Добило его полное осознание уже дома — когда в первую очередь, забыв поесть и принять душ, он открыл учебник по геодезии и не мог успокоиться, пока не дочитал параграф. Такого прилива возбуждения без единого раздражителя Мир не помнил со времен пубертата!

Это была психологическая катастрофа — теперь еще и на терапию придется тратиться. А хорошего психолога Мир сможет себе позволить после того, как вернет свои кровные.

Лекции с Валерией Андреевной были невыносимы, он вообще старался не смотреть на нее, чтобы не начать облизываться. Но с симпатичной молодой девушкой еще ясно, а вот на остальных предметах Мирослав сходил с ума — и бесконтрольно облизывался уже на всех подряд: на одногруппниц, на преподавателей женского пола, на их уверенные пальцы, решительно сжимавшие маркеры для доски. Они будто сговорились довести бедного монаха до судорог.

— Синий вам безусловно идет! — бросил он в сторону профессорши высшей математики вместо приветствия перед парой.

Пожилая женщина зарделась от комплимента, который прозвучал по-настоящему искренне, и все занятие кидала на Мирослава ожидающие взгляды — вряд ли она рассчитывала получить решенные вперед всех задачи, скорее надеялась услышать что-нибудь еще столь же приятное. А он с ужасом осознавал, что теперь у него стои́т даже на высшую математику. Не так, как на геодезию, конечно, но в мире вообще нет ничего настолько будоражащего, как геодезия!

Это была любовь, как называл мешанину чувств сам Мир. Но со стороны выглядело как болезненная страсть, спровоцированная всего лишь нехваткой времени и денежных ресурсов, чтобы скрасить вечерок приятной дамской компанией.

Он иногда думал о том, что некоторые особенности характера закладываются в раннем детстве, но не имел знаний и опыта, чтобы нащупать исчерпывающее объяснение. Их с Ярославом мама, первая жена отца, скончалась от болезни, когда они были маленькими. К сожалению, не настолько маленькими, чтобы не запомнить недолгий период ее немощи, похороны и беспробудное горе отца — тот был раздавлен, выпотрошен, будто бы долгое время не мог поверить, что такой ужас произошел именно с ним, и жалел обо всех упущенных возможностях. Например, он много работал, а не катался с любимой женой в путешествия, не проводил с ней достаточно времени, пропустил миллион общих счастливых моментов. Уже в то время маленький Мир сделал вывод, что никогда, ни при каких обстоятельствах не привяжется к женщине так сильно. Любить можно, спать очень даже можно, но определенно только при условии, что она не станет смыслом всего существования. В этом случае гарантировано отсутствие серьезных потрясений, способных на годы снести сильного человека с ног. Тогда-то в еще незрелом уме Мирослава и начали прорастать первые признаки легкомыслия в отношениях с женщинами.

Маленький Ярослав отчего-то пришел к выводам другим: жить надо здесь и сейчас, никакая работа, никакие обязанности не стоят упущенных желаний. Судьба может в любой момент подкинуть неприятный сюрприз, так хотя бы в свою последнюю минуту можно не сожалеть о том, что слишком экономил на то будущее, которое никогда не наступит. В итоге деньги он не считал, каждый его день был наполнен роскошью, а не финансовыми калькуляциями — и так было ровно до непредсказуемого решения отца. И пусть теперь оказалось, что разумная экономия не помешает, Ярослав воспринимал этот период как временный, который рано или поздно завершится приятным финалом. И снова получится жить как раньше. А другую машину можно купить после — еще лучше предыдущей. Красную Мазерати Ярослав был вынужден выставить на продажу раньше, чем Мирослав только начал задумываться о сбыте синей Бугатти.

Они оба не знали наверняка, почему так произошло — характеры просто складываются через опыт и забытые эмоции. Отец тоже не имел представления о настолько глубокой подоплеке, хотя в одном он оказался прав — сыновьям жизненное потрясение было необходимо, как запоздалое лекарство, еще способное их излечить.

У Валерии же все бежало как по маслу, но странности перенеслись даже на работу.

