Линдар смущённо пожал плечами.

– Ну, вроде того, если считать, что разговор с Энсору – это сражение.

– О, ещё какое сражение! – усмехнулся Гвинбир. – Ну, стало быть, раз на нашей стороне сражаешься, значит, в обязанность мою и моей гильдии входит тебя снабдить оружием, как одного из воинов Айриаса.

С этими словами дварф достал из-под прилавка внушительный свёрток из хорошо выделанной кожи. Линдар ощутил странный укол внутри, болезненный и вместе с тем приятный. Краем глаза он заметил, как напряглась Иргейл, но не мог отвести глаз от свёртка.

– Ты говорил, что кое-что дорогое тебе ещё в бою в Твайне потерял, – продолжал дварф. – В общем, приглянулся ты ему, Ночной Охотник. А я что? Мне негоже поперёк пожеланий моих волшебных творений вставать. Они ж живые. Поспоришь с ними – так они и вовсе получаться перестанут, – оружейник шмыгнул носом, явно чувствуя себя неловко, развернул свёрток и пододвинул его к Линдару.

Не веря себе, оборотень погладил арбалет – нежнее, чем какую-нибудь робкую юную деву, решившую подарить ему свою первую ночь. Волшебное оружие отозвалось ему сладкой глубинной дрожью, точно ему уже не терпелось лечь в руки своему избранному обладателю. Линдару и саму не терпелось опробовать его, почувствовать…

– Это… бесценно… Но я разве могу принять? Мне ведь даже нечего отдать взамен.

– Ну ничего, вон, Ирг возьмём к нам на рудники, твой долг отрабатывать, – усмехнулся дварф. – Да шучу-шучу я! – поспешил добавить он, примирительно поднимая руки в ответ на хмурый взгляд воительницы.

– Этот арбалет – последняя работа Джаральта. Они с Гвинбиром зачаровывали его, – тихо проговорила Иргейл, поймав взгляд Линдара. – И выбрал он не меня, а тебя.

Оборотень почувствовал себя очень неловко и отнял руки от Кир’артру.

– Прости, я не знаю… как это работает… Зачаровка и выбор… Ты права, лучше тебе.

Воительница покачала головой и положила ему руку на плечо, с силой сжимая.

– Нет. Хорошо, что он выбрал именно тебя.

– Дело своё до конца доведи, Ночной Охотник, – серьёзно сказал дварф. – То самое Важное Дело в замке Энсору. Это и будет твоей благодарностью, платой, если захочешь.

Линдар низко поклонился Гвинбиру и Иргейл – ниже, чем кланялся кому-либо.

– Я обещаю, – ответил он. – Во мне слишком много благодарности, чтобы я мог выразить её…

Дварф был растроган, хоть и старался скрыть это. Иргейл кивнула, но Линдар заметил, что её глаза странно заблестели.

– Глядишь, и споёте вы вместе погибельную песнь Чёрным, да так, что подпоют вам сами Девы Разящие, – произнёс Гвинбир, с удовольствием глядя, как Линдар бережно берёт арбалет и взвешивает его в руках.

– Гвинбир родом с Севера. Девы Разящие – это духи, покровительствующие воинам, – пояснила Иргейл.

– Ай, Ирг, вот не умеешь ты рассказывать! – отмахнулся дварф, выкладывая на прилавок связку прекрасных арбалетных болтов. – Девы Разящие проносятся над полем боя в своих громовых колесницах, и боевой клич их наделяет верных необычайной мощью. А потом они забирают лучших из павших в своё Небесное Воинство... Впрочем, тебе я не желаю в скором времени присоединиться к Разящим, Ночной Охотник. Всему своё время. Пусть они просто направляют твою сильную руку и дарят зоркость твоим кошачьим глазам.

В тот момент Линдар жалел только о том, что не может воспроизвести в сознании облик третьего, кому был глубоко благодарен – супруга Иргейл Джаральта. Но, по крайней мере, он знал, что чудесное оружие послужит той цели, которая была желанна всем им. Уж он-то об этом позаботится.

* * *

Пробуждение было милосердным. Оковы бессилия разомкнулись, и реальность нахлынула, как свежая волна ветра, очищая, унося скверну. Омут кошмаров выпустил, наконец, измученный разум, боль тела едва ли имела значение. Небрежно Арданнор коснулся узких ранок на груди, кровь на которых запеклась уже какое-то время назад, даже если учитывать регенерацию тэйриэ, несколько более высокую, чем у людей. Это было жалким отражением того, что пытало саму его суть – бледный след ран, нанесённых сердцу и сознанию.

