– Да, согласны, – ответил я, посмотрев на своих друзей.

– Имайра, а вдруг они… – начал Аскир.

– Сэр Вэлаша, – прервал его Имайра, – если ты нарушишь слово, на которое я полагаюсь, старейшины предадут смерти меня. А потом тебя и твоих спутников.

Во взгляде этого огромного человека сквозила доверчивость, ранившая мне сердце. Каким-то образом, не говоря ни слова, он понял, что возможность того, что я могу послужить причиной его смерти, связала мне руки надежнее, чем крепчайшие веревки.

– Но насчет повязок никаких споров, – продолжил он. – Никто, кроме иманиров, не вправе видеть путь к тому месту, куда мы вас отведем.

В итоге мы согласились на этот компромисс. Мы с беспокойством поглядывали, как они достают сверток красной материи из мешка, что нес Хавра, и режут его на шесть частей. Несмотря на огромные руки, они с удивительной ловкостью и быстро работали на холоде. Имайра велел Хавре завязать нам глаза, и тот выполнил приказание. Он двигался от Кейна к Атаре и Лильяне, потом повязал широкие красные полосы вокруг голов мастера Йувейна и Мэрэма и, наконец, вокруг моей. Огромное свирепое существо возвышалось надо мной, и мне пришлось изо всех сил сдерживать Эльтару, чтобы жеребец не начал брыкаться от страха и ярости. Я задержал дыхание, когда мягкая ткань повязки полотно закрыла мне глаза. Мир погрузился во тьму, и до меня вдруг донесся запах Хавры: запах дыма костра, шерсти и холодного ветра с замерзшего озера.

Мудрый Имайра также велел Хавре и еще четверым служить нашими поводырями. Сам он взял меня за руку и повел по тропе через проход. В его пожатии чувствовалось успокаивающее тепло и великая сила. Я слышал, как где-то за спиной вздыхает Мэрэм, и почти физически ощущал его пальцы, зажатые в мощной руке Хавры. Хотя никому из нас не нравилось вслепую идти через снег, иманиры были в дружбе с этим неприятным веществом и передавали ее нам через уверенные, мягкие пожатия рук. Замечательно, что нас вели по льду и камням, но никто не упал и не поскользнулся.

Как Мэрэм и боялся, подъем, по которому мы шли, оказался вовсе не концом прохода. Имайра, идущий впереди меня, не желал особенно много распространяться о здешних горах. Но он сказал, что наша тропа привела бы нас только к еще более высокому подъему перед тем, как начать спускаться к труднопроходимой территории за ним. Из его слов стало ясно, что нам придется провести ночь на очень большой высоте. Но не на открытом месте. Ибо иманиры, как он сообщил нам, меньше чем в миле отсюда построили хижину для ночлега.

На самом деле эта «хижина» оказалась чем-то вроде крепости, как мы обнаружили, добравшись до нее чуть позже. Хотя Имайра оставил на наших глазах повязки, в тот момент, когда мы проходили в двери этой невидимой постройки, я ощутил холодное, огромное, открытое пространство, а наши обледеневшие башмаки будили эхо, отражавшееся от толстых каменных стен. Мы все тряслись от холода, но иманиры закрыли двери и повели нас в помещение, которое я принял за спальню: там перед огнем лежали толстые шерстяные матрасы. Кто-то подкинул в огонь поленьев, пламя вспыхнуло ярче и согрело наши замерзшие тела. Мы были очень рады теплу и еще более – котелкам с дымящимся супом, который наши огромные хозяева зачерпывали из огромных котлов и передавали прямиком нам в руки. Их гостеприимство оказалось безупречным. Они отдали нам свои постели и забрали обувь, чтобы просушить ее перед огнем, а также угостили шипучим сидром, который оказался почти таким же ароматным и крепким, как лучшее мешское пиво.

– А это не так уж плохо, – заметил Мэрэм, потягивая сидр на постели рядом с моей. – На самом деле это просто замечательно.

Было очень странно не видеть пищи, которую мы ели, и питья, проходившего через наши уста. Однако вскоре пришло время ложиться в постели, и темнота под повязками уступила место темноте сна. Этой ночью мы отлично отдохнули. Утром, перед тем как отправиться в путь, иманиры приготовили кашу с козьим молоком, сушеными ягодами и орехами.

Судя по ощущению солнечного тепла на лице, день выдался ясным. Половина иманиров осталась у хижины, чтобы охранять проход. Одного Имайра послал вперед предупредить старейшин о нашем приходе. Потом нас повели еще выше в горы.

