Вечером мы разбили лагерь у небольшой речки, как раз под водопадом. Это оказалось прелестное место, с запахом водяных брызг на камнях и ароматом тысячелистника, росшего неподалеку. Так хотелось снять повязки и осмотреться. Но Имайра не позволил. Не дал он нам и собрать дров для костра и приготовить еду, предоставив хлопотать по хозяйству своим людям. Нам осталось только позаботиться о лошадях.

Даже слепой человек , – подумал я, похлопывая Эльтару по шее, – в состоянии вычистить лошадь и повесить ей на шею сумку с овсом.

На следующий день мы тронулись в путь рано и большую часть утра провели, поднимаясь по засыпанному снегом проходу. Встречались на нашем пути повороты и изгибы – а также подъемы и спуски. Но в основном подъемы: под ярким солнцем мы постепенно поднялись в зону холодного воздуха, делавшегося все разреженнее и разреженнее, а горы все так же неустанно устремлялись в небо. Мы пробирались сквозь снежные заносы, поднимавшиеся до бедер, местами скользили на обледеневших камнях. Однако руководство Имайры и тех иманиров, что вели моих товарищей, оставалось уверенным и верным. Той ночью мы нашли убежище в очередной каменной хижине, из тех, что иманиры строили в высокогорьях своей земли.

На третий день после выхода из Аландиля мы спустились в глубокую долину перед тем, как начать подъем на зубчатую горную гряду, которая вела к очередному проходу. Спустившись вниз по снегу после поля осыпи, Имайра отыскал полку на восточном склоне горы, где призвал нас остановиться и отдохнуть. Также он разрешил нам снять повязки. Как и раньше, неожиданное прикосновение солнца ослепило. Зрение вернулось лишь через некоторое время. Когда я снова начал различать очертания мира вокруг себя, то увидел под нами высокую долину. Всюду, насколько видел глаз, высились белые пики гор.

Здесь, на холодной горе, мы распрощались с сопровождающими. Мэрэм, который только начал ценить удобство путешествия с тридцатью великанами, не хотел, чтобы они уходили. Особенно двое из них: Лодар и молодой человек по имени Асклин, с которыми он подружился за время пути через Элайвагар. Пожав им руки и проводив взглядом, Мэрэм вздохнул.

– Не понимаю, почему бы им не проводить нас до Аргатты? Они стали бы великой поддержкой.

Имайра стоял на снегу, вывернув мохнатые ступни. Он кивнул в сторону своих удаляющихся соотечественников.

– Их количество скорее оказалось бы слабостью, чем силой. Кроме всего прочего, на пути через Сакэй надо стараться быть незаметными. Если нам это не удастся, то не важно, сколько нас будет, даже тридцать раз по тридцать.

– Кроме того, – напомнила Атара, – пророчество говорило о семи братьях и сестрах земли – но не об их тридцати братьях.

Так как уже смеркалось, мы поспешили спуститься с горы. Все равно пришлось разбить лагерь довольно высоко, под укрытием деревьев, покрывавших нижние склоны. Хорошо хоть под колеблющимися елями не было снега, и мы отыскали участок ровной земли, где и расстелили шкуры. Когда поздно ночью поднялся ветер и стало холодать, нас уже радовал прекрасный потрескивающий огонь, согревавший так же, как и толстые шубы, что сшили для нас дочери Хротмара.

– О, не так уж и плохо, – прошептал Мэрэм, заворачиваясь в белую шубу и запахивая воротник. – Словно меня хранит в тепле лучшее, что есть в мире. Такая мягкость – наверное, женщины иманиров такие же мягкие. Хотел бы я дожить до того, чтобы выяснить это.

Он, наверное, думал, что Имайра, лежавший на голой земле между Кейном и Лильяной и защищенный от холода только своим мехом, спит. Но похоже, что тот просто глубоко задумался. И слух иманира, как Мэрэм обнаружил к своему смущению, оказался очень хорошим.

– И что бы ты стал делать с нашей женщиной, маленький человечек? – засмеялся он.

– Маленький? Ну, думаю, мало кто меня находил маленьким.

– Нет? Ты говоришь о размере своего рта? Или, может быть, о голове, которая, как мне кажется, распухла от недосягаемых мечтаний?

– О да, моя голова, – проворчал Мэрэм, бросив на меня быстрый взгляд, словно благодаря за то, что лорд Харша в свое время не отрубил ее. – Ну, скажем просто, что я говорил о размере моей… э-э… души.

