– А, спасибо, сир, уже не так и плохо, – произнес Мэрэм с удивительным самообладанием. Он протянул руку к тому месту, куда попали стрелы. – Мне все еще очень тяжко, но по крайней мере не придется лежать кверху задницей.

Я посмотрел на место мучений, в которое превратилась лечебница. Запах лекарственных настоев и мазей шибал в нос. Пришлось укрепить свои внутренние стены, делая их еще выше. Хотя сам я не мог дождаться, чтобы вернуться на открытый воздух, меня удивило, что Мэрэм хотел того же. Однажды обретенная храбрость тает не так быстро.

Мы попрощались с мастером Йувейном и Лильяной, которых ожидала бессонная ночь и врачевание раненых, и пошли через Библиотеку. Почти все в Кайшэме, кто не был мертв или не стоял на стенах, толпились здесь. Это здание выстроили огромным, но предназначали для того, чтобы вместить миллионы книг, а не тысячи людей. Я с болью смотрел на стариков, женщин и детей, жавшихся здесь, пытающихся устроиться на маленьких соломенных матрасах, брошенных на холодный каменный пол. Казалось, не осталось ни ярда свободного пространства ни в центральном холле, ни в боковых крыльях. Даже в галереях, огибавших огромные острова книг, по крайней мере на нижних уровнях, расположились храбрецы, не возражавшие против того, чтобы попытаться поспать на узкой каменной постели, поднятой на тридцать или пятьдесят футов над землей.

Как хорошо оказалось выйти из Библиотеки через огромный портал в западном крыле и полной грудью вдохнуть свежий воздух. Мы пересекли двор, заставленный тележками с едой, грудами досок, бочонками с водой, маслом, гвоздями и прочими припасами. Связки стрел лежали, словно снопы. И всюду, освещенные оранжевым пламенем факелов, сновали каменщики и плотники, готовя внутреннюю стену к завтрашнему приступу.

Мы заняли места на западной стене и отыскали там одного из рыцарей лорда Грэйама – тот тихо разговаривал с Кейном. Было очень темно, единственным освещением служили факелы во дворе внизу и отдаленное сияние звезд. Не следовало давать мишени вражеским лучникам, если герцог Юлану решит двинуть их ночью на приступ.

– Так. – Кейн указал на полоску темной голой земли, отделявшей стены от остального города. – Они по крайней мере попытаются придвинуть свои осадные машины так близко, как только смогут до утра.

Я посмотрел на городские дома. Их не освещал ни один огонек, и дома казались странно темными. В еще более густой тьме, дальше к западу, я мог различить лишь очертания внешней стены. Пока мы с Мэрэмом сидели в лечебнице, инженеры герцога Юлану разрушили ворота. Звуки собирающейся армии леденили душу. До нас доносился скрип осей множества телег и фургонов и окованных железом колес, катившихся по каменным мостовым пустых улиц. Тысячи ботинок, ударявших по камню, бряцание стали, ржание лошадей, полные ненависти крики и непрерывный вой Синих – эту какофонию нам пришлось выносить долгие часы перед рассветом вместо того, чтобы слушать пение соловья и шум реки.

Через некоторое время лорд Грэйам прошел по зубчатой стене к Кейну.

– Спасибо за работу у ворот. Говорят, враги не прорвались внутрь только благодаря твоему мечу.

– Да, моему мечу. – Кейн кивнул. – И сотням других мечей, особенно мечу капитана Доналама.

В слабом свете факелов я уловил влажный блеск в глазах лорда Грэйама.

– Мне говорили, что моего сына оглушили ударом топора и взяли прежде, чем тот смог опомниться.

Кейн, не любивший лжи, теперь лгал лорду Грэйаму. Я ощущал его ужасающую печаль, темные глаза были полны редкостным состраданием.

– Я уверен, что он не опомнится никогда, – сказал мой друг. – Он спит вместе с мертвыми.

– Будем надеяться. – Лорд Грэйам проглотил комок в горле. – Нам теперь осталось мало надежды.

Чтобы подбодрить его и себя, я наконец рассказал, что мы отыскали сегодня в Библиотеке, принес Фальшивый Джелстеи и вложил чашу ему в руки. Тьма ночи сгущалась, а Кейн и Мэрэм поведали о том, как мастер Йувейн нашел дневник мастера Алуино. А Атара, чья память, подобно сияющей сети, задерживала все, что попадало в нее, процитировала его слово в слово.

