Он нагнулся и засунул себе два пальца в горло, чтобы освободиться от опасного фрукта. Пуалани остановила его несколькими мягкими словами. Она сказала, что все равно уже слишком поздно, теперь он будет жить или умрет милостью Элламы.
– Почему ты это сделала? – закричал на нее Мэрэм. Его лицо теперь было красным как слива. – Чем мы заслужили такое?
– Все локилэни, достигнув определенного возраста, едят священный фрукт. К сожалению, многие умирают. Но так должно быть. Жить не видя тимпумов… лучше умереть.
– А мне и так было неплохо! Я не локилэни! О мой Бог, я не хочу умирать!
– Нам жаль, что так должно случиться. – Пуалани посмотрела на мастера Йувейна, который сидел, оцепенев, словно олень, окруженный волками, и улыбнулась Атаре и мне. – Теперь у вас есть лишь два пути. Вы можете остаться с локилэни. Или вернетесь в ваш мир.
Лес вокруг неожиданно озарился неярким светом. Такого желтого цвета я никогда не видел: ждуще-желтый, глядяще-желтый, очень близкий и в то же время далекий.
– Прошу, простите нас, пожалуйста. Но если вам суждено вернуться в ваш мир, мы должны быть уверены. Слуги Землеубийцы не могут выдержать видения. И тот, кто однажды видел тимпума, не станет служить Землеубийце.
Я заметил, что дети за нашим столом и за всеми столами на поляне смотрят на нас с опасением, окрасившим их маленькие бледные личики. Опасение было вызвано любовью и страхом, и я ощутил эти чувства внутри себя. Все смотрели на нас, страшась за наши жизни, наблюдая и выжидая.
Неожиданно Мэрэм прижал руки к лицу и, дико захохотав, упал на колени. Он мотал головой и одновременно смеялся и плакал.
– Я вижу их! Я вижу их! О Боже, они везде!
Мастер Йувейн вскочил на ноги и замахал руками над лысой головой.
– Потрясающе! Потрясающе! Невозможно, не может этого быть! Вэль, ты их видишь?
Я их не видел. В этот момент Атара ужасно закричала и упала на землю, словно ей перерубили топором позвоночник. Она кричала еще секунду или две, потом закрыла глаза и затихла. Ее грудь вздымалась под замшевой рубашкой так слабо, что я не мог понять, дышит ли она. Я упал рядом и приблизил ухо к мягкой ткани. Тело девушки было твердым, как камень, и холоднее льда. Я слишком хорошо знал, каково умирать, и лучше бы умер сам, чем ощутил эту пустоту в ней. Но холод вдруг стал невыносимым, и с ужасающей уверенностью я понял, что любимая покидает меня. Атару окружала тьма. Я вцепился в мягкую кожу ее рубашки и горько заплакал.
Потом я тоже ужасно закричал. Сердце билось так сильно, что едва не разрывало мне грудь. Все уходило из меня любовь, слезы, шепот надежды…
– Атара, – мягко позвал я. – Не уходи.
Боль внутри была хуже всего на свете. Она резала, словно меч, я чувствовал кровь, текущую из моего сердца в сердце Атары. Смерть занимает вечность, тогда как мгновения жизни кратки и драгоценны…
Потом тело Атары содрогнулось. Ее глаза открылись. Она улыбнулась, и легкое дыхание коснулось моего лица.
– Спасибо, что снова спас мне жизнь.
Она попыталась сесть, и я помог ей, прижавшись лицом к ее плечу. Мое дыхание было судорожным и прерывистым, я плакал и смеялся, не в силах поверить, что она жива.
– Ш-ш-ш, – прошептала Атара. – Успокойся, успокойся.
Я сидел с закрытыми глазами… и вдруг заметил глубокую тишину. Не внешнюю тишину – из-за деревьев доносилось чириканье воробьев, и я почти мог расслышать, как растут цветы вокруг меня, – а скорее тишину внутри меня самого, ибо мельтешение мыслей и страхов внезапно стихло.
– Их так много, – тихо промолвила Атара. – Смотри, Вэль, смотри!
