слова, и снова провела ладонью по его щеке. — Отец, я Элен… Елена. Я твоя дочь.

Тогда он протянул руку, с трудом заставив ее слушаться, и взял руку Элен. Рука его была в ссадинах, а ногти отросли и пожелтели. Надо было сказать, что мы сейчас же спасем его, вытащим отсюда, но я уже понимал, как страшно он ранен.

— Росс, — заговорил я, наклоняясь к нему. — Это Пол. Я здесь.

Его озадаченный взгляд обратился ко мне, вернулся к лицу Элен, а потом он с вздохом, сотрясшим весь его разбухший остов, закрыл глаза.

— О, Пол. Ты пришел за мной. Зря.

Он снова смотрел на Элен, но взгляд его помутился. Он хотел что-то добавить и после короткого молчания выговорил:

— Я помню тебя.

Я полез во внутренний карман пиджака, выхватил оттуда кольцо, которое отдала мне мать Элен. Я поднес кольцо к его глазам, не слишком близко, так чтобы ему было видно, и тогда, выронив руку Элен, он неловко погладил колечко.

— Тебе, — сказал он Элен.

Та взяла у меня кольцо и надела на палец.

— Моя мать, — повторила она, уже не пряча дрожащих губ. — Ты помнишь? Ты познакомился с ней в Румынии.

В его взгляде мелькнула тень прежней проницательности, и он улыбнулся, перекосив рот.

— Да, — прошептал он, наконец. — Я любил ее. Где она?

— В безопасности, в Венгрии, — ответила Элен.

— А ты ее дочь? — В его голосе сквозило удивление.

— Я твоя дочь.

Слезы медленно, будто с трудом, проступили у него на глазах и наполнили морщинки в уголках глаз. Влажные полоски блестели в свете свечей.

— Пожалуйста, позаботься о ней, Пол, — слабо попросил он.

— Я собираюсь на ней жениться.

Говоря это, я положил ладонь ему на грудь. Там что-то нечеловечески взвизгивало, но я не позволил себе отдернуть руку. — Это… хорошо, — выговорил он. — И мать жива и здорова?

— Да, отец. — У Элен сорвался голос. — Она спокойно живет в Венгрии.

— Да, ты ведь уже сказала… — Он снова опустил веки.

— Она по-прежнему любит вас, Росси. — Я неверной рукой погладил его плечо. — Она посылает вам свое кольцо и… поцелуй.

— Я все время пытался вспомнить ее, но…

— Она знает, что вы старались. Отдохните немного. Он дышал все более хрипло.

Вдруг глаза его распахнулись, и он попробовал встать. Жутко было смотреть, как он тщетно силится приподняться хоть немного.

— Дети, вам надо уходить сейчас же, — задыхаясь, приказал он. — Здесь опасно. Он вернется и убьет вас.

Глаза его метались по сторонам.

— Дракула? — мягко спросил я.

При звуке этого имени лицо его на мгновенье стало безумным.

— Да. Он в библиотеке.

— В библиотеке? — Я озадаченно огляделся, оторвав взгляд от страшного лица учителя. — В какой библиотеке?

— У него там библиотека… — Он указал глазами на стену.

— Росс, — заторопился я, — говорите, что с вами случилось, как вам помочь?

Глаза, казалось, не повиновались ему, и он часто замигал, пытаясь направить взгляд на меня. Засохшая кровь крошилась от судорожных вздохов, передергивавших его горло.

— Он напал внезапно, в кабинете, и унес далеко. Я скоро… потерял сознание, так что не знаю, где мы.

— В Болгарии, — подсказала Элен, нежно гладя его опухшую руку.

И снова в его глазах мелькнула искра прежнего интереса, знакомого любопытства.

— В Болгарии? Так вот почему… — Он попытался облизнуть губы.

— Что он с вами сделал?

— Он забрал меня к себе, чтоб я занимался его… дьявольской библиотекой. Я сопротивлялся, как мог. Я сам виноват, Пол. Я снова начал поиски, для той статьи… — Ему не хватало дыхания. — Я хотел представить его как составную часть… широкого класса преданий. Начиная с греков. Я… я слышал, что им занимается кто-то из новичков, перешедших в наш университет, только имени мне не назвали.