– Возможно ли, что мастер Алуино сказал правду? – воскликнул лорд Грэйам. – Что камень Света все еще в Аргатте?

Он повертел в руках Фальшивый Джелстеи, словно тот мог помочь ему найти ответ на этот вопрос.

– Поэтому мы должны сражаться. И выстоять завтра любой ценой. Видите, какие сокровища хранятся у нас? Как можем мы потерять их?

Он поблагодарил нас за то, что мы рассказали о своей находке и принесли чашу, как и обещали.

– Вы поистине благородны. С такой чистотой на нашей стороне мы все еще можем выиграть битву.

Время текло как-то странно. Эта ночь накануне ид Соала, размеренная, словно песок часов, была довольно короткой, как и все летние ночи. Но, наполненная страданиями души, она казалась вечной. Люди герцога Юлану постарались, чтобы никто из нас не спал. Ущербная луна вставала под непрекращающийся вой Синих, который становился все громче и яростнее, пока мир поворачивался к полуночи. Из тьмы за стеной доносился лязг топоров и мечей, стучавших в щиты. Железные молоты заколачивали гвозди, страшные крики разрывали ночь.

Теарам тек неподалеку от стены, и я прислушивался к очищающему шуму реки, не заглушенному всей этой какофонией. За рекой, на севере, горбилась в тенях гора Салмас, на востоке темнела гора Редрат. Не раз я отворачивался от стены, чтобы посмотреть на эту мрачную вершину. В том направлении лежали Аргатта и мой дом. На востоке через несколько часов должно было взойти солнце, а с ним и надежда нового дня.

Но когда утро наконец освободилось от серых сумерек и очертания темной земли начали проясняться, ужасное зрелище открылось тем, кто стоял на стенах. Ибо внизу, вкопанные в землю перед стенами, стояли сорок деревянных крестов, неся на себе обнаженные тела мужчин и трех женщин. Поднявшийся ветер донес до нас их стоны и крики.

– О Боже! О как плохо! – проговорил Мэрэм.

Атара, прижавшаяся к моему боку и выглядывавшая из амбразуры, тихо вскрикнула.

– О нет! Вэль, смотри! Это Альфандерри!

Я посмотрел туда, куда указывала Атара, вглядываясь в сумерки. Глаза мои не так остры, как ее. Сначала все, что я мог разглядеть, – это мучения людей, корчившихся на залитых кровью деревянных перекладинах. Потом, когда света стало больше, увидел на среднем кресте тело нашего друга. Веревки поддерживали его голову, так что она не падала на грудь, и мы отчетливо видели выражение его лица. Мертвые глаза были распахнуты и смотрели в небо, словно бы Альфандерри все еще надеялся увидеть Утреннюю звезду перед тем, как взойдет солнце и яростным светом разгонит ночные сны.

– Он жив? – спросил Мэрэм.

На мгновение я закрыл глаза, вспоминая. Потом посмотрел на останки Альфандерри, вслушиваясь в биение его сердца.

– Нет, он мертв. Уже пять дней, как мертв.

– Тогда зачем его распяли? Он уже недоступен никакой боли.

– Он – нет, но мы-то да, а? – сказал Кейн, в ярости сжимая кулаки. Будь его ногти когтями, он распорол бы себе ладони. – Герцог Юлану оскверняет мертвых, чтобы убить надежду живых.

Потому он распял и остальных. Однако эти люди оставались живы, и все слишком хорошо видели, как они страдают в агонии. На кресте умирают дня за два, а иногда и еще дольше.

– Смотри! – Один из библиотекарей указал на крест рядом с крестом Альфандерри. – Это капитан Доналам!

Капитан Доналам беспомощно висел на перекладине, измученное лицо покрывала запекшаяся темная кровь; он с молчаливой мольбой глядел на стену. Я видел, как он встретился глазами с отцом. Этот взгляд было невозможно вынести. Я ощутил, что сердце лорда Грэйама разбито, в нем не осталось ничего, кроме желания умереть вместо сына.

– Смотрите! – сказал другой библиотекарь. – Это Джозам Шарод!

Так и пошло, рыцари на стене выкрикивали имена своих друзей и товарищей – и тех нескольких пастухов и фермеров, которых люди герцога Юлану захватили снаружи, проходя по городу.