Лайера была удивлена приглашением и польщена. Провести рядом с ним хотя бы пару часов, вдали от общей суеты её обязанностей, казалось просто сказочным.

– С удовольствием, если дела позволяют, – кивнула жрица.

– Ну, если всегда слишком увлекаться делами – не останется времени на то, чтобы просто пожить, – с улыбкой Странник беззаботно пожал плечами, став в этот момент больше похожим на озорного мальчишку, чем на капитана лучников. – Ну, не будь такой серьёзной, госпожа жрица. Даже времена года должны меняться, что уж говорить о настроениях!

Взяв её за руку, эльф побежал к роще, и Лайере ничего не оставалось, как последовать за ним. Какая-то чарующая лёгкость передавалась ей от Странника, затмевая собой заботы. Невольно она залюбовалась им. Гибкий, точно лесной кот, утончённо красивый и всё-таки чуждый, он притягивал её внимание с необъяснимой силой. Странно, но жрица до сих пор так и не знала его имени. Впрочем, говорили, что у него и нет имени, что он не успел пройти какое-то принятое у лесных эльфов посвящение до того рокового дня... В любом случае, его все знали только как Странника. И Странником по духу он оставался, даже обретя дом в Айриасе.

Лайера не пыталась скрыть от себя собственную симпатию... или уже больше чем просто симпатию.

Лайера мало что понимала в ведении боя, но прекрасно знала роль свою и сопровождавших её жриц. Они держались в стороне от воинов, в стороне даже от магов и не должны были принимать участие в сражении напрямую. Их задача сводилась к тому, чтобы ограничить магию жрецов Единого Ордена во время боя, а затем наложить на город защиту от скверны Акхараат. Тогда и только тогда Мидерран действительно будет принадлежать Айриасу, и вторгнуться в него сторонникам Богини – по крайней мере, магически – будет очень и очень непросто.

Лайера знала своё дело, как и её спутницы, и всё же никогда до этого ни на один город защита не накладывалась без участия Лунносветной. Сейчас, когда Верховная Жрица была то ли пленницей, то ли задержавшейся гостьей лорда-властителя Энсору, её ученицы теряли уверенность. Амила умела вдохновлять, а её мудрость, казалось, не имела пределов. Лунносветная великолепно обучила всех этих женщин, связанных теперь магией древнего Храма, но Лайера была уверена, что сейчас не только у неё одной рождается мысль: чего все они сто́ят на самом деле без присутствия Амилы? И сама она, Лайера, разве может достойно вести даже этих несколько жриц?

Впрочем, никто из них не мог позволить себе сомнений, когда на них полагалось столько людей. Да и сражение это не обещало быть кровопролитным – внезапность была на их стороне, и город охраняли не так много храмовников, чтобы противостоять отрядам генерала Брейона. Ну а городская стража, скорее всего, примет сторону повстанцев, как это часто случалось, когда люди понимали, что они защищены от гнева Ордена. К тому же, в Мидерране почитателей Акхараат не слишком жаловали, да и огромное количество чужестранцев, привозивших вместе с товаром свои собственные верования, не способствовало укреплению культа. Воины Райдана Брейона прорвутся к воротам без особых потерь, ну а штурм, без сомнений, увенчается скорым успехом. Осведомители Агнес Даннавит обещали, что в нужный момент ворота откроются изнутри.

Всё было продумано... всё должно было пройти гладко... и пока шло – даже уж как-то слишком гладко. Предчувствия не давали Лайере покоя, хотя она списывала свою зарождающуюся тревогу на отсутствие Амилы. Из своего укрытия у залива жрица в окружении своих спутниц наблюдала, как сквозь рассечённое айриасскими магами пространство высыпали отряды Райдана Брейона – так близко от города, как только позволяла защитная магия Единого Ордена. Блестяще, слаженно, как на параде, они выстроились в боевые порядки. Знамя Айриаса трепетало на сильном приморском ветру, символ Храма Луны, давшего всем им убежище: три фазы луны – серебряный диск в окружении двух обратных полумесяцев, на тёмно-синем поле. Медальоны с этим символом носили все жрицы.

