Водитель вылетел наружу и теперь уже сам побежал за соперником, перехватил того через несколько секунд, после чего Валерии стало не видно — она лишь могла лицезреть, как шевелятся кусты, а вверх празднично взлетают цветочные лепестки.
«Эх, не дождется сегодня какая-то девушка своего букета», — посочувствовала Валерия и задвинула штору.
С другой стороны, ни одной девушке не нужны такие буйные ухажеры — хоть с букетами, хоть с машинами. Они ведь совсем свою ревность контролировать не умеют, а о такой бешеной страсти приятно лишь в романах читать, но никак не переживать в реальности. Зевнула, почесала макушку, взяла телефон и вызвала полицию. Любовь любовью, соперничество соперничеством, но никто не разрешал всяким посторонним идиотам топтать их чудесный палисадник.
По другую сторону экрана в фильме еще и звук присутствовал, а это было намного интереснее, чем издали с большого расстояния наблюдать только смешную беготню.
— Ты чего сюда приперся, крысеныш мелкий?! — орал Ярослав, перехватив брата и повалив его на землю.
— В чувствах признаваться! — пыхтя ответил тот и попытался посильнее замахнуться крайней розой, чтобы удар вышел изящнее. Цветы он пока не выпускал из рук — скорее рефлекторно, чем в надежде, что они еще пригодятся.
— Ты еще не понял, что она вовсе не такая? Не поведется на пустышку вроде тебя! — голосил Ярослав, щедро выписывая в левый бок Миру тумаки.
Тот не отставал, пытаясь запихнуть бутоны в вопящий рот:
— Я пустышка?! А ты у нас кто — крутышка? Так чего же ты сам ее до сих пор не охмурил? Ждешь, когда истратит наши деньги?!
— Она их не тратит! — отвечал Яр гневно, хоть и с набитым ртом. — Ни на котят, ни на возмещение ущерба! Ни на что не тратит!
— Тогда я все делаю правильно! — вопил Мир. — Я из нас единственный адекват! И не трись об меня, у меня уже три недели женщины не было!
Ярослава подорвало вверх, он выплюнул остатки листьев и оскорбление:
— Тьфу, блин. Единственный адекват! Ты же психопат озабоченный.
Они уселись на бордюр рядом. У Ярослава щека была оцарапана, а у Мирослава жгло левый бок, но на боль они внимания не обращали — только на испепеляющую взаимную ненависть.
— Пиджак откутюровский испортил! — ругался Яр. — А у меня теперь нет денег, чтобы обновлять гардероб!
— У меня типа есть! — так же нервно ответил Мир, запуская палец в дыру на дизайнерской рубашке. Глянул на обглоданный веник в руках и скривился.
— И машину поцарапал! — вспомнил старший брат. — Мне теперь цену на продажу скидывать!
— Бедня-яжечка! — проблеял Мирослав. — Не мешал бы мне, я бы уже через месяц был женат на геодезии и наших деньгах!
— Лучше я сам женюсь на наших деньгах! Тогда хоть какая-то гарантия, что я часть получу!
Они ругались бы еще долго — как раз такое время, чтобы отдохнуть и приступить к новой драке, раз одежда все равно испорчена. Но позади раздался звук полицейской сирены. Разглядывать было некогда — деревья загораживали обзор. Однако до обоих дошло за секунду — они подскочили на ноги и кинулись наперегонки к машине. Влетели в нее с разбега, как получилось — один на другого: нижний жал на педаль, верхний двигал рычаг. Действия, вполне возможно, друг другу противоречили, но магия нецензурной лексики — а в этом Петровичи синхронизировались — машину завела и понесла в другую сторону, подальше от неприятностей.
Ехать было не очень удобно, потому через пару кварталов Ярослав опомнился и смог резко затормозить.
— Вылетай отсюда! Я бы тебя еще до дома катал!
— Да больно надо на твоей побитой тачке ехать в мою прекрасную квартиру! — согласился Мирослав и поспешил выкарабкаться наружу.
Уже на тротуаре отряхнулся, поправил все, что осталось от одежды, и выругался теперь тише, зато проникновеннее. Это война. Если ему раньше казалось, что просто небольшая конкуренция, то после сегодняшнего стало ясно — это битва не на жизнь, а на смерть. И пленных здесь не берут.
