Монтаж фильма уже нашел свой ритм, который – хотя и не особенно быстрый по сегодняшним стандартам – дает нам в каждый момент ровно столько, сколько нам нужно, и ничего более. «Когда фильм впервые вышел, люди считали его темп очень быстрым», – сказал Лукас о «Звездных войнах» в 2004-м. И эта скорость играла на руку фильму: зрители захотят вернуться в кинотеатр и снова посмотреть фильм не только потому, что это была захватывающая история, но и потому, что в каждой сцене было так много всего, что можно было посмотреть ленту четыре раза и все равно не разглядеть каждого робота и каждого странного инопланетянина на заднем плане. Может, вы заметили серебряную копию 3РО прямо позади наших героев-дроидов в самой первой сцене? Нет? Извините, все движется слишком быстро. Приходите еще.

«Фильм был в постоянном движении, – вспоминал Лэдди. – Это была одна из идей: не дать никому шанса сказать: «Боже, какие красивые декорации». Но скорость Лукаса происходила также из-за стыда. Он не верил, что эффекты ILM выдержат критику – особенно по сравнению со стандартом, установленным «2001» Кубрика. Поэтому он обрезал каждый кадр максимально быстро в надежде, что мы не заметим несовершенства. (Даже после того, как стало очевидно, что мы их либо не замечаем, либо нас они не волнуют, он не изменил своего отношения: «Звездные войны» были фигней – с технической точки зрения», – сказал он об оригинальных эффектах в 2002-м.)

Лукас также понимал, что иногда надо замедлиться. Один из таких моментов заполнил следующие несколько минут: R2 и 3РО вышли из своей капсулы и начали свои приключения на пустынной планете, споря, куда идти. И здесь мы достигаем отметки в 10 минут: с двумя дроидами расходящимися в разные стороны в песчаных дюнах Татуина. 3РО перед расставанием бьет R2 по колесу ногой без особого результата, и парочка расходится. На этом месте заканчивается драматическое космическое вступление, и мы вступаем в часть фильма, отдающую дань уважения одновременно Куросаве и Джону Форду.

Вы уже подсели? Если вас не впечатлили спецэффекты и не напугал Дарт Вейдер, то ответ зависит в основном от того, насколько два дроида превратились в реальных, человекоподобных персонажей, которым вы можете симпатизировать. Особенно это касается R2, мусорного бачка на роликах с одной камерой вместо глаза – этот персонаж кажется за гранью всего человекоподобного. Однако электронные звуки Бена Бёртта способны передавать невероятное разнообразие эмоций, да и чопорный 3РО в исполнении Энтони Дэниелса вызывает своеобразную симпатию.[75]

У этих роботов достаточно сильный характер, чтобы завоевать симпатию многих зрителей, которые считали себя выше этого. «Высший балл за создание двух очаровательных механических объектов, которые стали научно-фантастическим апофеозом Дон Кихота и Санчо Пансы», – написал друг Алека Гиннесса, популярный английский актер и режиссер Питер Гленвилл в письме Гиннессу, посмотрев фильм в Нью-Йорке. «Они заставляют тебя смеяться и переживать за них». От Гленвилла, недавно прекратившего свои попытки экранизировать «Дон Кихота», это была крайне высокая похвала.

Но, возможно, самое удивительное в этих первых десяти минутах фильма – то, что в них нет ни Люка, ни Хана Соло, ни Оби-Вана. Единственный положительный человеческий персонаж – принцесса Лея, и у нее всего две реплики. Зрители могут даже подумать, что главные герои – дроиды. На самом деле, конечно, у нас ансамбль героев, каждый из которых ведет нас к другому: Лея к дроидам, дроиды к Люку, Люк к Оби-Вану, Оби-Ван к Хану, Хан и Люк обратно к Лее.

