Колыбельная жрица поднимала в нём память, но память не о потерях, а о времени, когда он был спокоен и счастлив. И почти против воли внутри него рождалась надежда, что однажды он снова сумеет обрести подобное счастье, так или иначе.

Божественный голос всё лился и лился, заставляя жестокую реальность таять. Арданнор забылся, уже не чувствуя, как оседает в объятиях жрицы, проваливаясь в спокойный и приятный сон, хоть немного исцелявший сердце…

Энсору тряхнул головой, сбрасывая нахлынувшее вдруг оцепенение. Он чувствовал, как подкрадывалась и постепенно заполняла его слабость – побочный эффект эликсира бодрствования. Он не спал почти четверо суток и всё это время был полон сил, но сейчас действие эликсира подходило к концу. Платой за длительное бодрствование всегда был долгий беспробудный сон, когда кошмары безраздельно властвовали над его сознанием. Но часто это казалось более приемлемым, чем видеть сны каждую ночь.

«Наверное, будут новые раны, – устало подумал он, обречённо проходя к ложу, – но что страшнее – новые видения о Её гибели…»

Арданнор глубоко вздохнул, заставляя себя смириться, когда понял, что больше не может бороться с нахлынувшим изнеможением. Его сердце предательски сжалось в преддверии погружения в кошмар, к которому он так и не смог привыкнуть. Но почему-то сейчас его мысли осветило воспоминание о той давней беседе с Амилой Иддрайг, о надежде на освобождение.

«Как жаль, что нельзя снова услышать её колыбельную…»

Поймав себя на этой мысли, Энсору усмехнулся.

У него уже не было сил ни раздеться, ни даже держать глаза открытыми. Он опустился на ложе, воскрешая в себе память об ирреальном голосе, как будто это могло отогнать наваждения.

Но последнее, что он ощутил, проваливаясь в ждавшую его бездну, было безошибочное присутствие той, кого он искал.

Она была здесь, в Энферии.

Это был прекрасный вечер в «Печёном Яблоке» – своего рода рубеж. В конце концов, совершенно невозможно было предсказать, что ждало впереди, поэтому Линдар не загадывал возвращения. Было приятно слушать тихую музыку и гул голосов, наслаждаться местным элем… и стараться не думать о том, что всё было в последний раз. Однако отделаться от ощущения, что его жизнь изменится безвозвратно, оборотень не мог. Глубоко внутри он чувствовал, что потеряет себя – по крайней мере, такого себя, каким он знал. Если однажды он и переступит снова порог «Яблока», то это будет уже совсем другой Линдар.

«И что за мысли такие сегодня странные, мрачные?» - укорил он себя и сделал ещё несколько глотков эля.

– И всё же, я уверена – она именно благодаря тебе, наконец, решилась, – заявила Иргейл.

– Да нет же. Говорю тебе, Айлонви как-то изменилась после праздника. Он всех нас затронул.

Воительница опустила кружку и внимательно посмотрела ему в глаза, а потом вдруг взяла его руки в свои и крепко сжала.

– Не хочу снимать и тебя с позорного столба однажды, Ночной Охотник, – тихо сказала она. – Ты уж побереги себя там.

Линдар не сразу нашёлся с ответом от неожиданности, стараясь не придавать её словам дополнительный смысл.

– Пророчества Лунносветной касательно нас исключительно радужные, – заверил он с ободряющей улыбкой. – Ну, мы и сами уж постараемся не оплошать.

Иргейл кивнула, потом бросила взгляд на дверь и потянула его за руку:

– Пойдём.

Линдар удивился, но не стал спрашивать, к чему была такая спешка. Едва они успели расплатиться, как Иргейл быстро зашагала к двери, оставляя своего спутника позади. Оборотень догнал её только снаружи, но и здесь она не сбавила шаг.

Золотистый свет фонарей разгонял ночной сумрак на центральных улицах, но некоторые переулки были полны глубоких теней. Иргейл вдруг схватила Линдара за руку и потянула за собой в темноту, не говоря больше ни слова. Он не стал отталкивать её, когда она прижалась к нему всем телом, обнимая одной рукой, а другой скользя по ремню с ножами. Губами он почувствовал её дыхание, но она избегала поцелуя, хотя пальцы её вполне решительно справлялись с застёжками его дублета. Она не была ни смущённой, ни ласковой – скорее, отчаянно пыталась получить то, что зачем-то ей было нужно. Линдар обнял её за талию, отступая вместе с ней к стене для опоры. Она пахла желанием и страхом. Нежно и почти успокаивающе он коснулся губами её шеи, провёл ладонями по её спине, удерживая собственное желание в узде. Иргейл откинула голову назад, вроде бы принимая его ласку, но тело выдавало её растущее напряжение, мало общего имевшее с тем, что испытывают женщины рядом с желанным партнёром – пусть и желанным только на одну ночь.

