Как ни кричал парень, никто нему не ответил. Очень взволнованный возвратился он в пещеру. Завтра утром, чуть рассветет, он пойдет и обязательно найдет неизвестного. Кто он? Володя был уверен, что это кто-то из «Сибиряка».

Сердце парня замирало в страшной тревоге, когда он думал, что это может быть отец…

Почти всю ночь он крутился, переворачивался с боку на бок, прислушивался. Еле дождался рассвета. Только занялась заря, он уже был далеко от пещеры, не забыв нацепить у входа белый платочек, чтобы потом можно было легко найти свое жилье, скрытое между скалами.

На высокой круче Володю застал восход солнца. Горячий малиновый штандарт солнца поднимался над полосой земли, которая растопленным золотом струилась на горизонте. Золотистые потоки заливали море, соединяясь с малиновым, нежнейшего оттенка, цветом. И зеленое полотнище моря медленно отступало дальше и дальше, вплоть до островка, на котором стояла застывшая, очарованная фигура Володи.

Но парня вдруг пронизала мысль, что полоса земли, которая тянется за горизонт, лежит на восходе.

— Неужели… неужели это Сахалин? — прошептал Володя. — А может… это один из японских островов, например Хоккайдо?..

Но не было времени ни размышлять, ни долго любоваться солнечным восходом. Надо было как можно скорее отыскать неизвестного, стон которого слышался ночью.

Голод проснулся с новой силой. Юноша жевал на ходу сочные листья и мелко дрожал от утреннего холодного ветра. Тем не менее в скором времени странствие по скалам так разогрело парня, что у него взмокли волосы.

В одном месте, подойдя к воде, Володя увидел небольшую уютную бухточку. Присмотревшись, он вздрогнул. На мелком дне, между мелкими камнями, он увидел какое-то большое черное чудище с многими подвижными клешнями. Сквозь прозрачную зеленую воду ясно было видно, как чудище шевелился, будто отвратительный живой клубок. Зеленые, рыжие и красные водоросли, слегка пошатываясь, то и дело закрывали клубок от глаз юноши.

Но через мгновение Володя рассмотрел, что чудище не что иное, как большое скопление больших морских крабов, которые натолкнулось на что-то съедобное. Переплетались когтистые клешни, ершилась щетина усов, и колючие панцири, казалось, скрежетали под водой, цепляясь друг за друга.

— Бухта крабов, — произнес Володя.

Жажда мучила его невыносимо. «Неужели на острове не найдется Долины Пресного Источника?» Но такой долины он не находил. Иногда он наталкивался под скалами на траву, покрытую росой. Тогда становился на колени и, припадая к земле, слизывал блестящие холодные капли. Но солнце поднималось все высшее, и роса исчезала, ее нигде нельзя было найти.

Побеждая вялость во всем теле и постоянно облизывая сухие, потрескавшиеся губы, Володя выкарабкивался на кручи, спускался в неглубокие узкие ущелья, шагал по холмам, заросшим низенькими, искалеченными ветром соснами и желтой травой.

Солнце было уже над головой, когда юноша присел отдохнуть под нависшей скалой, прячась от солнечных лучей. Вокруг не было никаких признаков присутствия человека. Володя подумал, что неизвестный, стонавший ночью, мог уже умереть. А может, он сильно страдает под горячим солнцем, не в силах спрятаться в холодок?

Нет, нельзя отдыхать. Надо немедленно искать дальше.

Володя встал. Но сделав нескольких шагов, остановился как вкопанный. Сдавленный крик застыл у него на устах…

Не дальше десяти метров от него, в небольшом овраге сидел человек. Володя видел только его широкую спину и затылок. Человек склонился над чем-то длинным, почерневшим…

Так истекло несколько секунд. Потом, словно ощущая, что на него устремлены чьи-то глаза, неизвестный медленно повернул к Володе худое, измученное лицо.

— Отец! — неистово закричал юноша и бросился к отцу.

Когда унялась первая горячая, безотчетная радость неожиданной встречи, начались бесконечные торопливые вопросы и рассказы. Выслушав сына, Иван Иванович рассказал свои приключения. Они мало отличались от приключений Володи. Дорошуку удалось поймать на волнах и надеть на себя спасательный круг. К нему подплыл Хотта, и они старались не терять друг друга из виду, хоть это было чрезвычайно трудно. Буруны несли их просто на скалы. Тогда оба решили любой ценой достичь земли.

Хотта поймал доску от шлюпки, и, пользуясь ею как щитом, они поплыли вперед. Иван Иванович счастливо избежал встречи с острым камнем, ему лишь очень поранило ногу. Хотту же ударило головой о скалу. Геолог едва успел подхватить его мертвое тело и вытянуть на берег.

Труп Хотты лежал здесь же рядом, вперив в небо стеклянные, застывшие глаза.

Иван Иванович покачнулся. Бледность покрыла его лицо.

— Что с тобой, отец? — встрепенулся Володя.

— Ничего, сынок, — прошептал Дорошук. — Потерял много крови… И потом… Есть хочу и пить… пить…

Прошлой ночью геолог лежал без сознания, поэтому не слышал, как кричал Володя. Пришел в себя только на рассвете. Перевязал рану на ноге и, ковыляя, отправился осматривать землю, на которую попал. Но, ощущая, что теряет последние силы, Иван Иванович возвратился к мертвому Хотте.

Володя встал. Он видел, что отцу надо немедленно что-то поесть. Юноша рассказал о Бухте крабов. Долго размышлять не приходилось. Он оставил отца одного и подался вдоль берега. Войдя по колени в воду, он ловко схватил одного большого краба и выбросил на сухое место. Потом второго и третьего. Остальные крабы быстро разбежались.

Володя возвратился с добычей. Он боялся, что отец не станет есть сырое мясо крабов. Оно было желтоватое и противное на вид. Но парень ошибся. Иван Иванович закрыл двумя пальцами нос, чтобы не чувствовать запаха, и начал есть так, будто принимал клещевину. Глядя на него, начал есть и Володя. Он почувствовал, как с каждым куском проглоченного мяса восстанавливались силы и кровь начинала быстрее пульсировать в жилах.

— Замечательное меню! — улыбнулся Иван Иванович. — Честное слово, впредь я даже нос закрывать не буду, так как этот запах начинает мне нравиться. Просто замечательное, вкусное и нежное мясо, которое немного отдает морем и водорослями.

— Кроме того, чуток воняет моллюсками, — прибавил Володя. — Класс брюхоногих, кажется…

В памяти возникла Инга.

— Класс брюхоногих, группа моллюсков, — повторил юноша.

— Ты хорошо помнишь зоологию, — сказал Иван Иванович.

Володя покраснел.

Ковыляя и опираясь на сына, геолог взобрался на вершину холма, откуда неподалеку виднелась полоса неизвестной земли. Долго он стоял молча, вглядываясь в далекий берег. Потом сказал:

— Это Сахалин. Мне кажется, что я даже вижу нефтяные вышки. Вопрос в том, кому принадлежит эта земля. Наш ли это Сахалин, или Карафуто?

— Голова или японский хвост?

— Именно это я и хочу узнать, сынок…

Его голубые глаза остановились на Володе. Юноша прочитал в них глубокую любовь и скрытую тревогу.

— Если бы у нас была радиостанция, Володя! Эх, мы бы не сокрушались! А сейчас одно, что надо делать, это сигналить. Надо, чтобы робинзонов сняли с этого безлюдного острова.

Дорошук, как всегда, старался шутить, но скрытая тревога брезжила в близоруких глазах, и это ясно видел Володя. И тревога эта, вероятно, была именно за него, за Володю.

Иван Иванович начал махать рубашкой, как флагом, ему помогал сын. Оба устали, но никаких сигналов в ответ не получили.

— Есть ли там кто-то живой? — вырвалось у геолога. — Похоже, что жителей тех осадистых домиков выморила чума. Нас никто не видит. Это очень вероятно. Если бы у нас были спички или увеличительное стекло, мы бы разожгли костер…

— И если бы еще была вода!

Солнце начало склоняться на запад. Надо было снова думать о пище. Ловить крабов теперь пошли вдвоем: отец и сын.

— Если это место носит название Бухта крабов, — сказал Иван Иванович, — то я оставляю за собой право дать название этому островку.

— Ну, конечно, это должно быть…

— Остров Спасения, сынок.