Пару часов мы довольно медленно двигались по крутому склону. Затем, на гребне прохода, где ветер дул так яростно, что чуть не сорвал повязки с наших лиц, начали долгий спуск по крутому каменному скату. Мы шли еще часа два, остановившись только для того, чтобы быстро перекусить. Мы предложили иманирам немного солонины, но эта еда ужаснула их. Хавра назвал нас пожирателями животных, и отвращение в его голосе сказало, что мы с таким же успехом могли быть каннибалами. Аскир объяснил, что, хотя иманиры берут у коз шерсть и молоко, им никогда не приходит в голову брать у них еще и мясо. Эта мягкость по отношению к животным стала лишь первым сюрпризом, что ожидали нас в этот день.

Путешествие привело нас ниже линии снегов, где Имайра повел нас по чему-то, что казалось широкой грязной тропой. Всюду лежали камни, делавшие путь еще труднее. Тропа круто повернула к северу и поднималась уступами перед тем, как свернуть восточнее и снова вниз. Я был уверен во всех этих направлениях, как в биении собственного сердца, и не нуждался в слабом тепле заходящего солнца, чтобы сказать, каким путем мы движемся. Но я не стал говорить об этом Имайре. Он, похоже, был доволен и насвистывал печальную мелодию, идя на пару шагов впереди.

Ранним днем тропа свернула снова, на этот раз на юг. Вскоре запах сосен и земли уступил льду, словно мы снова попали в снежные поля. Ледяная корка хрустела под ногами. Левой рукой я держался за Имайру, а правой сжимал повод Эльтару, ведя его через плотные снежные сугробы. Мы поднялись еще выше. Мэрэм, шедший сзади меня, сопел и хрипел в разреженном резком воздухе. Я чувствовал, как он боится, что мы поднимемся так высоко, что умрем от холода или задохнемся. Жжение в легких говорило мне о том, что я еще никогда в жизни не забирался так высоко в горы. Щеки окончательно замерзли, глаза под повязкой пульсировали, и я подумал, что страхи Мэрэма могут вскоре стать и моими.

Потом, без предупреждения, мы перешли на другую тропу. Порыв ветра донес до меня странные запахи. Я слышал, как один из иманиров с нетерпением вздохнул. Какое-то глубокое чувство всколыхнулось и в Имайре. Он вел нас вниз, сквозь снег, еще, наверное, с четверть мили, к более ровной земле, где ветер не был таким пронзительным, и там наконец отпустил мою руку.

– Сэр Вэлаша, мы пришли в место, о котором я говорил. Никто, кроме иманиров, никогда не видел его. И никто не должен увидеть впредь. Так что я прошу пообещать: какая бы судьба вас ни постигла, сохраните в тайне то, что видели. Согласны?

С повязкой на глазах я не знал, с чем соглашаюсь. Но мне так хотелось ее снять.

– Да, мы согласны.

– Принц Мэрэм Мэршэк, ты согласен?

Так и пошло, одного за другим Имайра опросил всех, чтобы убедиться в их молчании, и каждый пообещал ему. Потом я почувствовал на затылке его пальцы, трудившиеся над узлом повязки. Через несколько секунд он снял ее, и солнце, несмотря на поздний час, ослепило меня ярким белым светом. Я стоял, повернувшись на юг, приставив руку козырьком ко лбу, пытаясь защитить себя от этого мощного сияния.

Потом, когда глаза медленно привыкли к новому освещению, я попытался их открыть, моргая сквозь слезы, моргая, моргая и моргая в ослепительном тумане неверных очертаний, которые только и мог разглядеть сначала. Потом зрение прояснилось, и очертания мира сделались более четкими. Я вместе с Атарой, Мэрэмом и другими моими друзьями глубоко вздохнул. Ибо перед нами под синим куполом неба расстилалось самое потрясающее зрелище, что мне доводилось видеть.

– О Боже! – тихонько пробормотал Мэрэм.

Далеко под нами, между огромными стенами гор, открывалась широкая долина. А в центре ее, по обоим берегам льдисто-голубой реки поднимался город более удивительный, чем я мог себе вообразить. Он занимал почти всю долину. Хотя и не такой большой, как Трайя, он обладал прелестью, которой могли позавидовать даже трайанцы. Множество огромных башен и шпилей, сложенных из сияющих блоков живого камня, казалось, вырастали из самих камней долины. Некоторые достигали полмили высотой и терялись где-то высоко в небе. Камни, из которых были выстроены здания, сияли розоватыми, фиолетовыми, голубыми, аквамариновыми и еще тысячами мягких переливающихся оттенков. Широкие улицы и бульвары города шли точно с востока на запад и с севера на юг, словно отмечая четыре стороны света. Позднее солнце заливало их реками золота. Свет его отражали и различные дворцы и замки. Величие зданий заключалось не в числе и даже не в размерах, но их совершенные пропорции и сияние притягивали взгляд и потрясали душу. Дома по сторонам улиц, казалось, делились своими цветами с соседними. Их прелестные линии и конструкция гармонировали с землей и друг с другом. Словно весь город был хором видимых, прекрасно состроенных и соразмерных мелодий, поющих о своей красоте ветру и небу, луне, солнцу и звездам.