– Твоей души, вот как? Ну, она должна быть огромной и великолепной, я уверен. Даже маленький человечек может обладать великой душой.

– Только так, только так.

– Так твой план, должно быть, заключается в том, чтобы отыскать желающую женщину и предложить ей свою великолепную ищущую душу?

– О, ты понимаешь меня.

– В самом деле. – Имайра издал смешок, потрясший склон горы. – Вот это бы я хотел увидеть.

Все засмеялись вместе с Имайрой и Мэрэмом и почувствовали, как спадает напряжение. Со времени гибели Альфандерри у нас было мало возможностей посмеяться и еще меньше желания делать это. Воистину, возможность снова повеселиться вокруг костра может показаться чуть ли не насмешкой над памятью нашего друга. Но хуже было бы вечно хранить уныние. Альфандерри не желал бы видеть нас в унынии. Наверняка он предпочел бы, чтобы мы играли и пели, танцевали и смеялись. Единственный способ, которым мы на самом деле могли почтить его смерть, – прожить яркую жизнь и не забывать о нем.

Появление в нашей компании Имайры делало нашу жизнь в чем-то легче, а в чем-то сложнее. Он оказался таким же остроумным, как Альфандерри, и любил петь – но мелодии, что напевал иманир, были не светлыми и сладкими, но сложными, темными и глубокими. Он был самим собой, таким же задумчивым и загадочным, как Альфандерри был жизнерадостным и открытым. И хотя Имайра уже доказал свою вдумчивость и храбрость, не говоря уж о выносливости и силе, ему требовалось найти к нам свой подход, а нам к нему.

Нам придется пройти вместе долгий путь. Барри сказал, что от Аландиля до Аргатты добрых двести пятьдесят миль. Примерно тридцать из них мы уже покрыли. Как много еще осталось? Месяц? Уже стоял конец Соала и приближался месяц Джои. Если Вэльте, с его снегами, застанет нас все еще в горах, это будет очень плохо.

Позавтракав, мы пересекли высокую долину, населенную лишь дюжиной семей иманиров. В одной из них нас угостили превосходным обедом, состоявшим из овощей и ячменного супа, сандвичей с сырным кремом и яблочного соуса. А еще они разделили с нами немного кальвааса перед тем, как пожелать доброго пути.

В тот день мы пересекли довольно низкую гряду и попали в дикую местность, рассеченную множеством скалистых вершин. Мы пробирались через эти нагромождения камея, выбирая самые ровные тропы, ведущие к востоку. Воздух стал холодать, а мы постепенно поднимались. Лошади, стуча новыми подковами по обледеневшим камням и снегу, несли шестерых из нас на спинах, а Имайра двигался в нескольких шагах впереди. Из всех лошадей только Эльтару, наверное, знал, как я беспокоюсь о том, чтобы найти для них траву в этой суровой местности.

Мы разбили лагерь как раз перед заходом солнца у ручья, струившегося меж двух красивой формы холмов. Склоны этих каменистых возвышений были утыканы глыбами песчаника, выраставшими из земли под острыми углами, словно огромные шипы. После того как мы набрали воды, развели костер и поели жирного сыра и картофельного супа, что приготовила Лильяна, Имайра сел у костра, играя с осколками песчаника. Потом из мешочка на широченном черном поясе он достал джелстеи, данный ему Хротмаром, и держал плоский лиловый кристалл над камешками, поворачивая его так и эдак, держа в разных положениях. Льдисто-голубые глаза горели сосредоточением.

– Могу я спросить, что ты делаешь? – спросил Мэрэм, сидевший неподалеку и сжимавший в руках чашку с кальваасом.

Имайра не ответил, но тут Атара подошла поближе.

– Это же ясно.

– Мне не ясно.

Подошли и Кейн с Лильяной.

– Можно сказать, что он пытается сделать шелковый кошель из свиного уха.

Слабая кривая улыбка Имайры показала, что он слышит слова Атары.

– Пытается? Но он Снежный великан. Разве не все они знают, как использовать эти камни?

Мэрэм начал разглагольствовать о чудесах Аландиля – речь его сделалась еще длиннее из-за выпитого им кальвааса. После того как Мэрэм в очередной раз принялся расхваливать огромные кристаллические скульптуры Сада Богов, которые могли быть созданы только силой лилового джелстеи, Имайра наконец потерял терпение и поднял свою огромную руку, требуя тишины.