Деревья стали тоньше и выше, в основном нам попадались дубы, возвышавшиеся над тополями и каштанами. Пока ехать было нетрудно, так как подлесок состоял из низких папоротников, да и лошади легко находили себе пропитание. Я возглавлял отряд, за мной следовал мастер Йувейн с двумя вьючными лошадьми, Атара и Мэрэм замыкали группу. Все – за исключением мастера Йувейна – снарядили луки и при первой опасности готовы были выхватить мечи.

Мы встретили несколько оленей, лакомившихся листвой, и множество белок, но не заметили никаких признаков присутствия Каменноликих, как Мэрэм назвал серых людей. Солнце стояло уже высоко, меня вновь охватила лихорадка, а кровь текла расплавленным железом. Казалось, кто-то мечет в меня стрелы ненависти – я почти физически ощущал, как бритвенно-острые лезвия вонзаются мне в голову.

– Прости, что не могу дать тебе лекарства от твоей хвори, – сказал мастер Йувейн. Он заметил, как я тру голову, и смотрел на меня с тревогой.

– Может, от этого и нет лекарства. Красный Дракон такой злой… Как он может быть таким злым?

– Он слеп, ибо не видит различия между добром и злом. Или думает, что делает добро, тогда как на самом деле – нечто противоположное.

Наставник считал, что Красный Дракон не считает себя злым. Однако я в этом сомневался. Что-то в разуме Морйина говорило о том, что он наслаждается тьмой.

– Мы с ним беседовали. И теперь я не могу выбросить из головы его слова.

А как узнать, где правда, а где ложь, если не слушать?

Приноровившись к неровной поступи лошади, мастер Йувейн пролистал страницы «Сэганом Эли», Отыскав нужную, он прочистил горло и стал читать.

– Я бы посоветовал тебе медитировать. Ты помнишь Вторую медитацию Света? Она вроде твоя любимая?

Я кивнул, скривившись от боли, так как помнил ее прекрасно: закрыв глаза, я словно погрузился в ночную тьму. Потом, глядя в темное небо, представил себе Утреннюю звезду, сиявшую ярко, как солнце. Ее свет надо заключить внутри себя, как обещание того, что за ночью всегда следует день.

– Тяжело, – сказал я после нескольких бесплодных попыток. – Повелитель Иллюзий делает свет похожим на тьму, а тьму – похожей на свет.

– Худшая ложь та, для которой используют истину. Теперь ты должен все время присматриваться, чтобы понять, где правда, Вэль.

– Ты имеешь в виду, что я прислушивался ко лжи Морйина?

– Не произноси его имя, прошу! Да, это я и имею в виду. Хотел испытать свою храбрость? Но никогда не смей слушать его, даже во сне.

– Это мои сны? Или его?

– Твои. Однако биться за то, чтобы они и остались твоими, надлежит ещё более яростно, чем за то, чтобы меч врага не достиг твоего сердца.

– Как?

– Научившись просыпаться и видеть в снах.

– Это возможно?

– Конечно. Даже во сне ты вполне владеешь собой, не так ли?

– Нет, иначе Красный Дракон не выпустил бы меня из своей комнаты.

Мастер Йувейн кивнул и улыбнулся.

– Видишь, наша воля к жизни ускоряет понимание. А понимание влечет пробуждение. Вот упражнения для работы со снами, с которыми ты должен работать, если не хочешь вылететь из школы.

– Вы научите меня?

– Попытаюсь, Вэль. Искусству сновидения нужно учиться очень долго.

Пока мы забирались все глубже в лес, он объяснял основы этого древнего искусства. Каждую ночь, ложась спать, я должен был стараться понимать сны. Более того, я мог создавать союзника – сновидение, которое бодрствовало бы и приглядывало за мной, пока я сплю.

– Помнишь медитацию заньшин, которой я учил тебя перед поединком с лордом Сальмелу?

– Ее невозможно забыть.

– Тогда используй ее. Главное, правильно воспринимать свою сущность. Постоянно задавай себе вопрос: «Кто я?» Если ты думаешь, что знаешь, спроси себя: откуда исходит знание? Тот, кто знает, – и есть твой союзник. Тот, кто всегда остается рядом и бодрствует, когда ты спишь.