Энсору воспроизвёл свои последние мысли перед тем, как его сковал сон… и испустил разочарованный стон. Он больше не чувствовал присутствие Фэллконнер. Яркий привкус личности девушки просто растворился, как если бы она покинула Энферию. Арданнор больше не мог нащупать его.

По сути, то, что он вообще почувствовал Айлонви, было странным само по себе. Тэйриэ мог ощутить тех, кто жил в землях, которые защищал его клан. Но клан Энсору не заключал договор с Энферией. Это не была его земля. Арданнор не хотел думать о ней так. Он больше не собирался связывать себя ни с каким народом. «Скорее всего, дело в том, что Фэллконнер связана с моим кланом… – подумал он. – Или же мне просто показалось…»

Показалось или нет – он должен был узнать это во что бы то ни стало. В ней, в Ключе к Валрусу, была единственная надежда для них с Раэнэль.

Нехотя Арданнор признал, что пришло время покинуть Замок и возобновить охоту за ней. Он поднялся, привёл себя в порядок и позвал Кайру – благо, сейчас она оказалась рядом, а не где-то в своих исследовательских странствиях, куда периодически отправлялась. Энсору не препятствовал ей. Хоть кто-то из них ведь должен был получать удовольствие от своей новой жизни, а Кайра, к тому же, добыла для него немало полезной информации об этом мире. Она хотела сообщить ему даже больше, чем он желал и готов был слушать.

Кайра настроила портал сообразно его прикидкам – в небольшой город у западных границ Энферии. Арданнору было безразлично, как назывался этот город, и кто обитал в нём. Ему было тяжело ходить по проклятой земле, потому что каким-то образом Энферия тянулась к его чувствам тэйриэ. Его природа изменилась, но не настолько, чтобы совсем не слышать.

Кайра радовалась, что они покинули Замок вместе. Уж сколько раз она пыталась убедить его выйти, рассказывала ему что-то о происходивших здесь ужасах… Но Арданнор слишком не хотел быть вовлечён в чужие судьбы. Ничто, кроме цели, не имело для него значения.

След Фэллконнер обрывался где-то в этом невзрачном городке. Кайра набросила на них обоих личину, чтобы не привлекать любопытные взгляды. Оба Энсору смешались с толпой, собравшейся на центральной площади. Не то чтобы Арданнор хотел послушать выступавшего там человека, но он рассчитывал получить необходимый ответ.

Находиться здесь было неприятно и больно. Людские эмоции тысячами перетекавших друг в друга струй, отражением мириад мыслей, обтекали его защитные барьеры. Он не мог и не пытался различить нюансы. Но вкус одного чувства был так силён в этой толпе, что почти передавался ему самому: надежда. Чистая безумная надежда разгоралась всё сильнее с каждым словом, произнесённым резким хриплым голосом. Обладатель этого голоса явно привык отдавать даже не приказы, а команды. Его речь была простой, без изысков, свойственных аристократам. И хотя происходящее в городе имело для Энсору не больше значения, чем всё остальное в этой странной реальности, и он даже не пытался вслушиваться в смысл слов, его сердце неожиданно дрогнуло полузабытым биением…

– Вы должны ковать свою жизнь сами, а не полагаться на лживый покой, подаренный жрецами. Нельзя во всём зависеть от чужих решений, будь то даже решения так называемой судьбы! – донеслось до него.

«Судьбы?.. Не перед судьбой ли я склонился… сломался…» – вспыхнула обрывочная мысль – вспыхнула и тотчас же угасла.

Арданнор двинулся сквозь толпу, заставляя людей расступаться перед ним. Он остановился только тогда, когда увидел говорившего. В окружении воинов на помосте стоял высокий широкоплечий мужчина в тяжёлом доспехе, без шлема. К нему сквозь всё теперь было приковано внимание Энсору. Каждая мельчайшая деталь облика этого человека врезалась в сознание: резкие отточенные движения выдавали опытного солдата; иссечённое страшными шрамами не по-аристократически благородное лицо; прямой решительный взгляд серо-голубых глаз, один из которых, изуродованный, не видел... Но особенно поразило Арданнора сердце, глядевшее на мир сквозь стекло этих глаз – могучее сердце человека, пережившего не одну потерю, но ставшего благодаря этому сильным, точно клинок, закалённый в яростном пламени. Энсору узнал вкус затаённой боли этого человека – очень знакомый вкус. Но эта боль сделала воина не жалким раненым зверем, призраком его самого, но лидером, способным вести за собой и рождать непоколебимую веру – лидером, который был неиссякаемым источником сил и уверенности для всех, кто окружал его.