5 октября союзники, пользуясь большим превосходством в артиллерии, начали ожесточённую бомбардировку города с суши и моря. После этого начался штурм укреплений. Защитники Севастополя сражались с невиданным мужеством. Штурм они отбили, при этом уничтожили много неприятельских орудий и повредили несколько кораблей. И опять потери в людях с обеих сторон были очень большие, повторить штурм в ближайшее время противник не мог. Севастопольцы воспользовались передышкой для совершенствования своей обороны.
Умер раненный на Малаховом кургане адмирал Владимир Алексеевич Корнилов. С того тяжёлого дня все заботы о защите Севастополя легли на Павла Степановича Нахимова и его давнего соратника адмирала Владимира Ивановича Истомина.
РАССКАЗЫВАЮТ ДОКУМЕНТЫ
Теперь, дорогой друг, мы будем читать документы. Из них ты увидишь, как развивались события и какое место занимал в них Нахимов. Правда, многие эпизоды борьбы при этом останутся в стороне от нас, но зато ты почувствуешь ветер той эпохи, её дух, её речь. Надо учиться читать документы, самому осмысливать их, самому делать из них выводы. Воспитай в себе интерес к факту. Никакие, даже самые красивые, пересказы никогда не будут ценнее факта.
14 сентября 1854 года. Приказ П. С. Нахимова
«Неприятель подступает к городу, в котором весьма мало гарнизона; я в необходимости нахожусь затопить суда вверенной мне эскадры и оставшиеся на них команды с абордажным оружием присоединить к гарнизону. Я уверен в командирах, офицерах и командах, что каждый из них будет драться как герой: нас соберётся до трёх тысяч; сборный пункт на Театральной площади. О чём по эскадре объявляю».
Из записок неизвестного унтер-офицера
«В Севастополе везде кипела работа; всё бегало, суетилось. Почти все полки были вооружены лопатами, кирками, мотыгами и другими орудиями, необходимыми при постройке укреплений. Рабочие таскали землю в корзинах, в мешках, в полах шинелей, во всём, в чём было можно. Всюду возили и носили брёвна, доски, станки и орудия, снятые с потопленных кораблей. Работали не только солдаты, но даже женщинам была дана работа: они построили батарею…»
20 ноября 1854 года. Из письма артиллерийского офицера Л. Н. Толстого брату
«Город осаждён с одной стороны, с южной, на которой у нас не было никаких укреплений, когда неприятель подошёл к нему. Теперь у нас на этой стороне более 500 орудий огромного калибра и несколько рядов земляных укреплений, решительно неприступных. Я провёл неделю в крепости и до последнего дня блудил, как в лесу, между этими лабиринтами батарей. Неприятель уже более трёх недель подошёл в одном месте на 80 сажён и не идёт вперёд; при малейшем движении вперёд его засыпают градом снарядов. Дух в войсках выше всякого описания. Во времена древней Греции не было столько геройства. Корнилов, объезжая войска, вместо «здорово, ребята!» говорил: «Нужно умирать, ребята, умрёте?» – и войска отвечали: «Умрём, ваше превосходительство, ура!» И это не был эффект, а на лице каждого видно было, что не шутя, а взаправду, и уже 22 000 исполнили это обещание.
…Бомбардирование 5-го числа останется самым блестящим, славным подвигом не только в русской, но и во всемирной истории. Более 1500 орудий два дня действовали по городу и не только не дали сдаться ему, но и не заставили замолчать и одну двухсотую наших батарей…»
Из дневника участника обороны
«…Мальчики от 10-летнего возраста являются на бастионы, где с необыкновенным самоотвержением под самым сильным неприятельским огнём остаются на батареях, помогая артиллерийской прислуге, поднося заряды и снаряды; так, сын матроса 37-го флотского экипажа Максим Рыбальченко, мальчик 12 лет, во время самого сильного бомбардирования города, в продолжение 5, 6 и 7-го чисел октября, собирал ложившиеся в Аполлонову балку ядра и носил их на бастион Корнилова… В настоящее время Максим Рыбальченко находится на батарее Камчатского люнета и исполняет обязанности нумера, подающего снаряды к орудию. Товарищ Рыбальченки, сын матроса 30-го флотского экипажа, Кузьма Горбаньев [14 лет] с первых дней осады Севастополя явился на бастион № 4 и просил командующего там определить его в число артиллерийской прислуги. 2 апреля Кузьма Горбаньев ранен и после перевязки возвратился к своему месту.