Элен резко втянула в себя воздух. Взгляд Росси метнулся к ней.

— Я подумал, что можно, наконец, опубликовать… — В груди у него захрипело, и он на минуту закрыл глаза.

Элен, так и не выпустившая его руки, дрожала, прижавшись ко мне. Я крепко обнял ее.

— Это ничего, — сказал я. — Все в порядке. Передохните.

— Ничего не в порядке, — выдохнул он, не открывая глаз. — Он подсунул тебе книгу. Я знал, что он придет за мной, и он пришел. Я сопротивлялся, но ему почти удалось сделать меня… подобным себе.

Поднять вторую руку ему не удалось, но он повернул голову, показав нам глубокий прокол на шее, сбоку горла. Ранка не закрылась, и от движения в ней проступила красная влага. Под нашими взглядами лицо его снова дико исказилось, и он испытующе взглянул мне в глаза:

— Пол, наверху темнеет?

Волна ужаса и отчаяния захлестнула меня до кончиков пальцев.

— Вы чувствуете, Росси?

— Да. Я знаю, когда наступает темнота, и меня охватывает… голод. Прошу вас. Он скоро услышит. Скорей… уходите.

— Скажите, как нам его найти, — отчаянно молил я. — Мы убьем его.

— Да, убейте, только не рискуйте собой. Убейте его за меня, — шептал он, и я понял, что он еще способен испытывать гнев. — Слушай, Пол. Там есть книга. Житие святого Георгия. — Он снова начал задыхаться. — Очень древняя, в византийском переплете — никогда не видел таких книг. У него много великих книг, но эта…

На секунду он, кажется, потерял сознание, и Элен сжала его руку в ладонях. Она не могла сдержать слез. Придя в себя, он снова зашептал:

— Я спрятал ее под первым шкафом слева. Записывал кое-что — и спрятал в ней. Скорее, Пол. Он просыпается. Я просыпаюсь вместе с ним.

— О, господи. — Я огляделся в надежде, что кто-нибудь поможет нам — понятия не имею, на какую помощь я надеялся. — Росс, пожалуйста… Я не могу отдать вас ему. Мы убьем его, и вы поправитесь. Где он? — Но Элен уже собралась с силами и, подобрав кинжал, показала ему.

Он протяжно вздохнул, и вздох его смешался с улыбкой. Теперь я увидел, что зубы у него удлинились, как у собаки, и он успел изжевать себе уголки губ. Слезы свободно покатились у него по щекам, оставляя ручейки на потемневших скулах.

— Пол, друг мой…

— Где он? Где эта библиотека? — все настойчивей добивался я, но Росси уже не мог говорить.

Элен сделала быстрое движение, и я понял и быстро выковырял из пола тяжелую плитку. Она подалась не сразу, и, пока я боролся с ней, мне послышался шорох в церкви наверху. Элен расстегнула ему рубашку, нежно развела края и приставила к сердцу острие кинжала Тургута.

Он еще мгновенье доверчиво смотрел на нас детскими голубыми глазами, а потом закрыл их. И как только его веки опустились, я собрал все силы и с размаху опустил на рукоять кинжала древний камень — камень, уложенный руками безвестного монаха или крестьянина в двенадцатом или тринадцатом веке. Должно быть, этот камень веками лежал под ногами монахов, приходивших сюда похоронить усопшего или принести вина из погребов. Этот камень не дрогнул ни когда над ним тайно пронесли труп иноземного истребителя турок и скрыли его в свежей могиле под соседними камнями, ни когда валашские монахи служили над ним еретическую новую мессу, ни когда оттоманская стража тщетно искала могилу, ни когда факелы оттоманских всадников подожгли церковь, ни когда на ее месте возводили новую и укладывали над ним раку с мощами святого Петко, ни когда паломники преклоняли на нем колени перед мощами нового мученика. Он пролежал здесь веками, пока я грубо не сорвал его с места и не нашел ему нового применения, и больше я не могу об этом писать».