Он не представлял, что скажет ей, когда увидит, если увидит вообще. Как бы то ни было, пока время ещё не пришло.
Пока он должен был определиться со своей собственной жизнью. Ард был прав – исправить то, что произошло на Илтриксаре, было не под силу никому из них. А здесь – кем он был, кем мог стать здесь? Путь, намеченный тем, другим Линдаром, привёл в никуда. Энсору не был обещанным Избранником, просто не мог им быть. Его разум пошатнулся ещё на Илтриксаре, и нежелание брать на себя ответственность за другой непонятный народ было вполне… благоразумным.
Теперь, когда Линдар смотрел на пророчества Лунносветной сквозь призму своей настоящей жизни, он не мог не думать ещё кое-о-чём: что если энферийские легенды говорили не о лорде-властителе, а о леди? Энферией правили и мужчины, и женщины – здесь, как и на Илтриксаре, не делалось различий. Так что если Рагнатеран, этот их Меч-Читающий-Сердца, должен был принадлежать не королю, а королеве? Леди Норвьеру была прекрасной правительницей, происходила из другого Мира, и заботилась о своих людях. Северный Альянс, насколько Линдар успел услышать в Айриасе, уже помогал восстанию – пока в рамках торговых соглашений.
Да, уж кто-кто, а Эри могла бы принести в эти истерзанные земли мир. Она была блестящим политиком и дипломатом. И она была тэйриэ, которая никогда не забывала о своём Призвании.
Рано или поздно – Линдар был уверен – Норвьеру сделает свой ход и вмешается в энферийскую политику гораздо более открыто. Но если она и Арданнор останутся врагами и здесь – на чьей стороне будет он сам?..
Линдар уповал на то, что выбирать ему не придётся. Он должен был успеть сделать что-то, что не допустит такого поворота событий в принципе.
Оборотень прошёл по комнате, разобрал свои вещи и извлёк предмет, которого избегал касаться все эти дни – с момента возвращения памяти. Артефакт относился к его этенровской жизни, с которой он пока не знал, как быть.
К его изумлению, великолепный Кир’артру отозвался ему, сладко завибрировал под его ладонями – точно истосковавшийся по хозяину зверь. Разве что не замурлыкал. От мурлыкающего арбалета он бы точно свихнулся. Но дерево арбалетного ложа, казалось, потеплело под его ладонью и резонировало в такт его сердцебиению.
Это заставило Линдара по-новому взглянуть на нынешнее положение вещей. Тот, кого в Айриасе называли Ночным Охотником, ведь не был кем-то отдельным от него самого.
Задумчиво поглаживая арбалет, он вспоминал Иргейл и мастера Гвинбира.
«В общем, приглянулся ты ему, Ночной Охотник…»
«Этот арбалет – последняя работа Джаральта. Они с Гвинбиром зачаровывали его. И выбрал он не меня, а тебя…»
«Ты, стало быть, на нашей стороне сражаться собираешься?..»
По сути, командор тайной полиции Норвьеру был мёртв – прикрыл собой Правящую Леди во время взрыва, успел выстрелить в своего друга, и издох под одним из обелисков Валруса. Незавершённых дел у Эстора не осталось – только фатальные ошибки. В своей этенровской жизни оборотень Линдар хотел присоединиться к восстанию, хотел, чтобы его жизнь получила смысл.
Дела Айриаса были ему по-прежнему странным образом небезразличны. Глупо было полагать, что Иргейл, Гвинбир и Симрэль имели отношение только к Ночному Охотнику, и их заботы никоим образом не касались командора Эстора. Линдар Эстор и был Ночным Охотником, а значит, должен был продолжать начатое. Цель в новой жизни явилась ему своего рода подарком из тех, пренебрегать которыми было бы преступно. И возможно, в новой жизни ошибки прежней могли быть каким-то образом – не исправлены, нет… искуплены.
Решительно кивнув своим мыслям, Линдар направился к двери, по-прежнему сжимая в руке арбалет. Его ждал нелёгкий разговор с Кайрой Энсору – женщиной, разделявшей его нынешние стремления.
За окном шёл дождь, уже который день. Оставалось только радоваться, что сейчас не приходилось ночевать в лесу.
Они сидели в уютной гостиной, в больших креслах из тех, в которых уютно, но не слишком учтиво, расположиться прямо с ногами и пить глинтвейн или грог. Глинтвейн Кайра устроила. Влезать в кресло с ногами Линдар не стал, а арбалет пристроил на столике рядом.