Утро понедельника он начал с того, что явился на работу пораньше, еще раз отчитался перед начальником отдела об учебе. Недоверие того можно было пальцем тыкать:
— Серьезно, что ли? И как первую сессию сдал?
— Один экзамен завалил — самый сложный предмет, но есть время на пересдачу, — сокрушенно признался Мир.
Но Геннадий Константинович и от того впал в восторг:
— Всего один?! Мирослав, если ты действительно за ум взялся, то я лично буду только рад! Что же с тобой такого страшного произошло, что ты в человека решил обратиться?
На этот риторический вопрос реакция была лишней. Люди вокруг пока не знают, что оба Петровича в опале и нынче вынуждены крутиться и вертеться. К тому же у Мирослава имелось еще одно важное дело — начальник не заметит его отсутствия, поскольку там вопрос всего на несколько минут. Все равно же выгонят.
Его и выгнали с общепроизводственного совещания, а представители совета директоров так вообще в выражениях не стеснялись:
— У нас теперь стажеры здесь заседают?
Мирослав изобразил детскую невинность:
— Нет. Просто брат попросил вместо него явиться, у него какие-то проблемы возникли, а пропускать ведь никак нельзя.
И вокруг началась буря — Мир самой высокой точки не застал, поскольку к тому моменту его из конференц-зала уже отправили восвояси, но начало он ухватил и был очень собой доволен. Раздражение к Ярославу Петровичу, получившему должность по протекции отца, ведь месяцами копилось — и еще бы годами тянулось, по инерции, потому в огонь следовало плеснуть масла. И теперь можно было быть уверенным, что все совещание надутые дядьки и серьезные тетки будут полоскать некоторых некомпетентных начальников маркетинговых отделов.
К сожалению, Ярослава сразу не уволили, но уже после обеда Мир видел, что кабинет того оккупировали с бесконечными проверками. Но и это победа! Теперь старшему братцу придется в рабочий день заниматься именно работой, а не бегать за Валерией. Вряд ли он может рисковать, любая оплошность станет последней каплей. Это пока дирекция еще не знает, что Махалин-старший давно от сыновей отвернулся и вовсе не возражает против критических мер! Скорее всего, пытаются сейчас с ним связаться и поставить вопрос ребром. Не свяжутся, не найдут, но удочка уже закинута в правильное место.
Во вторник был ход Ярослава — и он двинул сразу ферзем. То есть явился в инженерный отдел и нейтрально поинтересовался у Геннадия Константиновича о максимальных сроках стажировки. Пытался быть деловитым и вежливым. Так, в общем-то, и выразился:
— Вы этого дебила годами содержать будете? Он хоть простейшие чертежи калякать умеет?
— Разве что калякать, — вздохнул Геннадий Константинович и, к ужасу Мирослава, отчего-то не встал на его защиту. — Боюсь, он даже орудовать ластиком еще не научился…
После такого задумчивого взгляда теперь и Мирослав не мог покинуть рабочее место, если не имел на то серьезной причины. И немного расстроился, осознавая, насколько Яр оказался злым и беспринципным человеком. А еще и родственником называется! И чего тот добился? Мира пока не уволили, но он теперь тоже по горло занят — осваивает работу ластиком и очень-очень тщательно раскладывает инженерные чертежи по нужным папкам. А где-то там, прямо в городе, прямо посреди разных опасностей, целый день бродит дорогая Валерия — и никто теперь за ней не присматривает. Два самых важных в ее жизни человека случайно нейтрализовали друг друга.
Но вечера и выходные были свободны, и теперь каждая минута использовалась по максимуму — сокращенное количество шансов не оставляло свободы на раздумья.
В пятницу Олеся все-таки уговорила подругу вместе где-нибудь посидеть. Девушки принарядились и отправились в ресторан — дорого для обеих, но иногда душеньку нужно баловать излишествами. И в приподнятом настроении они не заметили, как с одной стороны дома за ними выехала синяя Бугатти, а с другой — немного потрепанная и все еще непроданная красная Мазерати.