Он предложил мне выполнить древнее упражнение, которое можно найти в «Медитациях». Следовало представить у себя в горле прекрасный мягкий цветок лотоса. Его лепестки нежно-розовые, слегка выгнутые, а в центре – яркое красно-оранжевое пламя. На кончике пламени нужно было сосредоточиться, так как пламя представляет сознание, а лотос символизирует его пробуждение.

– В конечном счете ты научишься контролировать и оформлять собственные сны.

– Даже если Повелитель Иллюзий снова нападет на меня?

– Особенно в этом случае. Твои сны священны, Вэль. Не позволяй их красть.

Лагерь разбили на холме под высокими дубами. Правда, там было мало растительности, которая скрыла бы нас – только кустики лавра и огневика, – но в конце концов мы нашли местечко, откуда неплохо просматривались окрестности, на тот случай, если бы серолицые вздумали напасть. Я лег спать, представляя себе лотос. Увы, упражнения помогли мало, так как ночью меня терзали ужасные сны. Я опять перебудил всех криками. Зато настоящими союзниками, из плоти и крови, были друзья; они присматривали за мной, тогда как эфирный союзник мастера Йувейна – что-то не особенно.

Большую часть следующего дня мы пытались сбить с толку преследователей: ехали по неглубоким ручьям, чтобы не оставлять отпечатков копыт, делали круги на вершинах холмов, чтобы запутать следы, пробирались сквозь заросли колючей ежевики, даже возвращались. Однако острая боль в моей голове свидетельствовала о том, что наши действия не возымели успеха.

– Тот, кто идет за нами, умеет читать не только те следы, что мы оставляем в грязи, – сказал мастер Йувейн.

– Если мы не в состоянии скрыться от Каменноликих, то должны найти место, где их можно встретить и перестрелять, – заявила Атара.

– Ты их уже встретила у ручья, – заметил Мэрэм. – Как ты убьешь вожака стрелой, если не в силах выстрелить?

Атара, стыдившаяся своего оцепенения перед липом серолицых, отвернулась, глядя в заросли сумаха.

– Не понимаю я. Если врагов много, а нас мало, почему бы им просто не напасть и не покончить с нами?

– Ты никогда не видела медвежью травлю? Гончие поднимают медведя и гонят, пока его не убьют охотники.

Весь этот день в сырых лесах, полных аманитов, ангельской смерти и других ядовитых грибов, я чувствовал себя так, будто бы по моей голове стучат закованным в железо кулаком. Мэрэм и Атара тоже стали мучиться кошмарами. Только мастер Йувейн, казалось, был защищен от ужасных видений, которые насылал на нас Морйин, желая лишить сна и покоя. Но на следующее утро и он проснулся с лихорадкой и головной болью. Мэрэм предположил, что мы пили дурную воду, может быть, из ручья, отравленного мертвым животным, или поели сомнительных грибов. Мастер Йувейн усомнился в этом. Он стоял около своей лошади, потирая лысую голову.

– На отравление гнилой плотью или растениями не похоже. Нет, брат Мэрэм боюсь, наши гончие подбираются все ближе.

– Что ж, учтем, – сказал я, желая подбодрить Мэрэма, который страдал от страха больше, чем от лихорадки.

– Что ты имеешь в виду?

– Надо ехать как можно быстрее. Если Каменноликие истощают наши души, попытаемся по крайней мере истощить их тела.

– Но Вэль, они истощают и наши души, и наши тела. Как же нам справиться?

– А что остается? Подготовьте лошадей.

Все утро мы ехали по волнистой лесной земле. Местами, где деревья росли не так густо и почва была свободна от подлеска, мы пускали лошадей в галоп. Они хрипели и покрывались потом; мы тоже. Мне больно было смотреть на пену на удилах Эльтару. Но он без жалоб час за часом несся мимо покрытых мхом деревьев, взрывая землю огромными копытами. Другим лошадям приходилось хуже; Танар к концу дня почти обессилел, и только воля Атары заставляла его двигаться.

– Дальше он пойдет лишь под угрозой плети, – сказала она, когда мы остановились на берегу маленькой реки, чтобы напоить лошадей.

Девушка стояла возле Танара, сжимая в руках кожаную плеть. Я слышал, что сарнийцы иногда безжалостно стегают своих лошадей; Атара, по счастью, не желала следовать жестокой привычке.