– Нас не защищают никакие кланы. С этим прекрасно справляется армия, – резко ответил Виллериар, смелея всё больше от её мягкости, и язвительно уточнил: – Может быть, всё же назовёте себя? И заодно объясните, откуда взялись здесь? Я не привык спрашивать дважды.

Несколько варгов отозвалось глухим предупреждающим рычанием, и король невольно отступил на шаг.

– Духи Севера не обязаны отвечать людям, даже властителям, Ваше Величество, – вмешался Алгрис и бросил на чародейку извиняющийся взгляд.

Волшебница улыбнулась ему. Когда она снова посмотрела на Виллериара, тот уже пожалел, что испытывал её терпение, хотя признавать свою ошибку не спешил.

– Я – тэйриэ Норвьеру, – с достоинством проговорила посланница Духов. – Я не принесу вам зла. С вами моя благодарность, и я проявлю её всеми данными мне силами.

* * *

Энферия

Вспышка молнии высветила очертания замка в скалах и силуэт чудовища, замершего на уступе. Оно подняло морду к беснующимся небесам и издало пронзительный вой, отчаянный, как человеческий крик о помощи. Голос зверя прорезался даже сквозь раскаты грома.

Несколько ночей этот леденящий кровь вой оглашал окрестности Чартльвуина, столицы Энферии, но самого демона больше никто не видел. Зато из самого тела скал Пиков Демонов вырос тёмный замок с высокими шпилями, торжественный и скорее печальный, нежели зловещий.

Легенда начинала обретать своё воплощение…

* * *

Граддна, другой конец континента

Ей всё же удалось уйти от преследователей… от его гнева. Охота промчалась мимо. Псы взяли её след, но почему-то не тронули её. Звери вообще проявляли к ней дружелюбие – вероятно, чувствовали в ней родную кровь… ту самую кровь, которая заставила её бежать из Шантау. В графстве Шантау оборотней не жаловали. На счастье Айлонви, искали охотники женщину или птицу, но не зверя.

Айлонви перевела дух, прислушиваясь к стихающим отголоскам охоты. Прочесать весь лес им вряд ли было под силу, а она намеревалась зайти как можно глубже. Она не знала этих мест и привыкла к цивилизованной жизни, но в лесу ей сейчас было безопаснее, чем среди людей. Да и в этом своём облике она могла отпугнуть, пожалуй, любую обитавшую в чащобах тварь...

Она продолжила бег. Страх смешивал её мысли, но сильнее был сводящий с ума Зов - сладостно-болезненная тоска. С того момента, как она сменила облик, Айлонви точно оказалась вдруг на шаг ближе к чему-то бесконечно родному... безвозвратно утерянному. Зов усиливался, побуждая её ускориться, и она помчалась, не разбирая дороги. Ветки хлестали её, и она рисковала сломать лапы на корнях и мелких оврагах. Но сейчас само ощущение реальности было размытым. Существовал только Зов...

Вспышка тёплого света ослепила её. Она выскочила в круг у огня и замерла, ошеломлённая. Острая боль пронзила её плечо, откинула назад. С коротким взлаиванием Айлонви упала, заскребла лапами, чувствуя, как от боли теряет сознание... Неужели нашли?..

Чей-то возглас прорвался сквозь алую пелену. Айлонви изо всех сил цеплялась за ускользающую реальность, но та неумолимо меркла. В какой-то момент она приоткрыла глаза, увидела склонившегося над ней мужчину и дёрнулась.

– Тише, тише... - приговаривал он, осторожно касаясь её – кажется, осматривая рану. - Прости...

У него были кошачьи глаза. Оборотень. Свой.

– Зов... - услышала Айлонви его хриплый шёпот, проваливаясь в небытье. – Откуда-то я знаю тебя...

Настоящее время

Сумерки ранней осени окутывали карминово-золотой лес, и лёгкий туман стелился над мощёной дорогой. Холодный воздух был таким влажным и густым, что почти прилипал к коже, и звуки завязали в нём. Тысячи запахов витали в воздухе, способные сообщить знающему целый сонм историй природы. Но один был ярче остальных, и он не принадлежал мирному величественному лесу...