На бумаге этот перенаселенный сюжет выглядит слишком сложным. Кто наши герои и где они? «Ты забыл про зрителей, – сказал де Пальма Лукасу после просмотра в 1976-м, говоря о первом акте его фильма. – Они не понимают, что происходит». Похожая реакция была и у Дона Глута, когда он посмотрел «Звездные войны» в первый раз: это был «Флэш Гордон», но пропущенный через фильтр «Американских граффити». «Кто главный герой?» – даже сегодня спрашивает Глут.

Именно из-за такой реакции Джордж Лукас включил в третий вариант сценария сцены – дожившие и до четвертого, – где космическая битва перемежается кадрами с Люком Скайуокером, наблюдающим за ней с поверхности планеты. Люк потом рассказывает своим приятелям о том, что видел, а его друг и наставник Биггс Дарклайтер возвращается из академии и сообщает Люку, что переходит к повстанцам.

Хотя самому ему сцена не нравилась и казалась слишком в духе «Американских граффити», Лукас все же снял ее, так как Барвуд и Роббинс убеждали его, что сцена прояснит фильм и сделает его более человечным.[76] Но, если сегодня посмотреть эту сцену, понятно, что она намертво остановила бы фильм. Это почти пять минут скучного диалога, как Империя национализировала торговлю в центральных звездных системах, – предыстория на половину первой катушки. На Биггсе странный миниатюрный черный плащ, и он возвышается над Люком. Если бы сцена осталась в фильме, она, может, и не убила бы «Звездные войны», но уж точно запутала бо́льшую часть зрителей куда больше, чем эффект ансамбля.

Отсутствие Биггса оставляет пару непонятных строк в сценарии: «Биггс прав, я никогда отсюда не выберусь!» – жалуется Люк 3РО. Но в фильме достаточно информации, чтобы уловить суть. Биггс? Ну, да, Биггс, друг, какая разница. Когда Биггс наконец появляется на базе повстанцев на Явине IV, готовясь к атаке на Звезду Смерти, это приятная награда зрителям, повторно смотрящим фильм.

То, что Люк не появляется до семнадцатой минуты, работает на фильм и другим способом: это полезно для запоздавших зрителей. Многие пропускали первую катушку, когда фильм шел в кинотеатрах, особенно когда новости о «Звездных войнах» стали распространяться и очереди выросли. Хотя в первую катушку так много вложено и все так быстро смонтировано, фильм легко можно понять и тем, кто пришел во время второй катушки: эти смешные роботы ходят по пустынной планете, их похищают гномы с горящими глазами. Ясно. Похоже, их хотят продать в рабство. Интересно, кто их купит?

Первая катушка показывает: главная сила «Звездных войн» в том, что фильм вам не говорит. После скрупулезного построения мира при написании вариантов сценария Лукас бо́льшую часть оставил за кадром. Например, мы так и не узнали, какая в этой далекой галактике система измерения времени; фанатам пришлось придумать собственную хронологию на основании первого фильма с разрушением первой Звезды Смерти, обозначающим год ноль. Мы не знаем, какой валютой пользуются Хан и Оби-Ван, заключая сделку в кантине. Мы слышим, как Соло утверждает, что его корабль может пройти Кессельскую дугу меньше чем за 12 парсеков, и можем удивиться, почему он использует единицу расстояния, превышающую 30 триллионов километров, будто это единица времени. Было ли это пустым бахвальством, как предполагалось в сценарии? («Бен реагирует на глупую попытку Соло впечатлить их откровенно неправильной информацией».) Или слово «парсек» имеет другой смысл в далекой галактике?

На некоторые вопросы ответы находятся в новеллизации Фостера (он изменил «парсеки» на «стандартные единицы времени», потому что «не мог этого так оставить»), и это минус романа. Таинственность – то, что питает наше воображение. Мы получаем достаточно знаний, чтобы впитать «Звездные войны», и начинает появляться наша собственная предыстория. Лукас, несмотря на свой неудачный опыт с неинформационной природой «Галактики ТНХ 1138», верил, что публика сама додумает недостающие детали, и публика ему ответила. За последующие четыре десятилетия был заполнен каждый возможный пробел в информации: имя каждого дроида на каждом корабле, раса каждого инопланетянина в кантине, каждая деталь войны клонов.