Пронзительно зазвенели рога, будя город и окрестности. Храмовники били тревогу о внезапной атаке. Учитывая соотношение сил, даже при том, что в этом сражении не участвовала и треть армии Айриаса, Лайере стало почти жаль защитников Мидеррана. В конце концов, они тоже верили в то, за что сражались. В этом и был ужас междоусобной войны, где каждый защищал ничто иное, как право своих взглядов на существование. Жрица не оправдывала своих сторонников в их жестокости, порой такой необходимой просто чтобы выжить. Она знала только, что генерал Райдан Брейон никогда не отдаст приказ о бессмысленном уничтожении врагов, если те предпочтут сдаться, как бы ни сильна была его личная ненависть к Ордену и всему, что с ним было связано.

Служители Акхараат едва ли были людьми и пребывали, в представлении Лайеры, уже в каком-то пограничном состоянии. Впрочем, разве сама она, являясь проводником Сил Храма, не была уже тоже чем-то иным?.. Но вот храмовники, солдаты, защищающие порядок в стране, были совершенно нормальными людьми, со своими радостями и страхами, с семьями, ждавшими их возвращения.

«Когда же всё это закончится? Кто одержит победу в итоге?» – мысли пытали её, и Лайера сжала виски, чтобы сосредоточиться на своём деле – отслеживании тёмного волшебства Акхараат, след которого ни с чем было не перепутать.

Откуда-то издалека, словно из другой реальности, доносились крики, ржание коней и звон оружия. Мысли Лайеры снова обратились к Страннику, и она вспомнила его слова: «... Потому что это означало бы, что мы всегда и полностью оправдываем собственную жестокость – её необходимостью, злом, причинённым нам, или ещё чем, неважно...».

А ведь он происходил из народа, ценившего жизнь! Какими древними богами была проклята смертоносная красота его боевого искусства? А кто, напротив, защищал всех их, благословлял их общее дело?

«Я остаюсь в тени, защищая, хотя моё искусство тоже может убивать. Я не более чиста, чем любой из воинов, ведь я помогаю им отнимать жизни... Но каково приходится тебе, каждый раз, когда ты натягиваешь лук в выстреле, не знающем промаха? Каково тебе заставлять свои чудесные глаза и руки служить смерти, пусть даже ты сражаешься за то, во что веришь?»

Родные и друзья ждали возвращения воинов там, в Айриасе. Жрица никогда не смогла бы забыть всех тех слёз, пролитых по погибшим, всех проклятий, сыпавшихся на головы врагов, отнявших любимых. Но разве иначе звучали голоса тех, кто любил солдат Единого Ордена, кто ждал их возвращения? Ведь не с нежитью сражались повстанцы, не с неведомыми чудовищами, а со своими братьями и сёстрами, детьми одной с ними земли. Кровь и слёзы, были ли они пролиты за Законы Акхараат или за древние устои Энферии, текли в русле одной бесконечной реки страданий. Одинаково бились сердца, и одинаково это биение обрывалось, чему бы ни были подчинены мысли и чувства.

Чем больше Лайера думала о происходящем на поле боя, тем больше она разочаровывалась в смысле их дела, в своих собственных стремлениях. И в тот миг она вдруг совершенно точно поняла, что не верит ни в легенду о Рагнатеране, ни в возможность спасения страны каким-то легендарным правителем, пусть и избранным живыми энергиями самого Мира. Будь этот человек хоть трижды величайшим магом и воином, будь он хоть демоном, хоть полубогом, что мог он сделать против выбора стольких людей, против их ярости, отчаяния, уверенности в собственной правоте?

«Неужто и правда только общая беда может сплотить людей? – жрица с горечью усмехнулась своим мыслям. – Ведь это не раз доказывала история... Не иначе лишь какая-нибудь угроза даже не Энферии, а всей Этенре сумеет похоронить под собой этот многовековой конфликт».

Разумеется, легенда была аллегорией, ведь, в самом деле, смешно было представить какого-нибудь иномирного героя со светящимся мечом, выступившего в одиночку против армии. Лайера даже рассмеялась, хотя весело ей не было, но быстро затихла, чтобы не тревожить и без того напряжённых жриц. Она попыталась отыскать взглядом Странника, который должен был сопровождать генерала Брейона в этой миссии. Больше всего Лайера хотела быть там, с ним, защитить его своей магией при необходимости, но её место было здесь, рядом с сёстрами по Храму.