Максим Рыбальченко и Кузьма Горбаньев за храбрость награждены медалями на Георгиевской ленте».
12 октября 1854 года. Из письма капитана второго ранга М. М. Коцебу М. Ф. Рейнеке
«Уважаемый любезный Михаил Францевич!
Па[вел] Степ[анович] третьего дня был на нашей стороне и просил передать вам, что, кроме незначительной царапины от штуцерной пули, пролетевшей мимо его уха, он здоров.
Сам же скажу, что П[авел] С[тепанович] как бы ищет смерти, разъезжая под самым убийственным огнём; недавно матросы без церемонии сняли его с лошади и отнесли в место, более безопасное. Он один теперь ездит по линии, воодушевляя своим присутствием и матрос, и солдат».
Из письма М. Ф. Рейнеке П. С. Нахимову 19 октября 1854 года
«…Вести из Севастополя сильно беспокоят меня – не столько опасным положением города, которое при помощи божьей может поправиться, сколько твоя отчаянная отвага… С твоим именем и при твоих понятиях об обязанностях начальника иначе и быть не может. Но для чего без нужды пускаться в самые опасные места и подвергать себя убийственному огню? К чему искать смерти? Рассуди хладнокровно и увидишь, что эта отвага для главного действующего лица не только бесполезна, но даже и вредна и опасна общему делу: тебя убьют, и дух чинов, имеющих доверие и надежду единственно к тебе, упадёт. Хорошо ещё, если найдётся человек, который не допустит пасть духу войска до отчаяния и сумеет возбудить в них за потерю любимого начальника месть к врагам. Но есть ли такой человек при тебе?..
Ради бога, мой добрый друг, береги себя для общей пользы! Только ты ещё можешь поправить или хоть поддержать дела Севастополя…»
Дорогой читатель! Давай и мы поразмыслим над этим важным письмом, как, верно, какое-то время размышлял над ним сам Нахимов. Может быть, Нахимов действительно «без нужды пускался в самые опасные места»?
Будучи каждый день готовым к смерти, Нахимов вовсе не искал её: врага мёртвые не одолеют, победа только во власти живых. Он думал именно так, и это подтверждает его приказ, в котором он подчёркивает, что победа «при большой потере со своей стороны не есть ещё полное торжество». Дальше он говорит: «…и поэтому-то я считаю долгом напомнить всем начальникам священную обязанность, на них лежащую, а именно: предварительно озаботиться, чтобы при открытии огня с неприятельских батарей не было ни одного лишнего человека не только в открытых местах и без дела, но даже прислуга у орудий и число людей для неразлучных с боем работ было ограничено крайней необходимостью. Заботливый офицер, пользуясь обстоятельствами, всегда отьпцет средство сделать экономию в людях и тем уменьшить число подвергающихся опасности».
Корнилов В. А.
Тогда почему же всё-таки сам Павел Степанович ежедневно на протяжении девяти месяцев (из одиннадцати осады) бывал в самых опасных местах? Почему он, человек высокого роста, не сменил, как другие адмиралы и генералы, свой чёрный сюртук с золотыми эполетами на солдатскую шинель и был виден издали и своим и неприятельским войскам? Ещё раз вспомним слова генерала русской армии, теоретика военного дела Драгомирова: «Работают у того, кто сам работает, и на смерть идут у того, кто сам её не сторонится». Оборона Севастополя – сплошная чреда героизма и самопожертвования. А начало этой чреды было в поведении Корнилова, Нахимова, Истомина. Нахимов пережил своих товарищей адмиралов. Владимир Иванович Истомин был убит ядром на Камчатском люнете в марте 1855 года. И Павел Степанович уже один «не сторонился смерти». Видя это, зная это, не боялись смерти другие.