Пауза была необходима, чтобы перевести дыхание, но во время нее Мирослав осипшим голосом произнес:

— Отец заболел? Когда? Как понимаю, серьезно? — он резко, судорожно вдохнул и неверным голосом продолжил: — И ты знала. Но вместо того, чтобы сказать, устраиваешь театральные представления? Какая же ты сука, Лерка. Я просто не могу поверить, что именно ты оказалась из нас самой бездушной.

Валерия опешила, отступила и всплеснула руками, ее тоже от обиды начал подводить голос:

— Ну спасибо, блин. Поставили между трех огней, я невозможное чудо в рекордные сроки провернула, но еще и крайней осталась?

Мирослав подошел к ней, наклонился и, зло посмотрев в глаза, выдал сухо:

— Потом поговорим. Клянусь, другая бы на твоем месте за такое схлопотала. Я, может, больше и не миллионер, зато избалованным засранцем быть никогда не перестану. Высылай своих людей за Яриком, надо как можно скорее ему сообщить…

Валерия от такого хамства опомнилась и вновь начала горячиться:

— Раскомандовался, обнаглевший! Какие же вы, Махалины, все-таки невозможные!

— Высылай, — повторил Мирослав. — Он в твоей старой квартире, у Олеси были запасные ключи.

От подобного Валерия на пару секунд дар речи потеряла, но затем заорала во всю мочь:

— Да вы не обнаглели, вы оборзели!

Мирослав уже на нее не реагировал — ждал, пока она тем же криком отдаст распоряжения, выдохнет, успокоится. А потом уже совсем новой интонацией снова нарушит тишину:

— Не представляю, как тебе сейчас тяжело, Мир. Если очень надо, то я могу тебя обнять…

Но он уже целиком погрузился в себя, отвернулся к окну, замер, готовый в этой позе ждать брата сколько угодно времени, и последнего предложения даже не расслышал. Очнулся от забытья, только когда услышал бесконечно далекое и равнодушное:

— Их там нет, Валерия Андреевна. Как нет их денег и вещей. Похоже, мы их упустили.

Мирослав не очень отчетливо помнил, как добрался до Мальты. Ему так хотелось соединить все штрихи, непонятное наконец-то сделать понятным. И оно делалось — как только в историю вписалась ключевая предпосылка. Кто-то другой бы заявил, что отец переборщил — даже в качестве последнего в жизни бзика он немного перегнул палку, но Мирославу подобное недовольство и в голову бы не пришло. Наверное, все Махалины немного того — в смысле, в критической ситуации сразу бросаются на самые экстремальные меры: тут оба яблока от яблони недалеко улетели, им ли отца критиковать? И все-таки надо признать, что иначе он не заставил бы сыновей посмотреть в себя и друг на друга. От этого понимания, однако, на сердце легче не становилось.

Билеты Лера купила без вопросов, даже предлагала отправить с Миром пару ее людей, но он только глянул на нее как на сумасшедшую. После всего, что между ними было — в смысле, между братьями Махалиными и людьми Валерии — они в одном самолете без драки продержаться не смогут. С самой же их работодательницей все было не так ясно. Уже осознав, что двинутую диктаторшу она из себя разыгрывала, Мирослав все равно мысленно от нее отдалился. Красивая девчонка, сексапильная до одури, когда вещает на научном языке, интересная со всех сторон, но явно не та идеальная картинка, которую Мир себе успел нарисовать в воображении. Его-то воспаленное сознание напрочь лишило Валерию недостатков, а они, как показал опыт, были, да еще какие — такая, если прижмет, и руки по колени отгрызет, не подавится. Но притом остается верной своим принципам, что даже пугает.

Куда пропал Ярик, ему до конца понятно не было. Скорее всего, беглецы перестраховались и придумали себе убежище надежнее. А еще вернее, планируют операцию по освобождению Мирослава, потому скоро нарисуются возле Валерии. Их бы подождать немного, но Мир просто не мог себе этого позволить. Особенно после того, как узнал от Леры все подробности. Он даже в аэропорту на одном месте усидеть не мог — думал только о том, что если опоздает, то уже никогда не сможет простить ни себя, ни ее.