Линдар почувствовал её ладони кожей, под рубахой, когда она, наконец, справилась с застёжками. Её касания были требовательными и нетерпеливыми, словно она боялась вот-вот передумать. Оборотень не спешил раздевать её. Он опустился поцелуями чуть ниже, пробуя, медля, и, наконец, получил вполне ожидаемый знак: Иргейл, забывшись, выдохнула другое имя. Тогда Линдар обнял воительницу за плечи и бережно перехватил её руки, останавливая.

– Я не думаю, что тебе это нужно, – шепнул он, почти касаясь губами её уха.

Иргейл вскинула голову, явно задетая.

– Это почему же? – резко спросила она. – Что, недостаточно хороша для тебя, оборотень?

Линдар покачал головой и погладил её по волосам.

– Я не отвергаю тебя. Ты красивая и смелая женщина. Но я чувствую, что после ты будешь очень жалеть, потому что боишься осквернить его память. Это я понимаю и уважаю.

– Да что ты понимаешь! – воскликнула она, вырывая руки. – Ты чужой! Ты… ты…

Её голос дрогнул, и она зло утёрла слёзы рукавом. Линдар привлёк её к себе, и она вдруг уткнулась ему в грудь, беззвучно плача. Он слишком уважал её горе, чтобы воспользоваться её одиночеством. Она совершенно не походила на женщину, желавшую утолить свои печали в чужих объятиях – нет, ей нужен был именно Джаральт. К Линдару её подтолкнуло отчаяние, а не страсть.

Оборотень вспоминал изуродованного мужчину на позорном столбе, его жуткий измученный взгляд. Он пытался представить, каким был этот Джаральт, и какой была их жизнь с Иргейл. По сути, ведь именно привёл его в Айриас, потому что со смерти мага – «случайного» акта милосердия – и началась череда этих событий.

«Спасибо тебе, – подумал Линдар. – Да обретёшь ты отдых, где бы ты ни был…»

Когда Иргейл успокоилась и попыталась отстраниться от него, он не стал препятствовать.

– Ты только не… – неуверенно начала она. – И вообще, извини меня.

– Ничего не было, – с улыбкой ответил он, застёгивая ремень с ножнами и дублет.

– Спасибо, – она с облегчением вздохнула, а потом вдруг вспомнила о чём-то: – Ох бес меня возьми, мастерская! Быстрее, пойдём. Он давно уже ждёт!

Линдару ничего не оставалось, как снова последовать за ней, на ходу оправляя одежду. Вскоре он начал узнавать улицы квартала оружейников. Оборотень и так собирался зайти к мастеру Гвинбиру, попрощаться, но удивился, что Иргейл вела его к дварфу в такой спешке.

Мастер прохаживался у дверей своей лавки. Завидев их, он воскликнул что-то на своём языке и укоризненно проворчал:

– Кажется, я теперь понимаю смысл людского выражения: «Кого посылать за собственной погибелью». Ирг, ты б его ещё к рассвету привела.

Странно было видеть её смущённой, хотя дварфу, конечно же, было невдомёк, почему именно они задержались.

– Ну вот, мы, наконец, и здесь.

– Ага. Я уже и так, пока вас ждал, у порога едва ров не прошагал. Давайте-ка быстро в лавку.

Линдар прошёл внутрь вслед за Иргейл.

– А могли бы ведь и сказать, что относитесь к той самой айриасской элите, с которой я избегал встречаться, – заметил он, беззлобно усмехнувшись. – Если б я знал, я был бы несколько… почтительнее.

– Это в смысле, в пояс бы мне кланялся при каждой встрече? Ещё чего не хватало, – отмахнулся Гвинбир, проходя за прилавок. – Мне вполне по душе было просто говорить с тобой. Я хоть стул в Совете задницей и протираю, да только от политики-то далёк, так что смущаться тебе нечего. Райдан наш – он, в общем-то, тоже мужик простой, толковый, только чин его, сам понимаешь, ко многому обязывает. Ну да хватит об этом, – дварф пристально посмотрел Линдару в глаза, да так, что у оборотня исчезло ощущение, что на него смотрели снизу вверх. – Ты, Ночной Охотник, стало быть, на нашей стороне сражаться собираешься?