Острый запах крови, экскрементов и начинающей тлеть человеческой плоти. Смешиваясь с туманом, он вился над трактом, исподволь, но настойчиво, возбуждая острую тревогу, заставляя напрячься каждый мельчайший мускул. Что странно, этот запах не привлёк ни воронов, ни стервятников, словно чья-то воля охраняла место.

Несмотря на близящийся вечер, дорога всё ещё была довольно оживлённой. Одинокие крестьянские и купеческие повозки двигались в небольшой городок, лежавший неподалёку. Несколько минут назад здесь пронеслась пятёрка всадников. Ещё раньше прошёл легковооружённый пеший патруль. И все они спешили как можно быстрее миновать этот участок, стараясь, по возможности, не смотреть на жуткие гротескные изваяния, «украшавшие» тракт, хотя те с отвратительной силой притягивали взгляд.

Густые придорожные заросли хорошо скрывали Линдара. Едва дорога опустела, мужчина бесшумно выскользнул из своего укрытия, стряхивая листву с коричневой охотничьей куртки. Свой арбалет он по-прежнему держал наготове.

«Ну иди, храбрец, раз уж решил осмотреться», - подстегнул себя оборотень и нехотя двинулся к страшным памятникам чьей-то безграничной власти… и столь же безграничной жестокости.

В воздухе жужжали и вычерчивали причудливые фигуры мухи-падальщицы, радуясь жуткому пиру. Несколько позорных столбов высилось вдоль дороги, и к ним были прикованы останки, сейчас почти потерявшие всякое сходство с живыми людьми, которыми когда-то являлись. Под каждым была прибита медная табличка с именем и местом рождения – точно издёвка над традицией ставить могильный камень у изголовья.

Черноволосая женщина, наверное, умерла совсем недавно. Её остекленевшие светло-серые глаза, устремлённые в небо, всё ещё ярко хранили в себе муку и страх, и отчаяние несправедливости, а лицо, которое смерть ещё не успела успокоить, было искажено неимоверной болью. И лицо было единственным, что осталось нетронутым. Нагое тело, накрепко прикованное к столбу, было вскрыто, но очень умело, так что смерть не наступила мгновенно. Внутренности, переплетаясь с нетронутыми пронзительно-белыми на фоне багровой плоти рёбрами, так же как будто приматывали несчастную к её столбу.

Другой казнённый, изуродованный настолько, что не представлялось возможным даже определить его пол, был лишён конечностей. Два выломанных из его развороченной грудной клетки ребра крест-накрест были вонзены ему в горло. Отрубленные руки и ноги были аккуратно сложены здесь же, под столбом.

Плоть третьего была даже не обожжена, но словно оплавлена, так что его лицо почти слилось с грудью. Застывшие кровавые «слёзы» прочерчивали себе путь из вычищенных глазниц, а рассечённый до висков рот был разверзнут в безмолвном крике.

Отсечённая кисть четвёртого намертво сжимала сердце в его же груди, с которой почти полностью была снята плоть.

Пятый...

Линдар тряхнул головой и инстинктивно стиснул арбалет так, что руку почти свело. Какофония из запахов крови, разложения, обгоревшей плоти и человеческих экскрементов ввинчивалась в его сознание. Он, конечно, успел повидать всякое, но перед этим зрелищем отступал и его опыт, и его воображение. «Верно ведь нам говорили – не стоит соваться в Энферию, – мрачно подумал оборотень. – Правитель и его жрецы, похоже, действенно справляются с бунтом… Как бы не попасть между молотом и наковальней».

Он уже развернулся, чтобы уйти, когда вдруг его внимание привлёк чей-то приглушённый стон. Голос был таким слабым, что, наверное, не будь Линдар оборотнем, он бы и вовсе не услышал.

Стон повторился. Нехотя Линдар прошёл к одному из позорных столбов, в ту сторону, откуда доносился голос. Один из несчастных был всё ещё жив, вот только оставалось ему недолго. С человека полностью была содрана кожа, и мухи уже пировали его плотью, но какой-то жестокий рок или тёмная сила не позволяли ему умереть. Даже если бы Линдар владел магией исцеления – было уже слишком поздно. Оборотень беспомощно остановился у столба и тихо выругался, не зная, что делать.