На пороге появился Хабаров.

— Вставай, Дорошук, — сказал он. — Нам в самом деле надо идти. Чем раньше, тем лучше. Хотя я не верю в синтоизских[5] духов, но я верю в полицаев, которые иногда сюда наведываются. Артель сейчас выходит на работу, а мы тронемся. Я хорошо знаю дорогу.

— Дорогу?

— Нет, конечно, никакой дороги нет, но есть медвежьи тропы, есть приметы, есть большой ручей, один и второй, вдоль которых нам надо идти, чтобы не сбиться.

За плечами у Хабарова висела камышовая корзина.

— Это еда, — сказал он. — Окума уже обо всем позаботился.

Володя быстро встал. В самом деле, было бы огромной глупостью, если бы его здесь застукали жандармы. Надо немедленно убираться отсюда. Какое, в конце концов счастье, что он натолкнулся на дровосеков, что он имеет проводника до самой границы!

Благодаря за приют, Володя горячо сжал руку Окуми, хотя тот, кажется, и не привык выказывать таким образом свои чувства.

Простился с теми дровосеками, которых встретил возле барака, и вместе с Хабаровым отправился вглубь таежной чащобы.

Оглянулся и увидел Окуму. Тот стоял и хлопал в ладони. Он просил у Духа счастливого пути…

Утренняя тайга была неприветливая и хмурая. Она была будто мертвая, застывшая. Не чувствовалось ветерка, не шевелилась темно-зеленая хвоя.

Тайга спала. Она просыпается ночью. Тогда она полна сдержанного шепота и таинственного шелестения. Тогда просыпаются ее вкрадчивые жители, и их зеленые глаза светят, как фосфорическое сияние гнилого пенька.

Хабаров шел впереди. Он уверенно продирался сквозь чащи, иногда оглядывался на Володю, будто хотел убедиться, что тот не отстает. Вскорости вышли к ручью и долго шли вдоль его русла, пока тот не повернул куда-то в сторону.

Все чаще случались таежные сопки, покрытые лиственницами. Все более сопки были высшие и высшие, и вот Володя увидел настоящую гору, что поднималась возле небольшой речной долины.

Долина заросла осинами и березами, кустами бузины и шиповника. Высокая, по пояс, густая трава совсем скрывала узкую таежную речушку. Ее стальную ленту Володя увидел, лишь взойдя на склон сопки.

Они шли чуть заметной тропой, которая вилась вверх. Хабаров объяснил, что тропу протоптали звери, идущие ночью на водопой.

Склон сопки покрывали ели и пихты, но выше снова начался лиственный лес. Березы, осины и ольха стояли вокруг стеной. Тропа исчезла, и теперь Хабаров повел Володю напрямик. Он-таки в самом деле хорошо знал направление.

— Вы, наверное, бывали на границе? — спросил Володя. — Вы так уверенно ведете меня, что я…

— Бывал, — неохотное буркнул Хабаров, оглянувшись, и Володе показалось, что лицо его потемнело.

— Бывал. Там у меня некоторые дела… Там работает мой брат… тоже дровосек…

В обеденную пору сели под кустом дикой смородины. Гора осталась далеко позади, но впереди снова вставали сопки, одна круче другой.

— Нет, надо сначала поесть, — сказал Володя. — Натощак я не осилю те кручи.

Хабаров раскрыл корзину и достал жареного рябчика.

— Это наш Окума промышляет. У него есть охотничье ружье. Но охотится он редко, нет времени за работой.

В консервной банке был вареный рис.

— Я тоже привык к нему, вместо хлеба, — указал глазами на рис Хабаров.

Он поставил перед Володей бутылку.

— Саке, — сказал он. — Ее японцы пьют подогретой, но нам будет и так хорошо.

— Благодарю, я не буду пить, — отказался Володя. — Как я, пьяный, перейду через границу?

— Пьяный? Ерунда! От саке? Да это же рисовая водка, в ней всего двадцать градусов! Пей!

Хабаров откупорил бутылку и подал Володе. Юноша нерешительно повертел бутылку в руках и отставил.

— Пейте лучшее вы… товарищ Хабаров.

— Во дает! Половина бутылки твоя. Сначала тебе нужно выпить. И потом вот что… Для тебя я не Хабаров, а просто Петя, Петр… Пей. Только — одним махом, быстро, не раздумывая. Ну?

«Вот прицепился, как репей», подумал Володя, взял бутылку и глотнул из горлышка. Жгучая жидкость, как ножом, полоснула горло. Юноша закашлялся, на глазах выступили слезы.

— Это… такое… саке? — чуть слышно произнес он.

— Пей, пей! Ну да, саке! Ты не будешь больше? Это черт знает что такое! Я сержусь на тебя.

— Это… саке?

— Саке.

Неясное подозрение заползло в сердце. Невероятно, чтобы этот жгучий спирт был саке.

Хабаров сердито поставил бутылку в корзину.

— Если так — я тоже не хочу! — буркнул он.

Некоторое время оба молча ели мясо. Хабаров искоса посматривал на Володю. Потом притворно, как показалось Володе, улыбнулся.

— Ну, хватит нам сердиться, — сказал примирительно. — Ведь мы в тайге. Нам надо быть друзьями. Руку!

Он пожал Володе руку у локтя.

Над верхушками деревьев проплывал июньский ласковый день. В просветах густого кружева хвойных ветвей виднелись островки чистого голубого неба.

Где-то вверху веял ветерок, но внизу, под палаткой из хвои, было тихо и душно. Здесь всегда стоял полумрак, и только на лужайках светило солнце, качались цветы и звенели насекомые.

— Я не знал, что у вас есть брат, — сказал Володя Хабарову, когда они снова тронулись в путь.

— Брат? Какой брат? — удивился тот.

— Но вы же недавно сказали, что у вас есть брат, что он живет недалеко от границы.

Хабаров смутился.

— А, да, да! Конечно. Брат, его зовут Сергей. Смотри — сера!

Он нагнулся и содрал с пенька лиственницы немного красноватой камеди.

— Ее жуют, — сказал он, бросая кусочек в рот. — Говорят, от нее десна становятся крепче.

И они пошли дальше.

— А отец ваш был политическим ссыльным?

— Почему ты говоришь мне «вы»? Ведь мы — друзья. Мой отец? Ну да. Его осудили на пожизненную каторгу за покушение на губернатора. В сущности говоря, его должны были казнить, но тогда случилась какая-то амнистия, что ли. Одним словом — казнь отцу заменили пожизненной каторгой. Смотри, какой гриб. Но он ядовитый. Гадючий, говорят. Ты слышал, как кричит гадюка?

— Шипит?

— Нет, кричит. Поет. Это бывает ночью. Вот так: крю-крю-ю…

— В самом деле? Это жутко.

— Или когда филин кричит. Он плачет и хохочет. Думают, что леший.

— А медведи? Часто случаются?

— Ого, на каждом шагу. Тайга. Где же им жить, как не в тайге?

— Я еще не встречал.

— Они первыми на людей не нападают. Вот волки страшнее. В особенности, если стая.

Некоторое время шли молча, и тогда Хабаров спросил:

— Ты любишь вино? Я люблю бургундское, например, шампанское. В поселок привозят. Там есть небольшой ресторан. Люблю погулять!

— Разве это по карману?

— Другим не по карману, но мне…

Он задумался и облизал губы.

На вершине сопки, на каменистой круче, краснели стволы сосен. Солнце садилось.

— Мы очень хорошо шли, — сказал Хабаров. — И вдобавок я повел напрямик. Мы уже сейчас в пограничной полосе.

— Неужели?

— Да, да. Я сам не надеялся.

Володя разволновался. Скоро граница! Хабаров тоже, наверное, чувствовал себя не совсем хорошо. Он часто оглядывался на Володю, тяжело дышал, будто кто-то сжимал ему горло.

— Надо осторожнее, — сказал он. — До границы рукой подать.

Его движения стали вкрадчивыми, мягкими.

— Мне надо сделать небольшую разведку, — тихо сказал он. — Ты подожди меня здесь.

Володя сел на траву, ему показалось, что Хабаров испугался и хочет его бросить. Если это так — пусть скажет правду. Надо благодарить уже за то, что привел к границе, а дальше…

— Не шевелись, жаба! — вдруг услышал над собою Володя окрик своего проводника. — Не оглядывайся, а то убью!

Володя остолбенел.

— Вставай! — прозвучала новая команда.

Не оглядываясь, Володя встал.

— Через границу захотел? А этого не хочешь?

Хабаров сверкнул перед юношей лезвием охотничьего ножа — финки.

— Думал, что я тебя в самом деле через границу поведу? Нет, жаба, до границы далеко. Я знаю другую дорогу. Сейчас будет поселок, ха-ха…