— Не найдем мы к ней подход! Успокойся уже, как сделал твой брат, и найди себе нормальную работу!

— Очень сомневаюсь, что Мир успокоился, — пробурчал Яр. — Этот хитрый гаденыш просто задумал что-то более тонкое. Уволюсь — и навсегда потеряю последний контроль над ситуацией. Так я хотя бы уверен, что он утром все еще не от нее уходит!

Впав в гнев окончательно, Олеся набрала номер бывшей лучшей подруги:

— Лерка, это я! В честь хотя бы моих прошлых заслуг сделай одолжение — скажи уже Ярославу прямым текстом, что ничего ему не светит!

— Зачем же? — та заулыбалась. — Ведь это так интересно. Кстати, а какие такие заслуги ты имеешь в виду?

— Ну как же… — ярость Олеси схлынула от настоящего недоумения. — Я же всегда была рядом. Я же всегда пыталась сделать тебя более общительной, не погрязнуть в своей научной скорлупе… Да я же…

— Ой, я тебя умоляю, — перебила Лера. — Ты просто тешила самолюбие, возясь с серой мышью, правда? Закомплексованная, глуповатая охотница за богатыми женихами, ты была хороша только в одном — в макияже. Но почему-то была уверена, что это достаточное основание учить жить других. Нет-нет, дорогая Олеся, я очень тщательно пересмотрела нашу дружбу. Раньше я видела в людях только хорошее, а теперь поумнела и вижу только плохое. Но скажу честно — вы с Яром сейчас раздражаете меня меньше Мирослава, потому вы на полкорпуса впереди.

Она отключила вызов первой, а Олеся еще пару минут слушала тишину, потом медленно положила сотовый на журнальный столик. Ее будто ударили, но не сразу было понятно, чем именно. Уж точно не оскорблениями — девушки за последние недели много гадостей друг другу успели наговорить. Олеся уперла локти в колени и опустила на ладони внезапно потяжелевшую голову.

— Лерка стала сукой. Стала тем, чем никогда не была, — с трудом выдавила она, но не в качестве очередного ругательства, а как холодную, почти равнодушную констатацию факта.

Ярослав расслышал и даже отвлекся от компьютера:

— Чему ты удивляешься? Это логично, Олесь! С деньгами надо или родиться, или заработать, или постепенно к ним привыкнуть — только в этом случае резко открывшиеся возможности не бьют по характеру! Знаешь, сколько таких «счастливчиков» сломалось? Так я тебе сейчас найду, как раз интернет открыт.

— Не надо, — так же раздавленно продолжила Олеся. — Ты неправильно понял. Лерку не деньги сломали. Я абсолютно уверена, что она до сих пор не начала считать их своими… И отцу твоему вернет, стоит ему только попросить. Она не к богатству отношение изменила, а к людям. Ее мы сломали. Ты, я, твой брат…

Ярослав нахмурился:

— И что? Мы теперь спасать ее побежим, раз сами виноваты?

— Не знаю… — Олеся никак не могла собраться. — Не знаю, Яр. Но давай, открывай свои котировки. Разберемся в инвестициях — тогда сможем разобраться в жизни вообще. А то я в ней теперь ничего не понимаю.

Ярослав ее неожиданную апатию понять не мог — переживает, наверное, что ей лично денег от озлобленной подруги не видать, но на вопросы отвечал рьяно и с интересом. Хоть какое-то общее дело появилось, без криков и взаимных обвинений. Но это было лишь временное и очень натянутое перемирие в безнадежной битве за свободное пространство.

Тем временем Мирослав атаковал совсем другую девушку и отнюдь не так же степенно. Валерия через пару дней не знала, то ли смеяться, то ли плакать, а потом опять смеяться. Она уже поняла — он решил изображать из себя полного психопата. Но психов жалеют, а не испытывают к ним неконтролируемую влюбленность!

Утром она подошла к окну, привлеченная шумом. Уборщик Ярослав Петрович ругался на бывшего дворника, Мирослава Петровича, призывал того к порядку:

— Да иди ты уже отсюда, подобные меры ее только разозлят! Так и думал, что мозга в семье на тебя просто не хватило!

Но Мирослав стоял посередине и с улыбкой ждал появления Валерии. Она и появилась с криком:

— Полностью с тобой согласна, Ярик! А ты где цветы-то взял, ухажер из шестой палаты?