На каминной полке тикали часы. Тёмный циферблат обнимали бронзовыми лапами два охотничьих пса, похожих на тотемного зверя клана Энсору.
Линдар подумал о том, что никогда не видел, как Кайра обращалась в пса. Может быть, она и не умела. Клановый Дар Энсору – эмпатия и невосприимчивость к магии – к ней от матери не перешла, как раз потому, что к ней перешёл дар отца, магия. Лицом она была похожа на других Энсору – те же резкие точёные черты; разве что глаза у неё были обычными, человеческими – тёмно-карими, как кусочки тёплого агата. Её мать, Вельджиру, Линдар хорошо помнил – она жила в землях Норвьеру, укрывалась там в своё время от своего брата, державшего в страхе все кланы, да так после и осела. На свою мать, пожалуй, самую мягкую из Энсору, Кайра и походила – и красотой, и грацией, и интонациями голоса.
Чародейка казалась усталой. Её мысли явно были далеки отсюда, а Линдар не знал, с чего начать. Илтриксарские события они уже давно обсудили. Кайра была первой, с кем оборотень счёл необходимым поговорить. Встретиться с Айлонви – супругой близкого друга, причиной гибели которого Линдар невольно оказался – он пока не решился.
Кажется, Кайра искренне полагала, что кроме Илтриксара им говорить не о чем. А сколько в самом деле раз можно обсуждать детали «вторжения» Норвьеру в земли клана Энсору? «Вторжения», которое вёл Артайр, и в которое даже Кайра поначалу поверила, когда её «забрали в плен», а после объяснили настоящую причину – запуск «Валруса» с целью если не спасения Илтриксара, то хотя бы отсрочки гибели всего, что они знали.
Чародейка понимала Эстора, как никто. Она ведь тоже стала участницей общей «игры» – заманить Арданнора в запуск Валруса, инициированный Норвьеру, потому как даже её аргументов Ард давно уже не слушал, поглощённый своей охотой за братом.
Но сегодня оборотень пришёл к ней совсем за другим.
– Всё казалось таким простым, когда мы только осознали себя здесь, – Линдар вздохнул. – Ничто, кроме Зова, не говорило о том, будто мы чего-то лишены. Свобода странствий, зависимость только от собственных умений, простые радости…
Кайра понимающе кивнула.
– Иногда мне тоже кажется, что было бы лучше никогда не просить Арданнора открыть чертог памяти, а просто вести́ подаренные нам новым Миром жизни.
– Не такие уж плохие были жизни, – Линдар усмехнулся. – Вот взять, к примеру, мою. Оборотень из лесов королевства Граддны в компании с хорошенькой беглой дворянкой, тоже оборотнем, путешествует по миру в поисках ключа к их общей Тайне. По дороге он, весь из себя эдакий борец за справедливость, сталкивается со злом, воплощённым в Тёмном Ордене жрецов и жестоком короле не менее жестокой, хоть и по-своему прекрасной страны. Потом он знакомится с эльфийской девой – причём королевских кровей – и попадает в плен к этому самому королю. Ну чем не сюжет для саги, а? И концовка у сказочки прорисовывается вполне положительная, а главное понятная: хорошие ребята свергают плохих, и в землях воцаряется мир.
– Ты ещё забыл добавить, что прекрасная дева дарит оборотню своё сердце, – рассмеялась Кайра.
– Точно. Это было бы как раз в сказочном духе. А на поверку оказалось, что в нашей сказке нет хороших и плохих ребят, а вместо чёрного и белого – ещё целая бесова бездна оттенков, – Линдар смерил её насмешливо оценивающим взглядом. – Пожалуй, из всех нас разве что ты тянешь на сказочную волшебницу.
– Ну, память вернулась ко мне слишком быстро, чтоб пожить в сказке, – Кайра развеларуками. – Так что пришлось мне сказочной волшебницей… стать. Самой. Уже здесь.
– Это меня в тебе и восхищает, – проговорил Линдар уже серьёзно. – Почему тебе не было безразлично? Дела повстанцев и Единого Ордена, по сути, никак не связаны с нашими жизнями. А ты, вместо того, чтоб стенать на обломках памяти, так резво погрузилась в новую жизнь, что остаётся только брать с тебя пример.