Оказалось, что они с братом разминулись всего лишь на рейс. Мир не особенно удивился, застав Ярика с Олесей в приземистом беленом домике посреди тропических пейзажей. Встреча прошла очень неприятно, до болезненного нехорошо. Братья ругались на отца, а он — уже совсем слабым голосом — хрипел нецензурщиной в адрес Валерии, которая, по его мнению, была обязана сохранить его тайну, ей за это достаточно заплатили. И все равно — это было очень заметно со стороны — радовался их присутствию. Радовался и прогонял:

— Ну все, навестили старика — и хватит. Дуйте домой, достраивать светлое будущее.

Мир подмигнул симпатичной медсестре, которая ни слова по-русски не знала, и заявил:

— Позвоню Геннадию Константиновичу и отпрошусь. Уволят? Ой, да божечки мой, испугали Билла Гейтса ценами на интернет. Я ж сдаваться не умею — примут снова, никуда не денутся. Если сам не решу куда-нибудь деться.

— Кстати об интернете… У меня работа вообще с собой, — Ярослав начал рыться в вещах, отыскивая ноутбук. — Так что лежи спокойно, а мы тебя будем развлекать историей последних месяцев.

— Не надо, — испугался отец. — Я эту историю уже знаю, но слушать из первых уст — здоровье уже не то.

Конечно, Петровичи из последних сил держали лицо, давили улыбки, а иногда забывались и вполне искренне смеялись, вспоминая, как в детстве Ярик собирал фантики, а до Мира долго не доходило, кто же на самом деле крутит колеса. Только в комнатах они позволяли себе надолго затихнуть, уставиться в одну точку и думать, думать… о тех же самых фантиках и игрушечном руле, о том, что в их кругу мало кому повезло так же сильно — иметь самого лучшего на свете отца, который никогда — ни на секунду за всю их жизнь — от них не отвернулся. Олеся в такие моменты тоже притихала, просто подсаживалась рядом и укладывала Ярославу голову на плечо — пусть знает, что у него во всем свете есть не только папа и младший брат. Он же в ответ бездумно накрывал своей большой ладонью ее маленькую и неосознанно сжимал пальцы. Ни одному из двоих и не вспомнилось, зачем они вообще так стремились сюда попасть. Какая к чертям собачьим разница, вернет Лерка деньги или нет?

А Петр Ильич Махалин как будто наконец дождался, получил чрезвычайно для него важное, от чего душе перестало быть трудно и страшно. Он умер через несколько дней — счастливый, что два оболтуса рядом, улыбающийся каждому по очереди и немного сожалеющий о том, что уже не успеет увидеть детей Ярослава, похожих на хорошенькую Олесю, что не побывает на свадьбе Мирослава и очень умненькой Валерии. Он уходил, даже не будучи уверенным в том, что именно так все произойдет, но погружаясь в теплое умиротворение — даже если их жизнь свернет на другие пути, мальчишки в любом случае найдут свое место и его не упустят.

— А давайте, Игорек, еще выпьем?

— Наливайте, Лерочка, наливайте. Когда в другой раз попробуем коньячок за такую цену?

— Да-а, — протянула Валерия. — Как привыкли, так теперь и отвыкайте.

Конторка была все та же — на самой окраине города, но с новым ремонтом и даже солидной парковкой перед зданием. Бывшему полицейскому, а ныне частному детективу, такие резкие движения судьбы вверх и вниз были уже не по возрасту, он всерьез задумывался о том, чтобы все бросить и наконец-то выйти на пенсию. Очень сомнительно, что в его карьере попадется еще один миллионер, который на некоторое время поднимет всех своих подручных на вершину бытия. На пенсию было пора, но неохота, потому Игорек уже не в первый раз осторожно поинтересовался:

— Лерочка, а может, не будем штат-то распускать? Мало ли, какие вам еще услуги потребуются. Разве еще непонятно, что деньги отдавать уже некому?

— Знаю, что некому, — Валерия вздохнула. — Но нет, не вижу необходимости тратиться на пустое, от чего даже удовольствия не получаю. А давайте, Игорек, за дружбу — верную и безусловную. Как у нас с вами!

— Вы мне пока еще за эту дружбу платите, — осклабился мужчина. — Если вам всерьез нужен человек, с которым можно глушить коньяк без условий, тогда или Олесю разыщите, или на улицу выйдите — там таких «друзей» полно, кто за опохмел кого угодно разыграет.