— В палисаднике нарвал, — нагло признался Мирослав. — Это теперь не моя подведомственная территория, так что рука не дрогнула.

— У меня ща нога дрогнет! — заверещала услышавшая это признание Зинаида Прокофьевна, что жила двумя этажами ниже. — Я их сажала не для того, чтобы всякие бандиты рвали!

— Я не бандит, Зинаида Прокофьевна. Прищурьтесь лучше — я ваш дворник.

— Да ты уж две недели как уволился, бездарь! Ты меня за кого считаешь, щенок?!

— О. А вы мыслите моложе, чем выглядите, — выкинул он ей непонятный комплимент. — Но я все равно не бандит. А если и бандит, так только от неразделенной любви. Лер, а пошли гулять?

— Погуляй с ним, Лерка, — присоединилась и Зинаида Прокофьевна к просьбе, пытаясь кричать вверх. — Да так погуляй, чтобы у него гулянки отвалились. А то ишь, устроил бардак посреди утра — цветы надергал, асфальт испортил! И ведь приличным человеком столько времени притворялся — мусор за весь подъезд выносил, эх!

Теперь и Валерия разглядела, что асфальт действительно испорчен — не то чтобы безнадежно, но заметно. Видимо, на мелки у Мирослава денег хватило, потому теперь весь двор может до первого дождя читать радостно-розовое: «Миру нет альтернативы!»

«И что бы это могло значить?» — подумала Лера, но вспомнила о времени и побежала собираться на работу. Она уже почти ждала, что Мирослав нарисуется ближе к остановке, дабы «прокатить ее на троллейбусе». Он вообще в последнее время напирал на то, что бесплатные ухаживания гораздо романтичней смотрятся. Но он не объявился. А, ну точно, он же на работе восстановился — и теперь, должно быть, из кожи вон лезет, чтобы заново на те же грабли не наступить. Но это не беда — значит, вечером нарисуется. Он ведь все на свете умеет, кроме как сдаваться.

В обеденный перерыв ее огорошила преподавательница высшей математики, наклонившись к столу и улыбаясь разом всем присутствующим, хотя обращалась только к одной:

— Валерия Андреевна, ваш Мирослав мне типовую сдал. С припиской после третьего задания: «Даже решая высшую математику, я думаю только о геодезии». Веселый парень, я полвечера улыбалась.

Все на это отчего-то добродушно рассмеялись — а ведь с виду-то серьезные люди! Одна Валерия рассердилась:

— Дурацкая выходка! И никакой он не мой! Надеюсь, вы ему за это снизите баллы. Он ведь вообще правила не умеет соблюдать — для него и высшее учебное заведение филиал цирка.

— Да бросьте вы, Валерия Андреевна, — отмахнулась женщина. — Мой, когда за мной ухаживал, тоже озорнича́л. И куда это все с годами делось? Вот через тридцать лет точно будете скучать по подобным чудачествам.

На этом разговор свернули. Хоть одно хорошо в этом коллективе — личную жизнь не обсуждают дольше двух минут подряд.

Но настроение у Леры все равно было приподнятым — как реакция организма: она сопротивлялась всем попыткам Мирослава ей настроение обрушить, и потому изображала, что в три раза счастливее, чем обычно. После работы даже решила прогуляться пешком до дома, улыбаясь всем подряд. Она уже заметила, что Мир ждал ее у остановки, но демонстративно свернула, точно уверенная, что он свернет за ней. Так и кто из них манипулятор?

И так она надежно всем подряд улыбалась, что какой-то парень отреагировал:

— Девушка, а не подскажете, который час?

Такой вопрос в качестве повода для знакомства уже не задают с тех пор, как изобрели сотовые телефоны. Но почему бы не ответить, если Валерия держит мобильник прямо в кармане?

— Без пяти шесть! — грозно ответили из-за ее плеча голосом Мирослава. После он зачем-то поравнялся с ней и спокойно прокомментировал: — Да, я еще не продал часы. Боялся, что ты их купишь и сделаешь что-то еще хуже, чем сделала с машиной.

Парень напротив растерялся, как если бы пытался сообразить, зачем же блондинка ему так призывно улыбалась, если не одна? Мир его поторопил:

— Попытка дешевая, незачет. Когда-нибудь открою курсы по пикапу и озолочусь. А пока заворачивай лыжи — красавица занята.