Чтобы проверить, Володя спросил:

— Как звать собаку?

— Гохан! Гохан! — с готовностью произнес японец. Вероятно, запрет отвечать не касался имени пса.

Дог, услышав свое имя, вскочил на ноги и снова сердито зарычал.

Володя улыбнулся:

«Немому запрещено разговаривать — чудеса! Это двойной запрет!»

Самураи, наверное, имели основание поставить здесь немого. За его широкой спиной Володя заметил железную дверь с засовом и замком.

— Как вас звать? — спросил он. — Вы сторож? Кого вы охраняете?

Теперь в глазах дежурного ясно можно было прочитать страх. Он сильно замотал головой, замахал руками и вместе с тем начал наступать на Володю, оттесняя к выходу.

Выход был другой, не тот, каким Володя сюда вошел.

Надо было пройти мимо комнаты, уставленной клетками. Сквозь открытую дверь Володя увидел двух рабочих-японцев, которые кормили в клетках животных, и зашел туда.

Невыносимый смрад ударил в нос. В клетках визжали, лаяли, прыгали, ожидая мяса, десятки псов. Преимущественно это были беспородные дворняги, но между ними много было и таких, что очевидно имели в себе благородную кровь овчарок или легавых.

В других клетках бегали белые крысы и морские свинки, но большее всего было кроликов. Белые, серые, черные — они подвижной стаей наполняли огромные клетки.

В небольших отдельных клетках сидели кроли и собаки, изолированные от остальных. На них жалко было смотреть. Были они неподвижные, настороженные, их глаза утратили блеск, помутнели и почти не открывались. Володя заметил, что у некоторых из этих животных даже шерсть стала какого-то зловещего зеленоватого цвета, словно была обрызгана ядовитой жидкостью.

Юноша догадался, что это — виварий. Животные из этой комнаты попадают под ножи ученых-исследователей. И эти содержащиеся отдельно кроли и полуживые псы уже, бесспорно, побывали на столе хирурга.

Но нет, совсем нет. Какого хирурга? Володя даже подосадовал на свою недогадливость. Хирург здесь ни при чем. Животные предназначены в жертву смертоносному газу! На этих существах японские профессора испытывают качество изобретенных в лаборатории новых отравляющих веществ!

И вдруг стало понятно, почему позеленела шерсть некоторых собак, почему они медленно умирают в клетках.

К юноше подошел один из рабочих.

— Ты недавно здесь? — спросил. — Я знаю всех, но тебя вижу впервые.

— Я помощник господина профессора Аюгавы, — ответил Володя.

Рабочий молча отошел к клеткам. Володя видел, как энергично он подхватывал из корзины сырое мясо вилами и бросал псам.

Неожиданно в виварий зашел человек в белом халате. Это был очень бледный японец среднего возраста, слепой на один глаз.

— Кто ты? — спросил он у Володи.

— Помощник господина профессора Аюгавы.

Японец почтительно поклонился юноше и подошел к клетке, в которой неподвижно сидел большой худой пес.

— Номер сто сорок второй до сих пор не околел? — удивленно спросил он, записывая что-то в книжечку.

Взяв вилы у рабочего, он продвинул их сквозь решетку и толкнул пса. Тот упал на бок, но и опять лежал неподвижно, только глаза его мигали и слезоточили.

— Странный случай, заслуживающий внимания, — сказал японец в халате, посматривая единственным глазом на Володю. — Три дня животное в состоянии оцепенения, но живое…

От смрада юноше стало тошно. Он быстро вышел из вивария и скоро оказался на улице.

Освещенный электрическими фонарями, совсем недалеко высился забор. Сверху на нем густо торчали гвозди и вилась колючая проволока.

Юноша подошел ближе. Теперь он окончательно убедился, что перелезть через этот высокий забор без стремянки невозможно. Для побега надо искать другие пути, надо строить другой план.

Неожиданно мелькнула мысль о подкопе. Почему, в самом деле, не попробовать подкопаться под забор?

Аж дух забило от волнения. В самом деле — подкоп! Конечно, это связано с большой опасностью, — но разве побег бывает безопасным? Надо рискнуть.