— До чего же Махалин-младший очарователен! — ни с того ни с сего начала делиться сокровенным преподавательница высшей математики в университетской столовой.

— Совершенно потрясающий! — зачем-то подхватила седая докторесса философии и тоже начала краснеть, добавляя объяснений своим словам: — Так рвется к знаниям, так рвется… помаду новую заметил. Даже мой старый хрыч, с которым сорок лет вместе прожили, не заметил, — последнее признание было лишним, потому и произнесено почти неслышно.

Валерия Андреевна с уважением относилась к старшим коллегам и старалась соответствовать:

— Верно! Достойный сын своего отца — стремится не диплом получить, а именно знания!

— Очаровательный…

— Потрясающий…

Теперь Валерия получила последнее доказательство, что все правильно насчет Мирослава поняла. Он не флиртовал с ней, а просто пытался быть милым и вежливым, чтобы привлечь как можно больше внимания к своим учебным успехам. Не мог же он и со Сталиной Иннокентьевной флиртовать, в конце концов! А женщины так ласково его упоминают только по одной причине: не так уж часто в последнее время можно увидеть на сто процентов мотивированного студента!

И сама она с тех пор стала относиться к Мирославу еще мягче — на любую реплику улыбалась в полный рот, а на вопросы отвечала со всей ответственностью, почти ласково и с незаметным для нее самой придыханием.

— Валерия Андреевна, а экзамене практические расчеты будут иметь такое же значение, как теория?

— Даже большее, Мирослав! Я всегда могу закрыть глаза на теорию, если вы великолепно справляетесь с практикой!

У Мира случился очередной приступ головокружения. На этот раз повело его не от многообещающей улыбки желанных губ, а от произнесенной фразы. Просто он всегда великолепно справлялся с практикой, всегда! А ему не дают возможности проявить себя в теме, в которой он давно стал дипломированным специалистом.

— Я изучил все пособия, Валерия Андреевна. У вас есть что-нибудь еще?

— Конечно! — она воскликнула возбужденно, отчего Мир едва на пол не свалился. — Я к завтрашнему дню подготовлю список дополнительной литературы!

— А вы всегда туго завязываете волосы, Валерия Андреевна? Я очень прошу — не распускайте их. Распустите — и все, мне крындец.

— Как скажете, дорогой Мирослав! — она даже интонацию не сменила. — А вы никогда не думали о преподавательской карьере — такую жажду знаний сложно реализовать в другой профессии!

Еще немного — и у Мира не останется даже перьев от кукухи. Он перестал толком спать, есть, каждую свободную минутку либо корпел над учебниками, чтобы Валерия Андреевна ему снова вот именно так улыбнулась, или ошивался в институте, заодно мимоходом уделяя внимание и другим предметам, чтобы его ни в чем не заподозрили.

К концу второй недели на производстве заметили его отсутствие и даже разыскали номер его сотового:

— Стажер, я все понимаю, но почему бы тебе хоть иногда на работу не заглядывать? — Начальник инженерного отдела никогда особенно не напрягался из-за его статуса второго сына Махалина. — А то ведь намекну, что зарплату мы начисляем за вклад в дело.

— Я в университете, — сообщил Мир строгим тоном. — Решил заняться собой и повысить квалификацию! Через неделю сессия закончится — и вернусь. Неужели там без моего вклада все дело встало?

Даже такие нейтральные глаголы сводили Мирослава с ума, потому он сосредоточился, вслушиваясь в ответ шефа:

— Без тебя тут все идет точно так же, как с тобой. Повышение квалификации — решение отличное. Но не в твоем случае. Мы оба знаем, что ты просто пинаешь балду. Так спрашиваю прямо: тебя сразу увольнять или дождаться, когда ты в учебу наиграешься?

В ближайшее время он не наиграется — никак не может. Надо будет все-таки заскочить офис, оформить учебную сессию, как полагается. Тогда уволят его не из-за прогулов, а по какой-нибудь другой причине. Кстати, об этом. Если его вышвырнут, то он даже своей мизерной зарплаты получать не будет. В этом случае нужно будет подготовить почву и для увольнения Ярослава — нельзя старшему брату оставить такую фору: