«Вот только губа… дрожит, проклятая…»

Прошло несколько дней. Каждый вечер Володя заходил к Аюгаве и расстилал его постель, сметал пыль с книжек, занавешивал шторами окна.

Морщинистый, как печеное яблоко, старик-профессор, скукожившись в уголке кресла, закутавшись в дотеро и зябко съежившись, часто начинал с Володей длинные разговоры. От него юноша узнал, что лаборатория имеет восемь залов, что кроме Аюгавы в других помещениях работают еще шесть профессоров-химиков.

— Нам нужны новые газы, которых бы не имело ни одно государство, — говорил старик. — Спасение человечества — это священная миссия императорской Японии. Этого можно достичь, завоевав вселенную и везде установив социализм.

— Социализм? — вырвалось у Володи.

— Социализм, юноша.

— Вы — социалист, господин профессор?

— Социалист, юноша. Я за социализм во всем мире под руководством императора. Да, да, я за то, чтобы наш тенно[9] всегда ездил в машинах, крашенных в красный цвет социализма!

Володя чуть сдерживал себя, чтобы не проговориться каким-то насмешливым словом. Улыбка заиграла на его губах, и Аюгава заметил это.

— Ты не веришь в победу императорского социализма? — спросил он. — Для того чтобы завоевать вселенную, мы должны сначала подчинить Китай. Если мы это сделаем, все другие азиатские страны и страны южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами. Вселенная тогда поймет, — что Восточная Азия — наша. А имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы начнем завоевывать Индию, Малую Азию, Центральную Азию и даже Европу. Так сказал Танака[10]. И мы выполним этот план, если будем иметь великое множество пушек и бомб, а главное — газов…

Морщинистое бабское лицо старика покраснело от волнения, глаза заблестели под стеклышками очков.

— Газы! — повторил он вдохновенно и пискливо. — Вот что сделает нас властителями вселенной — газы! Мы будем душить наших врагов, как крыс. Мы окутаем газами целые континенты!

Крючковатым пальцем он кивнул Володе, чтобы тот придвинулся ближе и, улыбаясь, захлебываясь, выставив желтые лошадиные зубы, спросил:

— Ты слышал, юноша, о моем А2? Конечно, ты не мог этого слышать. Формула его вот здесь! — Он похлопал себя по черепу. — Вот здесь! Представьте себе, юноша, зеленый мячик…

Володю будто что кольнуло.

— Зеленый мячик?

— Именно, юноша. Эти мячики такие веселые, они так хорошо прыгают, их покупают и дети и взрослые. И вот такой мячик попадает в дом, на завод, шахту. А через двенадцать часов сквозь свою резиновую оболочку начинает испускать смерть! Достаточно час-два подышать воздухом, где находится мяч, и человек спокойно, безболезненно и внезапно умирает от разрыва сердца.

Володя впился глазами старика. Перед ним сидел страшный убийца, преступник, который занес над вселенной отравленную финку. Достаточно сейчас схватить его за костлявую шею, сдавить и…

Юноша едва усмирил бурю, поднявшуюся в сердце.

«Ну, хорошо. Задушу его, сам погибну, а на его место придет другой. Нет, так нельзя. Победит тот, кто более спокойный, выдержанный. Вот так… Да…»

Перед глазами возникли трупы машиниста, механика и его помощника, которые погибли по неизвестной причине в машинном отделении «Сибиряка». В пиджаке механика тогда нашли зеленый мяч…

— Мяч… — прошептал Володя и вспомнил тот ужас, который появился у господина Инаби Куронуми, когда он увидел такой же зеленый мячик, и как по его приказу этот мяч закопали в землю…

Но страшнее всего было воспоминание о горбатом корейце на пристани Владивостока. Сейчас, в эту минуту, его восклицания — «мяч! мяч!» — Володя услышал так ясно, будто горбун был рядом, в этой комнате. Кореец продавал зеленые мячи, и их у него покупали моряки, пассажиры, детвора, рабочие доков…

Володя ощутил, как он бледнеет и дрожит. Он хотел бы сейчас же бежать стремглав, чтобы дать во Владивосток телеграмму о корейце-диверсанте. Но опомнился — это была глупая мысль, никакой телеграммы отсюда на родину не дашь…

Спустя минуту Володя уже так овладел собой, что почти спокойно сказал:

— Это здорово интересная выдумка, господин профессор, с мячами. Но, как же они не вредят тому, кто их продает?

Аюгава переставь улыбаться, покачал головой:

— Не в этом дело, юноша. Мячи покрываются лаком, который до определенного времени задерживает выход газа. Потом лак снимается, и мяч начинает действовать… Но беда в том, что газ проявляет смертельное свойство лишь в помещении и отравляет только в течение одного-двух часов. Лучше было бы, чтобы он действовал значительно дольше. Но сила мяча в том, что он, находясь где-то на заводе, действует на протяжении двух месяцев, хо-хо… Представляешь, юноша? На два месяца цеха выходят из строя, так как рабочие сотнями умирают. Кто догадается найти и выбросить с завода запрятанный где-то небольшой мячик?

Хитро улыбнувшись, Аюгава зашептал Володе почти в ухо:

— Интересно, что А2 не оставляет никаких изменений на внутренних органах. Сердце останавливается, и все…

Как-то ночью Володю разбудил комендант:

— Я никогда, поверьте моему слову и моей чести, не осмелился бы побеспокоить вас ночью, ни по каким, пусть самым безотлагательным делам, но я не могу что-то возразить господину профессору Аюгаве и противиться его желанию видеть вас. Я приношу тысячу извинений и уверяю, что никогда-никогда, даже…

— Меня зовет профессор? — перебил Володя это извержение слов. — Ночью? Интересно…

Он быстро оделся и пошел к Аюгаве. Старик сидел в кресле и, увидев Володю, вяло поманил его пальцем.

— Я рад тебя видеть, юноша, — сказал. — У меня бессонница. Я чувствую себя очень одиноким, так как мне не к кому обозваться. Мои коллеги завидуют мне и стараются принизить значения моих изобретений. Я один, совсем один. Но я видел, как ты дрожал, когда я рассказывал тебе про А2. Это был священный трепет, не так ли, юноша? Трепет перед гениальным изобретением, которое принесет Японии славу.

Володя молча кивнул, ему показалось, что перед ним сидит маньяк.

— В моей голове блуждают великие мысли, — говорил дальше Аюгава. — Кому я расскажу о них? Меня знает и ценит генеральный штаб. О, там выдающиеся генералы, цвет императорской Японии, объединение мудрости, храбрости и благородства самураев. Но штаб далеко, а здесь я одинок среди своих коллег, которые ждут моего провала, моего падения. И ночью я один со своими мыслями.

Он помолчал, потом раскрыл тетрадь, снова закрыл ее и запер в ящичек письменного стола.

— Я только что получил формулу. Восемьсот опытов, юноша. Это новое изобретение. Я назвал его танец-газ. Ты удивлен? Вскоре я проделаю последние опыты. Ты увидишь собственными глазами, в чем дело, и поймешь, почему я так назвал его.

Железные двери в подвале очень заинтересовали Володю, и он все время помнил и о них, и о Ли Фуне. Юноша давно уже хотел снова повидаться с великаном-дежурным, но сдерживало его то, что кто-то рассказал Фудзити о первой встрече с ним. Очень возможно, что за каждым шагом Володи незаметно следил опытный шпион. Очевидно, комендант не совсем доверял юноше, так внезапно оказавшемся на территории лабораторного городка.

Тем не менее любопытство победило. В сущности говоря, это было не только обыкновенное любопытство. Какое-то тревожное чувство возникало у Володи, когда он вспоминал Ли Фуна и дверь с замком. Появлялась мысль, что Ли Фун и рыжий пес Гохан стерегут узников.

Вечером, когда кончилась работа в лаборатории, Володя пошел к Ли Фуну. Часовой встретил юношу как старого знакомого, весело улыбаясь, но Гохан, как и прежде, зарычал и ощетинил шерсть. Тогда Володя бросил собаке кусок жареного мяса, припрятанного за обедом. Гохан глянул на Ли Фуна и осторожно, будто нехотя, схватив мясо зубами, отошел в угол. Скоро оттуда послышалось его чавканье.