Останавливало то, что на подкоп нужно много времени. Надо сначала найти более-менее тихое место, где можно было бы копать. Надо, в конце концов, хорошо выучить, где посты часовых.

— Отойди дальше! — вдруг прозвучал за спиной окрик часового. С другой стороны приближался еще один дежурный солдат.

Не оставалось ничего другого, как выполнить приказ.

Юноша отошел к дому и, притворяясь, что любуется звездным небом, начал следить за дежурными. Их было двое. Они ходили вдоль забора, каждый на своем участке.

Володя вздохнул. Получается, что подкоп — это только фантазия. Ведь дежурные даже близко не подпустят никого к забору.

Тем не менее надежда не покидала юношу. Планы бегства, будто специально, возникали один фантастичнее другого. Мыслился огромный аэростат, уцепившись за который можно подняться в воздух. План совсем неплохой, но не хватало именно такой мелочи, как аэростат.

Воображалось, в конце концов, как он, Володя, переодетый в форму коменданта, смело идет к дежурным и приказывает им распахнуть ворота. Или — еще лучше: Володя бросает гранату, она взрывается, и вот уже в заборе зияет огромная дыра.

Только поздно ночью возвратился он в каморку. Уставший, заснул быстро и крепко.

ЛАБОРАТОРИЯ

Володю разбудил Фудзита.

— Вас давно ждет господин профессор Аюгава, — сказал он. — Разрешите напомнить, что вы — его помощник. Господин профессор уже в своей лаборатории, куда мы сейчас пойдем.

По дороге комендант неожиданно спросил:

— Как вам нравится наш виварий?

«Откуда он знает, что я там был?»— мелькнуло у Володи.

— Совсем неплохой, — ответил юноша. — Жалко только животных, которые страдают…

— Животных?

Странное выражение появилось на лице коменданта: и холодная жестокость, и саркастическая улыбка, и еще что-то, чего в тот миг никак не мог разгадать Володя.

— Животных? — повторил Фудзита. — Мы не останавливаемся даже перед страданиями людей, если этого требует укрепление могущества Японии и славы нашего императора.

Вслед за комендантом Володя поднялся на второй этаж.

— Вот лаборатория, — сказал Фудзита, останавливаясь перед дверью, обитой черной кожей. — Вы хорошо запомнили дорогу? Надеюсь, что вы извините мне эти вопросы, но я обязан знать, так как с завтрашнего дня вы должны появляться сюда без проводника. Разрешите дать вам пропуск на свободный доступ в лабораторию.

Комендант подал Володе бумажку.

— Прошу, господин Хабаров, возьмите. И еще один небольшой вопрос, что не заберет много времени. Как вам понравился Ли Фун?

— Я не знаю никакого Ли Фуна.

— Пользуюсь случаем, чтобы объяснить вам, что речь идет о дежурном, с которым вы вчера ночью разговаривали. У него китайское имя.

— Откуда вы знаете об этом? — не выдержал Володя.

— Разрешите заметить, что если отвечают вопросом на вопрос, то это, я считаю, очень запутывает дело и никогда не идет, беру на себя смелость уверить вас в этом, на пользу собеседникам.

— Я случайно встретился с этим великаном. Разговаривать с ним не мог, так как он — немой.

— Это прекрасно — быть немым. Это замечательное свойство для дежурного.

Фудзита постучал, и служитель открыл дверь лаборатории.

С этого дня началась Володина «служба». Лаборатория помещалась в большом зале, где под присмотром профессора Аюгавы работали два десятка ассистентов. Великое множество стеклянных трубок, колб и реторт с загнутыми шейками стояло на полках. За стеклом шкафов находились бутыли с короткими выразительными этикетками: «Тайхен абунайдес!»[8] Много аппаратов и приборов для опытов располагалось на длинных белых столах.

Во время работы Володя подавал профессору Аюгаве банки и пробирки, небольшие баллоны с плетением резиновых трубок, растирал в каменных ступках вещества, нужные для опытов.

Больно щемило сердце, но Володя хорошо научился владеть собой, и никто не замечал его состояния.

вернуться

8

«Тайхен абунайдес!» — Очень опасно!