Тогда я увидел тимпумов. Как и говорил Мэрэм, они были везде. Над золотыми листьями лесного ковра порхали маленькие светящиеся облачка, словно бы черпая свою сущность из земли. Среди лесных анемонов и зольника вихри пламени переливались красным, оранжевым и синим. Тимпумы порхали с цветка на цветок, словно огненные бабочки, пьющие нектар и прикасающиеся к каждому соцветию со сверхъестественным жаром. Маленькие серебряные луны парили рядом с коричным папоротником, скопления белых искр под ветвями асторов напоминали мне созвездия. Казалось, разных пород, как птицы и звери в лесу, тимпумы мерцали и трепетали, танцевали и искрились, и ни один лист или живое существо на поляне не были обойдены их присутствием.
– Потрясающе! Потрясающе! – снова воскликнул мастер Йувейн. – Я должен изучить их названия и виды!
Некоторые тимпумы были крошечные, не больше, чем сияющие капли в воздухе, что-то вроде тумана; некоторые – огромные, словно деревья. Стволы асторов озарились золотыми ореолами, чей свет усиливался и становился глубже, поднимаясь к величественной короне листьев.
Лишенные, разумеется, губ, носов, щек и глаз, тимпумы не были лишены индивидуальности, причем довольно яркой, состоящей из смеси любопытства, игривости, волнения, сострадания и других качеств, которые можно найти в людях. А главное, складывалось впечатление, что им известно не только о деревьях и камнях, папоротниках и цветах, но и о нас.
– Смотри, Вэль! – Мэрэм стоял у стола, вытряхивая складки туники. – Эти маленькие красные влетели сюда, как колибри в куст жимолости. Ты видишь?
– Как не видеть!
Все вокруг него было усеяно тимпумами, и их пламя касалось моего друга переливами красного, оранжевого, желтого и фиолетового. Я повернулся и на секунду заметил маленькую серебряную луну перед Атарой, словно бы впитывающую свет ее ярких синих глаз. Потом я моргнул, и она исчезла.
– Они, похоже, чего-то от меня хотят, – сказал Мэрэм. – Я почти слышу, как они шепчут.
Тимпумы, казалось, хотели чего-то от всех нас, только мы не знали – чего. Я вопросительно посмотрел на Пуалани.
– Тимпумы говорят на языке Галад а'Динов, его практически невозможно изучить. За многие годы научишься понимать лишь самую малую его часть. Но порой мы кое-что разбираем. Они предупреждают нас, когда приближаются чужаки или когда в наших сердцах поселяется ненависть. В облачные или безлунные ночи они освещают наши леса.
Я посмотрел в глубь леса, и величественное сияющее зрелище, открывшееся моим глазам, потрясло меня.
– Так твой народ видит мир таким всегда?
– Да, таков Лес на самом деле .
По словам Пуалани, пока мы остаемся в Лесу, мы будем видеть тимпумов. Если в память о Сияющих мы решим вкусить священной тиманы вновь, видение станет только ярче.
– А если вы решите покинуть нас, вам будет очень тяжело вынести мертвенную пустоту других лесов.
В это время особенно яркий тимпум – один из тех, что напоминали спирали маленьких белых звезд, – слетел с дерева и повис передо мной, будто изучая мой шрам. Казалось, он прикасается ко мне быстрыми вспышками серебристого света. Я ощутил глубокую волну сочувствия, озарившую все мое существо подобно удару молнии. Потом тимпум расположился у меня на голове; Мэрэм и остальные видели, как он мерцает в волосах, словно корона из звезд.
– Как его снять? – спросил я.
– А зачем? Иногда тимпумы присоединяются к кому-нибудь, пытаясь что-то сказать.
– Что?
– Только ты когда-нибудь и узнаешь, – сказала Пуалани, глядя поверх моей головы. – Я думаю, что причина вашего прихода наконец разъяснена. Ты здесь, чтобы слушать, сэр Вэлаша Элахад. И чтобы танцевать.
Она улыбнулась и встала из-за стола. Это послужило сигналом Элану и Данали – и всем остальным локилэни – тоже подняться. Вместе с Пуалани они подошли к нам, трогали наши лица, целовали руки и поздравляли с тем, что мы вкусили тиман и выжили, увидев тимпумов. Потом Данали запел легкую веселую песенку; некоторые хлопали в ладоши в такт, остальные начали танцевать. Они взялись за руки и закружились по мягким листьям, подпевая Данали. Я обнаружил, что тоже танцую, вместе с Атарой и Мэрэмом. Хотя потрогать тимпумов было нельзя – они не из плоти, а из огня ангелов, – у меня сложилось впечатление, что они танцуют вместе с нами. Ибо они были повсюду и не переставали мерцать и искриться и кружиться вокруг златолиственных деревьев.
